3
- На-чи-на-ет-ся! - раздельно произнесла Маша.
- Не снимайте трубку, - добавил Алексей.
- Кой черт? - отозвался я и пошел к телефону.
Второй сбежавшей невесты у меня нет, поэтому я не предполагал, кто еще может меня разбудить в эту ночь? Но было как-то не по себе. Словно меня ожидал зубной врач со своими инструментами. Однако когда я снял трубку, этот зубной врач оказался каким-то малоразговорчивым. И придуроковатым…
- Ну? - нетерпеливо спросил я.
- Че ну? - отозвались на том конце. Хрипло.
- Это я спрашиваю: ну че?
- Ты это… Кончай гнать. Тебе мало, что ли, вломили?
- Когда?
- Че когда? Совсем оборзел, что ли? Не лепи дуру-то.
- Какую?
- Во дает! Еще спрашивает. Баран.
- Кто баран?
- Ну не я же? Фуфель начищу.
Разговор становился все более интересным. Главное - репрезентативным, как нынче и принято. На том конце провода хохотнули.
- Толяна разбуди, - сказал тот же хриплый бас.
- Сщас, - ответил я. - Где я его тебе возьму? Тормози-ка. Ты вообще куда звонишь-то, брателло?
- В морг.
И после небольшой паузы:
- Сторож на месте?
- Я за сторожа. И вообще это квартира.
Опять молчание. И уже другим тоном:
- Понял. Базара нет. Сторожи дальше, братан.
Трубку повесили. А я вернулся на кухню.
- Ошиблись номером.
- А голос… хриплый такой? - тревожно спросила Маша.
- Ну да. Отморозок. И по фене ботает.
- И что говорил? - поинтересовался Алексей.
- Да ерунду всякую. Сторожа хотел из морга.
Они еще более тревожно переглянулись, а я непонимающе посмотрел на них.
- Не все так просто, - сказал Алексей, покачивая головой.
- Кажется, идут по следу, - подтвердила Маша.
- Да что в конце концов происходит? - спросил я, начиная злиться. Какое отношение имеет телефонный приблатненный тип к ним обоим? А уж тем более к нашей ночной сакральной беседе? К Великой Дивеевой Тайне, о которой только что рассуждал Алексей?
- Объяснить будет трудно, - горьковато промолвил он.
- И все же. Только не начинайте опять с какого-нибудь дремучего пятнадцатого века, - сказал я. - Еще кофе будем?
- Будем, - ответила Маша и взяла дело его приготовления в свои нежные руки. Заодно полезла в холодильник и вытащила остатки сыра. Больше у меня, как правило, ничего нет. Я предпочитаю питаться где-нибудь по пути, в кафешках.
- То, что Серафим Саровский воскреснет и будет пытаться спасти нас, Россию, вы уже знаете, - продолжил Алексей. - Но когда это произойдет? В какие сроки? На это могла бы дать ответ разгадка другой тайны - Оптиной пустыни. Потому что все это каким-то непостижимым образом промыслительно связано. Как связано абсолютно все в этом мире, человеческий волос и губительное цунами, начало и конец алфавита, день и ночь. Область Таинственного настолько глубока, что мы буквально плаваем в ней, не видя берегов. Не замечая, не желая замечать тех знаков и символов, которые нам посылает Всевышний. А от всего странного и непонятного пытаемся уклониться. Ведь многие даже воцерковленные люди и иерархи не желают верить в то, что апостол Иоанн, любимый ученик Христа, тайновидец, которому на острове Патмос была открыта самая загадочная книга - "Апокалипсис", вовсе не умирал, а чудесным образом сохраняем где-то Богом на земле, чтобы зримо и явно руководить Церковью перед самым концом истории. А стоит лишь вчитаться в текст Евангелия, и все станет ясно. На вопрос Петра об Иоанне Господь прямо отвечает: Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе? Понимаете: пребыл на земле до тех пор, пока не настанет срок Второго Пришествия.
- Вроде смотрящего по Вселенной, - пробормотал я и задал совершенно глупый вопрос: - А где сохраняем-то?
- Коли Русь - это Престол Господа, то где-то здесь, - совершенно серьезно ответил Алексей. - По всем святоотеческим пророчествам - и даже не только православным - мир спасет и удержит именно Россия. Теперь стало модным словечко глобализм. Но это лишь иное название вселенского тоталитаризма, попытка установления нового мирового, практически фашистского порядка, с единой экуменистической религией.
- Чуешь, куда дело клонится? - по-простому обратилась ко мне Маша. - Серой запахло.
Я принюхался, но уловил лишь легкий аромат Машиных духов. По-прежнему предпочитает Пуазон.
- Все признаки скорого явления антихриста налицо, - согласно кивнул Алексей. - Я вам не стану их сейчас перечислять, чтобы не загружать чрез меру. Да вы и сами, поди, знаете. Одних лжепророков развелось столько, что ступить некуда. Как тараканы повылазили. Одно лишь скажу - из "Откровения" Иоанна - Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся. Изменимся внезапно и в мгновение ока.
Он замолчал, тяжело вздохнув и принявшись, после некоторого раздумья, за бутерброд с сыром.
- Ну хорошо, - произнес я. - Хотя чего хорошего-то? А Оптина пустынь при чем?
- …Тут вот в чем дело, - отозвался он не сразу. Пережевывал. А Маша подошла к окну, одернула штору и поглядела на улицу.
- Вроде никого, - сказала она.
- Дело вот в чем, - повторил Алексей. Но и сам тоже встал и выглянул в окошко, словно не доверяя никому. И в третий раз произнес: - В чем тут дело - так это… в ливанских кедрах.
Признаться, после его слов я решил, что у парня немного не в порядке с головой. Может быть, у Маши тоже. Ну, у нее-то в хорошенькой головке давно сквозняк, это я знал точно. Но вот кто из них на кого больше влияет, следовало еще разобраться. Впрочем, дальнейший ход рассуждений Алексея опроверг мои мысли.
- В свое время, более ста пятидесяти лет назад, саженцы кедров были привезены в Оптину пустынь и посажены в отдаленном скиту, - начал рассказывать Алексей. - Занимался этим старец Макарий, которому было открыто многое из того, что неизвестно простым смертным. Собственно, он выполнял волю Божию. И деревья эти были посажены под определенными углами. В виде клинообразного письма. На малом клочке земли, при помощи кедров, заключена великая тайна, прочесть которую пока никто не смог. Долгое время никто даже не знал о том, что деревья старца несут людям некое последнее послание, возможно самое главное в конце истории. А впервые об этом в 1910 году упомянул схиархимандрит Варсонофий в беседе с другим священником, вовсе не желая того, чтобы это стало достоянием гласности. Но завеса таинственности приоткрылась, по России поползли слухи. С тех пор многие пытались прочесть Книгу Кедров. Но что говорить о мирянах, если даже сами насельники Оптиной пустыни сделать это не в силах? Очевидно, страницы эти откроются только самому избранному. Ведь много званых, как мы знаем из Библии, но мало избранных. А сейчас, может быть, их и вовсе пока что нет… Или есть, но еще не пришел срок, - добавил он шепотом.
- Голову даю на отсечение, что вы не раз посещали Оптину пустынь и блуждали в кедровой роще, - произнес я.
Алексей кивнул, покраснев при этом, как уличенный школьник.
- Последний раз я был там на прошлой неделе, - сказал он.
- Мы вместе были, - дополнила Маша. - Только я оставалась в гостинице для паломников.
- Да. Дело происходило поздно вечером, - продолжил Алексей. Голос его звучал торжественно и серьезно. - Я действительно неоднократно пытался постичь эти клинообразные письмена, заключенные в ливанских кедрах. Наивный! Вот что значит чрезмерная гордыня. Но зато… в тот вечер мне совершенно неожиданно открылось иное… иная тайна. Даже не знаю, как и назвать то, что я увидел и услышал.
В этот момент произошел первый толчок. Позже, анализируя ночные события, я пришел к выводу, что слабое сотрясение дома сопровождалось еще и каким-то неявным и тихим гулом, словно урчанием скрытого под землей зверя, просыпающегося и готового к броску. Но в те минуты никто из нас не обратил внимания ни на этот толчок, ни на утробный гул. А я так и вовсе механически посчитал эти явления за издержки метростроения, к которым давно привык. Лишь придержал рукой зазвеневшую в чашке ложечку.
- Продолжайте, - попросил я, поскольку Алексей будто собирался с силами и молчал. А может, нарочно тянул паузу? Я заметил, что в нем было что-то актерское, театральное. Наверное, эта дурацкая борода лопатой, за которую так и хотелось дернуть и проверить: не фальшивая ли?
- В потемках я выбрел на заброшенный скит, который никогда прежде не замечал, - стал повествовать дальше Алексей. - Не был он указан на карте Оптиной пустыни, готов поклясться. А если и был, то на очень старых. Я вообще не мог понять, каким образом вышел к нему. Но в скиту горел свет. Огонек свечи или лампадки едва пробивался сквозь крохотное слюдяное окошко. Ноги сами привели меня к открытой дверце. Войти внутрь можно было только согнувшись чуть ли не пополам. Но я и не собирался входить, потому что уже слышал голоса. Два голоса. Один старческий, мягкий, другой - более молодой и какой-то нервный, с легким заиканием. Я еще подумал, что кто-то из оптинских монахов-схимников принимает запозднившегося паломника. Зачем мешать? Да так оно, в принципе, и было на самом деле. Хотелось лишь почему-то узнать: что за старец или иерей ведет столь поздний прием и кто этот паломник? Дело в том, что я знал практически всех насельников Оптиной пустыни. Заинтересовала меня и протекавшая между ними беседа. Понимаю, что я вел себя очень глупо, стоя в дверях и подслушивая, но…
С этими словами Алексей виновато развел в стороны руки и в очередной раз покраснел. Цвет лица, - это я тоже заметил, - менялся у него довольно часто. Гораздо чаще, чем у выпускниц Смольного. Так я думаю, хотя самому с этими выпускницами познакомиться не довелось.
И тут все мы услышали громкий стук в дверь.