- Он и сам не знает, что уже одной ногой в храме. А насчет мироточения икон… Какие еще нужны спектральные анализы? - Алексей потеребил свою бороду. - Тысячи, сотни тысяч свидетельств. 18 августа 1991 года, накануне путча, неподалеку от Тбилиси, в обители преподобного Антония Марткопского начала слезоточить старинная икона Богоматери. Явление плачущих икон вообще свидетельствует о близости огненных испытаний. В те августовские дни по всей Руси прошел никому не зримый единый молитвенный вздох, по всем монастырям и храмам. Некоторые силы хотели бы, чтобы пролилось как можно больше крови. Мироточила и Иверская икона в зарубежье, и многие другие. Знак того, что новые правители России встали на путь небывалого разрушения и разграбления страны.
- Об Иверской иконе я что-то такое слышал.
- Ее еще называют Вратарница, и хранилась она в Монреале, - пояснил Алексей. - Ее обрел православный чилиец Иосиф Муньос, в 1982 году, прибыв в Капсокаливию - это на юге Афона. Оттуда он пешком вышел к скиту святого Даниила. Иконописца Даниила. Там он и узрел эту икону, которая потрясла его самым необъяснимым образом. Он словно остро почувствовал некое божественное присутствие рядом. Муньос упрашивал монахов продать ему эту икону, но те наотрез отказались. И вот, когда он уже садился на корабль, чтобы плыть обратно, появился один из монахов, неся эту икону. Пресвятая Приснодева уедет с вами, - кратко сказал он. Что побудило их отдать икону? Монахи с Афона знают больше нас. Три голубя сопровождали плавание корабля. С тех пор икона источала сильнейший запах роз, а миро просто истекало потоками. Она была помещена в Монреальском храме, но ее часто возили по всему свету, исцеляя тела и души. Сам Муньос очень любил Россию, наверное даже больше, чем многие русские, говорил, что как мироносицы помазали тело Спасителя до Его Воскресения, так и Божия Матерь теперь помазывает русский народ перед воскресением России. Он считал, что у нас была самая великая империя, давшая миру несравнимую ни с чем красоту, что свет России еще будет освещать весь мир, потому что нет ни одного народа, который так пострадал за Христа, как русский… Но в 1997 году Иосиф Муньос был зверски убит, в Афинах, сама чудодейственная икона пропала, а через два месяца сгорел православный храм в Монреале.
Глаза Алексея, пока он говорил, были освещены каким-то внутренним светом, а потом потухли. Он даже прикрыл ладонью лицо, и мне показалось, что он готов заплакать. Маша с жалостью смотрела на него.
- Н-да… - произнес я. - Ну что же. Давайте решать, как нам быть дальше? Пока что я продолжаю оставаться в полном неведении. Ни вы, Алексей, ни ты, Маша, еще недорассказали свои истории до конца. Мы все время отвлекаемся. То дом рухнет, то иконы в храме начинают мироточить. А время идет.
- Да, время идет, - подтвердил Алексей, уже оправившись от душевной скорби. - Какое сегодня число?
- Двенадцатое сентября.
- Вот именно. Это день обретения нетленных мощей нашего святого благоверного князя Даниила Московского. Чудесным образом они были открыты много веков назад, когда и от надгробного-то камня почти ничего не сохранилось. И у нас с вами остается всего шесть суток, чтобы…
- Чтобы что? - поторопил его я, поскольку он внезапно умолк.
- Чтобы…
Но и на этот раз ему не удалось закончить. Потому что неожиданно… задребезжал шкаф.
4
Это выглядело совсем уж по-скотски. Ни в какие ворота. Теперь уже и мебель начинает мешать продвижению к истине. Маша, пришедшая в себя первой, подошла к шкафу и открыла дверцы.
- Здесь телефон! - с изумлением сказала она.
На нижней полке платяного шкафа действительно стоял телефонный аппарат, а провод тянулся к дырочке в углу. Звонки были весьма настойчивые и сердитые, но вскоре обиженно прекратились. Никто из нас и не собирался снимать трубку.
- Они, - произнес Алексей.
Маша закрыла дверцы шкафа и нервно закурила. А пепел, разумеется, стала стряхивать в мою кастрюлю с геранью. Садистка какая-то. Пришлось унести кастрюлю на кухню, найти там ржавую банку из-под шпрот и сунуть ей в руки.
- Давайте рассуждать логично, - сказал я. - Никто не знает, что мы здесь. Кто-то просто ошибся номером. А то, что телефон в шкафу, так это понятно: чтобы не мешал пищеварению будущим переселенцам в сектор Газа. А что? Я знал одну еврейскую семью, которая держала телевизор в собачьей конуре. Потому что детки торчали у экрана с утра до вечера. Зато пес научился включать телик и особенно пристрастился к Петросяну. Заливался лаем.
- Тебе бы все шутить, - ответила Маша.
- Тогда говорите: что за шесть суток у нас осталось?
- Хорошо, - произнес Алексей. - Но вначале вернемся к Оптиной пустыни. К той ночи. Маша, продолжай. Твое слово.
Это прозвучало как объявление сольного номера. На авансцену, сквозь дымовую завесу, выступила Мария Треплева.
- Меня так напугал тот ужасный старик, что я даже не поняла, каким образом он внезапно исчез, словно растворившись в воздухе, - стала говорить она. - Но мне казалось, что он вновь может выползти из какой-нибудь щели в стене. Оставаться одной в гостиничном номере было страшно. И я отправилась на поиски Алексея. Хорошо хоть ночь была теплая, но проблуждала я, наверное, часа три или четыре.
- А встретились мы лишь на рассвете, под утро, - продолжил Алексей. - Надо ли добавлять, что оба мы были потрясены увиденным и услышанным? Но еще одно испытание, как оказалось, ожидало впереди.
- Когда мы с Алешей вошли в гостиничный номер, - подхватила эстафету Маша, - то увидели на кровати тетушку. Сначала я подумала, что она крепко спит.
- Но женщина была мертва, - дополнил Алексей. - Мне, как врачу, это стало ясным сразу. Одеяло было надвинуто до подбородка. А когда я приподнял его, то обнаружил, что шея стянута кожаным ремешком.
- Ее удавили, - пояснила Маша. - Причем именно этот ремешок я видела на платье ее племянницы. Или кем там она приходилась тетушке на самом деле…
- Сундучка в номере не было, - закончил Алексей.
Оба они в молчании смотрели на меня, словно ожидая вердикт судьи.
- Что же было потом? - спросил я.
- Мы тотчас же покинули номер и пешком отправились на станцию, - ответила Маша. - А что, по-твоему, оставалось делать? Держать ответ перед милицией? Да нас бы первых и обвинили.
- Так ты полагаешь, что женщину задушила ее молодая спутница? Из-за сундучка?
- Не знаю. Но меня дрожь охватывает, когда я представляю, что было бы со мной, останься я в ту ночь в номере. Может быть, этот ремешок затянулся бы на моей шее, - и Маша дотронулась рукой до своего лебединого горлышка. И добавила: - А ведь ужасный старик и у меня допытывался: где этот сундук? Бр-рр…
- Видение Льва Толстого не имеет материальной силы, оно тут конечно же ни при чем, - произнес Алексей. - Да и щипала-то Маша, скорее всего, себя сама, со страха. А убийство женщины вполне конкретно, реально. И у меня есть две версии на сей счет. Если позволите, я их изложу.
- Валяйте, - с видом Эркюля Пуаро отозвался я.
- Первая. Тетушку действительно удавила ее племянница, не знаю из-за чего. Но Маша ведь говорила, что они спорили или ссорились. Потом девушка захватила сундучок и исчезла до нашего прихода.
- Логично, - согласился я. - Хорошо бы еще знать, что за ценности хранились внутри сундучка.
- Конечно, - кивнул Алексей. - В том-то все и дело. Убийство, как мне представляется, непременно произошло из-за овладения сундучком. Отсюда и вторая версия. В момент преступления молодой паломницы в номере… не было.
- Эге.
- Да, не было. Убийство совершено третьим лицом или лицами. А девушка с сундучком была уже далеко от Оптиной пустыни. Возможно, женщин выслеживали и они чувствовали опасность. Чтобы спасти свою ценную ношу, тетушка передала сундучок племяннице и та поспешно бежала. А сама женщина, чтобы отвлечь преступников, вернулась в номер, где и приняла мучительную смерть.
- А ремешок? - спросил я. - Это же улика не в пользу племянницы.
- В пользу, - взяла слово Мария. - Как раз в пользу, потому что такую улику хитрый преступник никогда бы не оставил. Я думаю, что она забыла свой ремешок второпях. Как и я второпях прихватила ее сумку. Помнишь, я говорила, что они висели рядом?
- А где же тогда твоя?
- Или у этой девушки, или… у настоящих убийц.
- Скорее всего, у преступников, поскольку они вышли на наш след, - добавил Алексей. - Они или кто другой, но охота открылась.
- В сумочке у меня лежал читательский билет в библиотеку, по которому не так уж трудно вычислить адрес. Но мы дома и не появлялись, жили на даче, пока не почувствовали, что слежка началась и там. Возле участка крутились каких-то два подозрительных типа с бульдожьими мордами. Типичные братки, скорее всего, нанятые тем, кто убил тетушку. Выжидали чего-то. Но с наступлением темноты через соседний участок мы бежали на станцию. А еще через день я узнаю, что дача сгорела. Позвонила соседке на мобильный. Более того, другая моя соседка, уже по дому в Москве, с которой я тоже связалась, сообщила мне, что моя квартира разграблена. Но ехать туда у меня не было никакого желания. Как и на пепелище.
- Эге-ге! - вновь вырвалось у меня, уже с присвистом. - Но что им может быть от тебя нужно?
- Сумочка племянницы, - ответил за Машу Алексей. - Если мы принимаем вторую версию убийства, то будем рассуждать так. Преступники знают, что сундучок у девушки. Сумочка Маши - у преступников. А у Маши - сумочка девушки. Теперь, чтобы выйти и добраться до племянницы, им нужна Маша. Только так, насколько я понимаю, они смогут дотянуться до сундучка.
- Пожалуй, вы правы, - согласился я.