Михаил Васильев - Остров: Михаил Васильев стр 28.

Шрифт
Фон

"Если спросите- откуда эти сказки и легенды…" - Где-то появился непонятный, стремительно приближающийся, гул. Над островом мчался маленький красный вертолет. Свесив неуклюжие поплавки, будто обутый в лапти, низко пролетел над арахисовым полем. На краю поля, из леса, в небо поднялся плотный столб дыма, хлопнул выстрел. Вертолет замер, будто задумавшись, попятился боком, и вдруг резко метнулся в сторону. Накренясь головой вниз, застрекотал над зеленой поверхностью океана, в сторону материка. Из леса вышел Аркадий, В майке и соломенной панаме, с ружьем, из него он обычно стрелял на поле попугаев. Заслонившись рукой, смотрел вслед вертолету.

Мамонт сидел на стопке книг и лущил, накопанный по дороге, арахис, глядя на него.

- Видал? - крикнул Аркадий, подходя, и ткнул стволом в небо. - Улетел, блядюга.

- Кто это такой? - Вкус свежего арахиса был земляным, сырым, будто он жевал комья какой-то особой почвы.

- А хрен его знает. Сволочь!.. - Аркадий помолчал. - Сегодня опять передавали… на волнах "Маяка".

- Чего передавали? - Мамонт помрачнел.

- Сегодня подняли восстание на твоих плантациях. Говорят, даже по телевизору показывали… массовые митинги и демонстрации, забастовки на предприятиях. Советские люди не желают оставаться рабами на плантациях губернатора Мамонта… Отряхаем цепи рабства, - добавил Аркадий. - Планы Мамонта, мол, понятны: изолировать советских людей от своей страны. Что там еще? Отколоть от нее так называемый спорный остров и всех превратить в своих бесправных рабов. Вроде так.

- Ничего. От забот нашей партии и правительства не скроется никто, никакой Мамонт, - мрачно высказался он. - Так и введут нас в состав СССРа. Добровольно.

- Еще говорят, что Мамонт зовет в исторический тупик, - Аркадий, задумчиво уставившись в землю, с треском скреб небритую щеку.

- Зато не к повышению удоя с каждого, яйценоскости, бля! Да хватит уже… Даже у Мамонта голова - не мусорное ведро, чтоб неизвестно чем ее набивать. И не ночной горшок. От этого вранья тошнит. По-настоящему!.. Сегодня утром так тошнило, что жрать не мог… Что за деньги такие, за которые так врут, стараются?.. Ладно, хрен с ними. Я сегодня лес продал - гуляем теперь. Так что приходи на елку, Новый Год встречать будем. Взнос небольшой, особенно для тебя. Ты, говорят, в банке деньги хранишь?

- Не, не приду. Денег нет: дебаркадер строю.

- Ну, давай мы тебе в долг?.. Под расписку. На камне, на бумаге…

- Не пойду. Бросил, не пью совсем. Как моль!

- На исправление, значит, пошел, - сказал Мамонт с внезапным для самого себя раздражением. - Твердо встал на путь.

"Совсем дошел, опустился. Все еще не успеваешь землю копать, мучить. Деньги считать…"

- На Доску почета тебя… Ну, давай копай, развлекайся дальше.

Деревья и кусты постепенно исчезли, осталась гигантская трава, некие коленчатые трубки в красноватых волосках. Потеряв тропинку, он скрылся в ней с головой. Трава становилась все выше и выше. Земля сегодня оказалась маленькой и плоской. Как когда-то давно. И солнце опять стало вертеться вокруг нее.

"Кажется, обошел круглый мир мизантропов. Давно не приходилось выполнять никакой работы. Даже такой… Не люблю когда работают, - мысленно обратился он к кому-то. - Хочу, чтобы все делалось само собой."

Он вроде бы даже торопился, с давних времен не приходилось этого делать. Трава впереди, если это была трава, становилась все жестче, ломалась все труднее.

Внезапно выйдя из чащи, Мамонт очутился у холма с картежниками - с неожиданной стороны, сзади. К Чукигеку, Кенту и Козюльскому, кажется, присоединился самый заядлый, Тамайа. Между ними стоял кувшин, как уже знал Мамонт, с просяным пивом. Равнодушно отставленный в сторону арбуз зиял красным жертвенным нутром.

"Вот оно, высшее проявление лени, - мысленно решил Мамонт. - С утра сесть за карты и выпивку… Жаль, Степана здесь нет - вот бы кто оценил."

- Я то думаю, кто это к нам по кустам пробирается, а это Мамонт простой, - заговорил Кент. - Освоил территорию? Включайся в карты, бугор.

- С утра сидите? - попытался изобразить недовольство Мамонт. Остановился рядом, пряча за спиной связку книг. Как будто застеснялся их: летом, в жару, книга почему-то выглядела предметом бесполезным и нелепым. С появлением на острове людей его действия опять стали делиться на правильные и неправильные.

- Будешь соучастником? - продолжал Кент. - Давай, не стой каменным гостем.

- Ну что, бугор, как наши черные дела? - спросил Чукигек. - Деньги достал?

- Вроде достал.

- И много? - Расспросы продолжил Козюльский. - Что-то не видать. Где тот карман государства?

