- Да это я так, в шутку! - отмахнулся Владимир. - От нечего делать. Мне моей пенсии хватает. Просто интересно наблюдать людей. Какие они все разные… Когда расстаются с денежкой.
- Володя, а сколько вы нас сможете перетерпеть? - спросила Маша. - Неделю, месяц?
- Год, - ответил он. - И еще шесть дней. Потом наступит конец света. Я это физико-математически вычислил.
Алексей долго мялся, но все же задал мучивший его вопрос:
- Позвольте полюбопытствовать: а почему вы ходите в разных ботинках?
- А потому, чтобы меня об этом постоянно спрашивали, - отозвался Владимир и подмигнул ему.
Так мы оказались в его двухкомнатной квартире на 9‑й Парковой. Была она вся в пыли и паутине, но вода из кранов текла и лампочки горели. Запах только стоял какой-то кисло-сладкий, словно где-то под диваном лежал труп, забытый перед отъездом в сектор Газа. Но оказалось, что это всего-навсего полмешка с картошкой. Точнее то, во что она превратилась за эти три года.
- Типичная еврейская помойница, - выразилась Маша, первым делом выбросив гнилой картофель в мусоропровод. Потом взяла веник и принялась наводить порядок. Но очень быстро утомилась и села рядом с нами смотреть последние теленовости. Сам Володя к этому времени вернулся на развалины, в надежде собрать кое-что из своих вещей. Мне на мои вещи было плевать. Кроме того, наш разговор с Алексеем еще далеко не был закончен…
2
Странно, но мною сейчас владело и некое безразличие к собственной судьбе, и в то же время необычайное нервное возбуждение. Я по натуре ипохондрик с элементами здорового цинизма, если не сказать еще хуже: разочарованный странник. Поэтому не вижу ничего скверного в переезде с одного места на другое, из одного мира - в иной.
Поливая из чайника свою спасенную герань в кастрюле, я произнес:
- Итак, продолжим нашу увлекательную беседу. Пока не развалился и этот дом. А то это уже станет доброй традицией. Сами-то вы как думаете: с чего подобная чертовщина приключилась? Только не говорите мне о силах из преисподней, которые вас преследуют. Лучше уж принять версию о взрыве бытового газа.
- Землятресение, оно ведь тоже из преисподней, - как-то уклончиво отозвался Алексей. - Но преследуют нас вполне конкретные люди. Или нелюди, как вам больше понравится.
- Не нравится мне ни то, ни другое, - сказал я. - И вообще я лицо постороннее. Даже уже не жених.
- Но был им, - с обезоруживающей женской логикой возразила Маша, будто ставя мне на лоб штамп.
Оставалось лишь горько усмехнуться и спросить:
- Так от кого вы скрываетесь? Алексей кивнул в сторону нашей невесты:
- Пусть Машенька и расскажет. Поскольку это была ее затея.
То, что мне довелось услышать в ближайшие полчаса, казалось невероятным… Впрочем, и все последующие события стали приобретать какой-то ирреальный, фантастический оборот.
- Пока Алеша бродил по Оптиной пустыни, я оставалась в номере гостиницы, - начала говорить она. - Обычно в такие номера казарменного типа набивается по двадцать, а то и тридцать паломников. Но в этот раз нас почему-то было лишь трое. Я, пожилая женщина и молоденькая девушка, которая называла свою старшую спутницу тетушка. Обе они были в темных скромных платьях и платках, как положено. Держались очень скованно и напряженно. Я, как ты знаешь, девушка компанейская…
- Не то слово! - вставил я.
- …но разговорить их не могла. Никак. Да они и между собой-то почти не разговаривали. И еще я обратила внимание на их довольно странную поклажу. Это был старый сундучок. Не чемодан, а именно сундучок, скорее всего фанерный, обитый кожей, перетянутый ремнями и с замочками. Такие я видела только в кинохронике. В каком-то документальном фильме о революции. Я еще подумала, что этот сундучок, наверное, страшно тяжелый, и как они его сумели дотащить до гостиницы? А когда обе паломницы на минутку покинули номер, я не удержалась и взялась за ручку на сундучке, чтобы поднять.
- Не удивлюсь, если бы ты еще и заглянула внутрь, - сказал я.
- Замки мешали, - с искренним очарованием ответила Маша. - Так вот, сундучок оказался необыкновенно легким, словно пушинка. Его мог бы унести и ребенок. Он казался практически невесомым. Будто сейчас же мог воспарить, как воздушный шар. Скорее всего, он был абсолютно пуст.
- Умели делать в те времена, - задумчиво произнес Алексей. - Ничего лишнего.
- Когда паломницы вернулись и увидели меня возле сундучка, они ужасно рассердились, - продолжила Маша. - Особенно, тетушка. Нет, она не кричала, но так зыркнула на меня глазами, что я сразу же отскочила на десять метров. Больше они от своего сундучка не отходили. Я сидела себе тихонько на своей кровати и читала Авву Дорофея Душеполезные поучения…
- Не лукавь! - погрозил я пальцем.
