- Мало у нас будто и без того забот. Теперь еще эти Избранники Киллалы. Господи, за какие грехи насылаешь ты на меня эти беды?
- Смутные времена, капитан, - усмехнулся Фогарти. - Смутные времена.
- Я им устрою смуту! - пригрозил Купер. - Попляшут у меня смутьяны на виселице в Каслбаре.
- У вас-то уж попляшут, это точно, - поддакнул Фогарти. - Вы в этом деле мастак. Только бы узнать, чьих это рук дело.
- Моих арендаторов. Вот чьих. Я их всех наперечет знаю и вижу насквозь. Если их не образумит закон, образумит мое ружье.
- Уж это точно, капитан.
- Здесь им не Дублин, у нас в Мейо порядки свои. Мы, ирландцы, здесь у себя дома и, слава богу, живем в достатке.
- Хватит ворчать, - прервала его Кейт, - лучше скажи, что собираешься делать. - Женщина она была привлекательная, хорошо очерченное лицо, большой насмешливый рот, зеленые, точно агаты, глаза.
Купер взглянул на нее и отвел взгляд.
- Фогарти, негоже на пустой желудок разговор заводить. Кейт, вели накормить его, а пока налей-ка ему чаю.
- Чай очень кстати, - обрадовался Фогарти. - Я уже два часа как позавтракал. Успел уже наказать Падди Джо, чтоб он с сыном брешь в изгороди заделал.
- Ишь какой хозяйственный, - не сдержался Купер, но тут же взял себя в руки: - Прости, Тим. Просто я сейчас сам не свой.
Он провел рукой по глазам, потер переносицу.
- Ну что вы, Сэм, я же понимаю. Такое несчастье. - Фогарти отпил чаю, положил сахару.
- Ну так что ты собираешься делать? - повторила Кейт.
- Я пятую часть земли определил под пастбища. Иного выхода у меня нет. И вы оба это понимаете. И после меня помещики так поступать будут. Да только первые шишки мне достались.
- Может, стоило повременить, пока другие начнут пастбища устраивать.
- Кейт, не сегодня завтра мы по миру пойдем, а ты говоришь "повременить". В этом распроклятом краю земля такая, что не пахать, а только скот пасти.
Комната была загромождена мебелью, и оттого в ней было тесно: широкий и длинный стол красного дерева, массивные кресла с широкими подлокотниками и высокими спинками в гобеленах, шкаф оливкового дерева. На стенах друг против друга над столом висели два темноликих портрета.
- Но тебе же не дадут, - возразила жена. - Эти жуткие Избранники не позволят и шагу ступить.
- А эти пиявки-ростовщики в Дублине? О них, думаешь, я забыл?
В маленьком кабинете через коридор стол был завален бумагами. Возможно ли, чтобы человек, владеющий обширными землями, бедствовал? И тем не менее после смерти отца оказалось, что земля заложена под большие проценты. И единственный путь - перезаложить ее. Но путь этот лет семь-восемь назад не сулил невзгод. Добрые те выпали годы, он был еще молод, не женат. Холм радости, скорее, можно было назвать "очагом вольности". Он принимал всех и всякого, конечно без роскошеств, но не отказывал никому, ни один беспутный малый в округе не миновал его дома. Принимал он не только протестантов. И братья Рутледж, и Том Белью, и Корни О’Дауд - все выходцы из старых католических семейств, отличные спутники на охоте. До сих пор на полу у входа отметины копыт - лихой Корни О’Дауд подскакал к дому, да прямо верхом - через дверь. Все это далеко позади. Сейчас черная злоба стеной выросла меж разноверами.
- Ты должен положить этому конец, - сказала жена.
Купер отхлебнул из стакана.
- Не знаю, какое из зол большее: ты или эти Избранники. Говорил ведь отец: "Жениться на католичке все равно что дом на болоте строить". - Он заерзал в кресле. - И какого черта я на тебе женился? Каждую ночь, когда сон не идет, себя спрашиваю.
Пошли дети, она, конечно же, украдкой совала им четки. Разве может быть иначе, если муж - протестант, а жена - католичка?
- Значит, не так уж часто ты себя об этом спрашиваешь.
- Что ж, хозяюшка, премного благодарен за чай, - напомнил о себе Фогарти.
- Сидите, где вас посадили, из-за стола встанете, когда разрешат, - отрезала Кейт и наклонилась через стол к мужу. - А женился ты на католичке потому, что тебя прельстила ее постель, и ты смекнул, что игра стоит свеч, в накладе не останешься.
Купер глубоко вздохнул, чтобы парировать выпад жены, но потом с шумом выдохнул.
- Ты, Кейт, права. Я в накладе не остался. Но не могу же я позволить твоим папистам…
- Ах, это уже мои паписты? Ты что же думаешь, они не тронут Томаса Трейси или Джорджа Мура? Если этих Избранников не приструнить сейчас, они ни одного помещика не пощадят. - И, опершись на стол руками, продолжала: - Неужели ты не можешь их разгадать? Горстка черни, трясущейся за свой клочок земли, да пара смутьянов-бездельников. И без доносчика тебе вовек не узнать их имен. Дождешься, к ним полграфства примкнет, клятву их примет, тогда поздно будет. А до вас, Тим, никаких слушков об этом не дошло?