- Сколько бы ни было - надолго не хватит, - высказался Кент. - Деньги - текучее вещество. Хоть много, хоть мало, вы их пропиваете с одинаковой скоростью. Таких от нищеты не спасешь ничем, даже деньгами. Вот ты, Чукигек, говоришь, я деньги люблю. А случись, поставит перед тобой судьба вопрос: жизнь или кошелек? - Надолго задумался, уставившись в карты. - Жизнь или кошелек - вот в чем вопрос. Как ни странно, многие выбирают третье: смерть, потому что за жизнь заплатить нечем.

- Говорят, вот жизненный опыт, - с неудовольствием заговорил Чукигек. - А мне кажется, что взрослые - это те, кто просто когда-то незаметно сползли с ума.

- Вот готовый хиппи. Еще один.

- Погоди, и ты скоро постареешь, - заметил, теперь устроившийся в качестве зрителя, Мамонт. - И с тобой старость стрясется.

- Все постареем, - высказался Козюльский. - Не только у тебя такая печаль.

- А я уже один раз был старым, - опять заговорил Кент. - Имел такой опыт. Давно. Как это называется?.. Одиночество и заброшенность. Ну и болезни само собой. Денег нет и тут же стал никому не нужен. Телефон молчит неделями, хоть бы кто-нибудь по ошибке позвонил - тогда сказать, что не туда попал и на хер послать. Просыпаешься, а вставать холодно, да и незачем совсем. Опять насильно заснул - опять проснулся. За окном уже темнеет. Это после того как заболел. Думали, рак.

- Я вот до больницы, до алкогольного лечения, толстый был, - заметил Козюльский. - Вроде тебя. Там постепенно весь жир из меня и вытек.

- Не хочет Тамарка проигрывать. Почему, блядь, не разоружаешься перед партией? - Кент по-прежнему с досадой глядел в свои карты. - Главный у нас карт любитель, точнее - профессионал. Давай, проигрывай, наконец, я тебе советским языком говорю.

- Следи за ним, - советовал Козюльский. - Как говорится, виляй, но проверяй.

- Потом до фарцовки догадался, - наконец-то забрав ставки, продолжил Кент, - втянулся, постепенно ожил. Хорошее ремесло фарцовка, спокойное. Совсем легко жил: вставал без будильника, когда хотел. Как птица…

Мамонт смотрел на медленно планирующего внизу, над зеленой чащей, белого попугая, поражающего широким, почти орлиным, размахом крыльев.

- …В благополучно устроенном быту малейшего толчка достаточно, чтобы нанести вред. Все было рассчитано до толщины волоса: на каком расстоянии от койки тумбочке быть, когда форточку закрыть-открыть, в какой карман "Мальборо" положить, в какой "Приму"- для стрелков. Полная гармония. Поэтому и называется такая жизнь "Раз-мерянная", все измерено значит. Вот я женился, и после этого все наперекосяк пошло, вся жизнь осыпалась. Жене сразу денег мало стало. Чем больше таскаешь, тем больше ей не хватает. Женщины все-таки проще нас и этим менее уязвимы… Из-за этого и в плаванье ушел…

- Надо тебе пиявками лечиться, - заметил Козюльский. - Сходи на болото да поймай.

- Ну да, - возразил Кент. - Тут небось и пиявки с ногу толщиной, ядовитые какие-нибудь. Да и исчезла моя аллергия. Стала неуместной… Будто и не было. Выходит, не только хорошее, но и плохое, - Кент замолчал, подозрительно следя за Тамайей, стремительно раздающим карты, глядя то на его руки, то на невозмутимое коричневое лицо с выпуклыми каменными скулами, - выходит, и неприятности, вроде вечные, вместе с досадным изменением быта могут исчезнуть.

- Философ! - проворчал Козюльский.

- А ты думал. Отнюдь не дурак. Отнюдь! Во мне даже маленькая долька еврейской крови есть… Я вас умоляю.

- Чукигек - вот кто у нас философ, - рассеянно заметил Мамонт.

- А я в журнале читал, - тут же вступил Чукигек, - что никто не знает, почему в Европе возникла научно-техническая революция. А я вот догадался. Когда-то древние греки всерьез верили, что герои бессмертны. Подобно богам. И мы тоже почему-то верим. Эти греки сильно любили соревноваться, каждый победителем, героем, хотел стать. Это от них и у нас - мода, спорт, политика. Наука и техника. Уже тыщи лет состязаемся.

В голову пришло, что это собрание игроков в мачжонг похоже на пародию на античный прауниверситет. Когда вокруг какого-нибудь Платона собирались и слушали его желающие… Мир без книг. Устный, еще плоский пока. Как он сегодня убедился.

"Вот тоже прочту цикл лекций, а гонорары буду брать овечьим сыром и виноградным уксусом. Впрочем, кто здесь ученик?.."

- …Они же придумали скульптуры не богов, а людей делать. Вроде нынешних фотографий, - продолжал Чукигек. - Я вот тоже хочу тут памятник поставить кому-нибудь. А может и нам когда-нибудь поставят. Вдруг заслужим.

- Какие греки? Какие герои? - презрительно кривился Кент. - За те же деньги все крутится. Ради них… Отсюда все виднее, конечно. Дико вспоминать: при прежнем режиме кто-то сверху о моих потребностях пытался заботиться.

Мамонт подумал, что на острове почему-то любят вспоминать прошлое.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке