- …И будет торговля женщинами, - донесся откуда-то голос Кента. - Составить состояние… Это и есть мой черствый кусок клепп, - произнес он почему-то с немецким акцентом.
Мамонт вдруг, неожиданно для себя, захохотал, запрокинув голову; упал на четвереньки. Корчась на песке, вспомнил, как давно не смеялся. Так, ухмылялся - много лет…
Он проснулся, грубо облитый кем-то водой, лежал, не в силах протестовать. Перед глазами торчала из песка полузасыпанная черная бутылка виски - ,однако, в мучительной недосягаемости от протянутой руки.
"Один. Одинокий, как вишенка в бокале", - всплыло что-то странное в покореженном мозгу.
Накрыло второй волной.
"Прибой!" - понял он. Цепко ухватил бутылку, пополз куда-то. Та оказалась открытой, он глотнул, разбавленное океанской водой, пойло.
Вдалеке, из леса торчала тонкая накренившаяся мачта с обвисшим парусом.
"Так далеко от берега?.. Откуда? - смутно подумал он. Очнувшись, сел, ощущая фантастическое количество алкоголя внутри.
Женщины вдвоем сидели на качелях, между двумя пальмами, пели тоненькими голосами. Дальше двое собирали, разбросанные при крушении катера, бутылки. Один- Пенелоп, второго узнать было невозможно - так он был покрыт песком.
Покрытый вдруг закричал голосом Кента:
- Смотри, смотри, что американ делает. Бряцаешь оружием, гад!
Мамонт увидел американский корабль в неестественной близости от них. На палубе и на берегу кипела муравьиная суета.
- Пойти посмотреть на оскал империализма? - сомневался подошедший Кент.
"Эх, не встану!" - Мамонт встал на ноги, и сразу же закружилась голова, какая-то тяжесть потянула назад, будто на спину повесили стальную плиту.
"Безумный день. Или еще утро? Безумное утро?"
Он двинулся к лесу, ощущая глубокую слабость в ногах. - "Сотрясение костного мозга?" - пришла в голову еще одна нелепая фраза.
Не дойдя до леса, Мамонт свернул за пальму.
"Из всего лексического состава языка тех индейцев только и остались слова "место, где мы все опьянели." Пять слов, - успел подумать Мамонт. Поднявшаяся изнутри, из желудка, судорога скрутила его, связала в узел, будто выжимая. - Не приняла душа."
В голове прояснилось, будто после удара.
"Извините за подробности," - пробормотал он, вытер слезы, оглянувшись, увидел, что, сидящие на берегу, мизантропы смотрят в его сторону, и кто-то указывает на него пальцем. Сквозь тупое одеревенение медленно просачивалась тоска. Парадоксальная смесь равнодушия и отчаяния.
- …Тормозную жидкость тоже, - возвращаясь, услыхал он голос Пенелопа. - Только сблевать обязательно… Выпить и сблевать. И не сдохнешь тогда, и дурь в голове останется… Ну что, бугор, стравил? - Повернулся к нему Пенелоп.
- Да уж. Чуть кишки не вывернул, - Непривычно близко Мамонт видел на корме линкора пестрый флаг, оказавшийся неожиданно большим, просто огромным. С похмелья жизнь раздражала своей чрезмерной подробностью. Что-то поплыло в голове, все стало нереально отчетливым и отстраненным, он увидел все это откуда-то извне, будто по телевизору: низко летящий над водой вертолет, бурун воды за спешащим глиссером, американец на палубе, смотрящий на него в бинокль. По берегу бежит некрасивый переводчик Квак в засученных штанах.
"Безумие! Красиво звучит… Наверное, также отстранено наблюдают за всем этим покойники с того света. И я, когда буду покойник…"
Переводчик остановился рядом, о чем-то заговорил. Внимательно глядя на его лицо с выпуклым лобиком и выпяченной челюстью, Мамонт в очередной раз подумал, как сильно напоминает Квак персонаж "Острова доктора Моро."
"Человек-пес", - пробормотал он.
- Сэр, к тебе менты приходить… - наконец, разобрал Мамонт.
"Что это я натворил?.. Вытрезвитель! - трепыхнулось внутри. Он с размаху сел в песок, схватил валяющуюся здесь бутылку. Одним длинным глотком допил остаток, обжегся воздухом и, разинув рот, уткнул голову в колени.
- Менты велел сильно просить извинять его нурушений граница острова.
Тут Мамонт увидел: вдоль берега гуськом идут несколько полицейских в светло-коричневых мундирах. Впереди - самый толстый, со, свисающими из-под фуражки, не по форме длинными, волосами.
"Сто двадцать килограммов, - на глаз определил Мамонт. - Нашествие монстров на остров…"
Полицейские остановились под пальмами, толстый двинулся к нему, за ним - ,собравшиеся по дороге, мизантропы, галдя похмельными голосами. Толстый с недоумением косился на барак, помойку, внезапно образовавшуюся здесь за ночь, котел с раскисшим осьминогом, споткнулся о кого-то, полузасыпанного песком. Тот сипло забубнил, заматерился. Квак улыбался, тыча обеими руками в сторону Мамонта. Полицейский остановился, недоверчиво глядя на скрючившегося опухшего пьяницу и молча вытирая лицо платком, потом поклонился, сложив на груди ладошки.