- Да нет, госпожа. Когда мы согнали с земли Косого О’Молли и хижину его снесли, при дороге собралась толпа, вроде роптали, но недовольные всегда есть. Ваша правда, сегодня их здесь лишь горстка, завтра - не сосчитать.
- Слышишь, Сэм? Так пусть же люд боится тебя больше, чем этих Избранников. А запугать их - путь один: посгонять с земли, порушить дома да посадить кое-кого на телегу и свезти в Каслбар.
- Господи, Кейт, ну и жестокая же ты.
- Жестокая не я, а Ирландия. Я смотрела, как жил отец, и набиралась ума-разума. У него было чему поучиться. С одной стороны - протестанты, с другой - Избранники, а начинал он, имея лишь клочок земли в аренду - несколько сот акров скудной земли, - он разбил его на участки и сдал беднякам. И защищал он свою землю лишь кнутом со свинчаткой.
- Сейчас неподходящее время о твоем отце вспоминать, - проворчал Купер.
Старик был косматый, огромный как гора мужичище, волосы лезли даже из ушей и ноздрей. А о его кнуте со свинчаткой ходили легенды.
- Вы-то, Тим, моего отца помните?
- Еще бы, госпожа, - почтительно отозвался тот. - Как не помнить!
Что ее отец, что Фогарти - два сапога пара. Под соломенной крышей у него припрятан кожаный мешочек с серебряными шиллингами и золотыми соверенами, и каждый год он полнится и полнится. Фогарти копит на землю, поди, и участок получше присмотрел, может, даже у самого Купера. Кто до женщин охоч, кто до виски, а мужики этой породы - до земли. Скоро-скоро придет Фогарти, станет у порога, помнет в руках замызганную шляпу, так, мол, и так, хочу землицу у вас арендовать. На долгий срок. И тугой мешочек - на стол. И начнет он беднякам сам свою землю по клочку в аренду сдавать. Так и старый Мохони, отец Кейт, сорок лет назад начинал. Католики в ту пору по закону не имели права непосредственно сами покупать землю. А еще жалуются на безбожников-помещиков, хотя их же собратья и дерут с них три шкуры. Арендаторы-католики как никто обирают католиков-бедняков. Да, слуга в господа негож.
- Даже и в Каслбар везти этих бандитов не надо, - продолжала Кейт. - Пусть власти арестуют тех, кто на подозрении, да в тюрьму их, в Баллину. А если с ними миндальничать, судить-гадать, кто виновен, кто нет, они же сами потом властям по шапке. А глядишь, посадишь одного-другого молодчика за решетку, пригрозишь плетьми - шелковыми станут, как по волшебству.
- Кейт, это тебе не сорок лет назад. Сейчас нужно законное обвинение.
- А разве не ты в Киллале вершишь закон? Разве отряды тайролийских йоменов не закон? Иначе к чему было бы выбрасывать наши деньги, которых и так не хватает, на эти красные мундиры?
- Ну, это совсем другое дело, - оборвал ее Купер, он напрягся, поднял голову. - Тайролийское йоменство было сформировано, чтобы упрочить на этой земле власть нашего государя.
- Пустые слова. - Кейт кисло усмехнулась.
- Нет, отнюдь не пустые. Наш долг - охранять эти берега от французов и защищать край от повстанцев.
Кейт вдруг залилась смехом.
- Нет, Тим, вы только послушайте его. Только послушайте! - Она схватила Фогарти за рукав, словно чуя в нем союзника. - Господи, вы мужчины наивны как дети.
Все, кроме ее отца.
- Дурачина ты, - бросила она мужу. - Кто ж, по-твоему, Избранники, как не повстанцы.
- Но они же не выступают против короля! - Купер сдерживался изо всех сил. - У тебя что, ушей, что ли, нет? Не слышала, что творилось на юге и на севере? Крестьяне восстали против самого короля. Разрушили Уэксфорд. Англичанам пришлось послать армию, чтобы подавить восстание. Слава богу, у нас, в Мейо, нет никаких Объединенных ирландцев. Одни только Избранники.
- Одни только! - насмешливо передразнила жена. - А как раз они, а не уэксфордские Объединенные ирландцы пустят тебя по миру. А тебе, видишь ли, претит название "повстанцы", хотя под твоим началом сотня йоменов, которых ты обуваешь, одеваешь.
Купер покачал головой:
- Ну и страна! Только-только одно восстание подавили, теперь против Избранников войной идти!
- А какая разница? - подхватила Кейт. - Сегодня Избранники, завтра - повстанцы. Случись в Мейо мятеж, неужели твои Избранники в стороне останутся?
- Нет, ни за что!
- Вот видишь, ты и сам согласился, - успокоилась Кейт. - Бери-ка своих йоменов, прочеши все окрест. Яви им гнев господень. Так бы поступил твой отец. Хоть он и был жалким трусливым протестантом, но с Избранниками управлялся как надо.
- Говорю тебе, говорю, а ты все не слушаешь. Миновали те времена, а времена твоего отца и подавно. Мои полномочия определены в Дублине, перед Дублином мне и ответ держать.