- Ну хорошо, - поправилась она. - Это был не Авва Дорофей, а новый роман Проханова. И прислушивалась к их разговору. Они говорили шепотом, и ни слова нельзя было разобрать. Но у меня создалось такое впечатление, что они о чем-то спорят. Или даже ссорятся. Через полчаса паломницы встали, взяли свой сундучок и ушли.
Я подумала, что насовсем. Потому что девушка забрала и свою сумочку, которая висела возле дверей. Там же, кстати, была и моя сумка.
- Внимание! - поднял палец Алексей.
А я и так слушал, развесив уши. Хотя ничего пока не понимал. Я просто уже устал их понимать, обоих.
- Дальше началось вообще что-то несусветное, - продолжала Маша. - Уже давно стемнело, а Алексея все нет - он должен был за мной зайти…
- Я в это время стоял возле того заброшенного скита, - напомнил он.
- Где тоже подслушивали разговор, - добавил я. - Кстати, кто же были те двое? И что вы узнали из их беседы?
- Потом, потом! - замахал он руками и вновь обратился к Маше. Лабиринт какой-то! - подумал я, но больше не перебивал. Пусть все течет, как положено.
- Я прилегла на кровать и вздремнула, - продолжила свое повествование Маша. - Но сон как-то не шел, было ощущение густого плотного тумана. И вдруг я увидела в проходе старика. Как он сюда попал? Дверь же была закрыта. Старик этот имел неприглядный и страшный вид: борода всклокочена, брови нависли, а из-под бровей - глаза-колючки, будто иглы… Словно впиваются в самое сердце. И он ко мне двигался! Да еще клюкой размахивал. Господи, я испугалась так, что вскочила с кровати и забилась в угол. А старик начал шипеть, бормотать всякое. Примерно следующее, хотя я тогда и не все понимала: Я тебе покажу!.. Хочешь от меня уйти?.. Врешь, не уйдешь!.. По монахам стала шляться, каяться хочешь?.. Я тебе покажу покаяние!.. Я тебя и в грех, и в блуд введу, так и знай!.. Где сундучок, куда спрятала?..
Маша довольно красочно изображала шипение и бормотание старика, а вместо клюки размахивала пультом от телевизора. Все-таки в ней пропадала хорошая актриса. Если не великая, то хотя бы второго плана. В азарте она нажала на пульте кнопку, телевизор включился, а на экране вновь возникла панорама моего обрушившегося дома. Шли очередные новости. И в который раз мне тыкала в зубы микрофон корреспондентка, а я продолжал трогательно прижимать к груди кастрюлю в геранью. В следующем кадре появился мэр в кепке и с разъяснениями.
- Говори, оторва проклятая, куда сундук дела? - зашипела Машенька. - Почто от меня прячешься?
- Мы разберемся и с этим происшествием, - ответил мэр. - Все виновные, даю вам обещание, будут наказаны.
- Кто же это был? - ошарашенно спросил я.
- Это был взрыв бытового газа, вне всякого сомнения, - пояснил мэр. - Так, по крайней мере, утверждают специалисты. Строительство станции метрополитена здесь ни при чем. Работы велись технологически…
- У-у-ууу!.. - зловеще взвыла Маша. - Да ты знаешь, кто я такой?.. Что я могу с тобой сделать?..
- Я сделаю все, чтобы пострадавшие обрели новое жилье, - нисколько не испугался мэр и даже лихо поправил кепку. - Новое, улучшенной планировки…
- И на том свете, - добавил уже я, отобрал у Машеньки пульт и вырубил телевизор. - Остынь, детка. Не пили воздух руками, сядь и успокойся.
Она рухнула в кресло, улыбнулась и произнесла:
- А знаешь, как было страшно?
- Да тебе, наверное, все это просто приснилось.
- Да? А синяки на руке? Он ведь еще и щипал меня, старик этот. Гусь лапчатый.
- Кто же тогда был этот… - я посмотрел на Алексея.
- Ну, тут-то все просто и понятно, - отозвался он. - Лев Толстой.
Нечасто у меня отваливается челюсть.
- Чего-о?!
- Да-да, он там давно появляется, еще с двадцатых годов прошлого века, об этом многие паломники рассказывали, есть свидетельства. Особенно любил свой номер, но когда ту старую гостиницу снесли, теперь по другим шляется. Путает. Вы же знаете, что Священный синод отлучил его от церкви за хулу и глумление над Господом. Страшно повторять, но Толстой писал, что Христос оттого называл себя Сыном Божиим, что был незаконнорожденный, что был нищий, которого высекли и повесили… Не зря Иоанн Кронштадтский писал, что этот графчик яснополянский, наш русский антихрист смутил всю нашу интеллигенцию, развратил молодежь и сотни тысяч пошли за ним. А отчего ж не пойти, коли весело, свободно и все дозволено? Коли Бога нет.
- Как нынче, - кивнул я.