- Чего смотришь, японский городовой? Веселились мы, - Мамонт уперся взглядом в странный живот японца - непонятным образом он начинался сразу от основания шеи. - Культурная программа, конечно, напитки - ,конечно, алкоголесодержащие, не без этого. Редкие минуты досуга, - Он попытался встать, пошатнувшись, ухватился за древесный ствол. - Эх, и попили - не на жизнь, а на смерть.
- Я осилил три литра, - похвастался Кент. - Три литра напитков различной крепости. Мой скромный личный рекорд.
Полицейский все отирал платком темное масляное лицо, сочащееся потом. Появился откуда-то Чукигек, в бессознательном почти состоянии, согнувшись и глядя в землю, протянул руку полицейскому. Тот, не сумев скрыть недоумения, посмотрел на него, заговорил о чем-то, повернувшись к Мамонту.
- Она говорить, это ты губернатор Мамонт? - перевел Квак.
- Да, пресловутому мне принадлежит это скромное имя. Я человек с большой буквы "М".
Толстый опять о чем-то заговорил, кивая на замерших невдалеке женщин. Их сильно напудренные ночные лица при ярком свете казались неуместно реальными. Переводчик Квак о чем-то возмущенно защебетал.
- О чем разговоры, начальник! - вмешался Пенелоп. - Да забирай. Тоже мне добро.
Подбежавшие полицейские подхватили женщин под мышки. Старшая половая повисла в их руках, поджав ноги и раскачиваясь. Другой полицейский, бегущий сзади, ударил ее палкой по пяткам. Женщина завизжала, быстро и жалко засеменила босыми ногами. Пенелоп хрипло заржал.
Глядя на ее плохо выбритые подмышки, Мамонт в очередной раз подумал, как хорошо и правильно было бы жить без тела.
"И тысячи мучений, присущих телу… Бедные наши тела."
Квак семенил за японцами, что-то толковал. Мизантропы с хмурым неудовольствием глядели им вслед.
- Да! Утро вечера всегда мудренее…
"Пьянка", - Странное слово, похожее на женское имя.
- Ну и натаскал Тамарка выпивки, - пожаловался кто-то. - Как же это все выпить?
- Надоела водка, - пробормотал Мамонт. Сейчас бы пива кружку, с устатку - упарился.
- Надо бы похмелиться в медицинских целях, - закричал Кент. - По древнему обычаю острова Мизантропов. Кто у нас отвечает за алкоголизм? Я почитаю себя учеником Омара Хайяма, старикашка непременно отправился бы сейчас на материк, засел в какой-нибудь рыгаловке.
- И американ на голову садиться, - сердито заговорил Демьяныч. - Вот тебе и свобода. Конституция, блин горелый! - Он почему-то покосился на Мамонта. - А где этот?.. Директор лесопилки, Аркашка, блин, Хрущев? Пойдем к Хрущеву, айда!
- У Аркашки слабенькое есть, - крикнул, стоящий у воды, Пенелоп. - Он его в землю закапывает. Целую бочку закопал… Может последний день здесь живем. Гуляем!
- Правильно! Трудодни накопили…
- Это бочка специальная - для расчетов. Деньги на бочку и все, - опять заговорил Кент. - У нас теперь и деньги есть. Лучше бы по воде дойти, только яхту свою разбил дурак этот разрисованный.
- Бензина вот нет, - пробормотал Демьяныч. - На шаланде можно, под парусом.
- На хрен твоя шаланда средневековая, - возражал Кент. - Корыто. Ты сейчас и паруса не сможешь поднять на этом своем плавсредстве, - Он стоял, держа в обеих руках по бутылке, попеременно отпивая из них. - На моем мехплоту пойдем, на "Божьем прощении". Эй, Семен! Где он?
- А ты то заведешь плот свой? - окрысился Демьяныч.
- Небось, у тебя и бензина нет? - присоединился к нему подошедший Пенелоп.
- Может и нет. Может и придется в него спирту залить, на спирту кто хочешь дойдет. Еще не утеряно искусство соображать. Эй, чуваки, собирай бутылки! Где Козюльский Семен, курва с чефирбаком?
На палубе мехплота теперь появилась рулевая рубка - деревянная будка, похожая на дачный сортир. Кент и оба Матюковых брякали чем-то в двигателе, тот, действительно, не захотел заводиться. Стоя на берегу, Мамонт заметил, каким ничтожным выглядит мизантроповский мехплот на фоне американского линкора. Разгрузка на нем утихала, несколько, собравшихся у борта, американцев, тыча пальцами, разглядывали мизантропов в бинокли.
"Теперь мы актеры второго плана. Или просто декорация, - сказать это было некому. - Вот он, недобрый час."
- Смотри, смотри, колизей, сколько хочешь, - ворчал Демьяныч, сидящий на корточках рядом со снятым кожухом. - Это бесплатно.
"…Вкладыши, мои вы милые, вкладыши, мои вы шизокрылые", - напевал себе под нос Кент, откладывая "шизокрылые" железки в сторону.
"Я твой тонкий голосок, - напевал Кент. С его сигареты сыпался пепел внутрь распотрошенного двигателя. Угрожающе пахло бензином. - Русское поле!.."
- Взорвемся на хрен!.. Как Тамарка вчера, - бормотал Демьяныч.