Тогда негодница, бросив на меня победительный взгляд, воскликнула:
- Ваш сын забывается в миг любви настолько, что называет меня именем его истинной пассии!
Я растерялся. Я знал за собой этот порок, но ничего не мог с ним поделать. Я по сей день сплю только с теми женщинами, которым могу доверять всецело, ибо во время соития сознание покидает меня и потом я никогда не могу вспомнить моих собственных слов и речей. (Воспоминания и ощущения плотские живут во мне настолько долго и ярко, что на слова и мысли просто не остается места.)
Я не сомневался, что мог называть сестру Бог знает чьим именем, но само имя начисто ускользнуло из моей памяти. Матушка, осведомленная об этой моей слабости из донесений ее агентов, снисходительно усмехнулась и, с сочувствием поглядев на меня, спросила:
- Как же зовут предмет столь тайной страсти?
Сестра посмотрела на меня, лицо ее приняло злорадное и мстительное выражение, и она отчеканила:
- Ее зовут…. ШАРЛОТТОЙ. Накажите ж преступника!
По сей день не могу забыть выражения матушкиного лица. Она будто не слышала этих слов, а лицо ее обратилось в непроницаемую каменную маску. Старый раввин сидел, зажмурив глаза и губы его быстро шевелились. Потом матушка встала, как сомнамбула, и хлестнула рукой наотмашь, - без замаха от бедра, длинной, как кнут, рукой. Мне было настолько не по себе и так жутко, что я хотел умереть от этого удара, но матушкина рука, просвистев в каком-то дюйме от моей щеки, со всей силой врезалась в щеку моей сестры. Матушка же, отворачиваясь от нас, каким-то серым и усталым голосом прошептала:
- Поди вон, лживая тварь…" - а потом глухо добавила, - "Это - грех. Твоей прусской кузине Шарлотте лет шесть - не больше. Я еще могу понять эту страсть к девицам постарше, но к такой крохе… Это большой грех. Извольте немедля собраться в дорогу. Армия отучит тебя от таких глупостей.
С этими словами матушка вышла из нашей крохотной комнатки, а Дашка прямо вжалась в стену, убираясь с ее дороги. Потом, когда мы с раввином остались одни, он тихонько откашлялся и произнес:
- До сего дня я и не примечал, насколько они… схожи. В сумерках, они, верно, и впрямь - на одно лицо?
- Кто они?" - Бен Леви я смог посмотреть в глаза, - "Вы не поняли, реббе! Шарлотта - родовое имя в нашей семье. Равно как я - на самом деле, - Карл Александр, так и Дашка - на самом-то деле - Доротея Шарлотта! Она так - нарочно! Это ж ее собственное - родовое Имя!
Тогда Учитель обнял меня, расцеловал в обе щеки и прошептал:
- Это Кровь. Гипнотические таланты фон Шеллингов влекут припадки падучей. Фантазии Эйлеров слишком часто терзают их душу. За все в этом мире нужно платить…
Собирайся с дорогу, мой мальчик. И помни, что здесь тебя Любят, помнят и ждут. Когда станет невмоготу, возвращайся. Мы будем ждать тебя. Но…
Ради ее души и рассудка, - не торопись домой. Ей сейчас сорок. Постарайся вернуться лет через десять. Время, - вот лучший бальзам на сию рану. Возраст - вот лучшее средство ото всех ваших бесов…
* * *
Анекдот А.Х. Бенкендорфа из журнала графини Элен Нессельрод.
Запись декабря 1807 года.
(Игра в анекдоты стала весьма популярной в высшем обществе революционной Франции, вытеснив собою игру в фанты. Правила игры, - нужно по заданной теме придумать и занятно рассказать (или пересказать) историю, которая будто бы приключилась с вами или известным историческим персонажем. Игра в анекдоты "по якобинским правилам" стала главным развлечением салона графини Нессельрод. С 1810 года я числюсь лучшим игроком "в анекдоты". После смерти Элен Нессельрод в 1842 году и закрытия ее салона игра в анекдоты в Империи прекращается.)
Тема: "О дурных привычках".
"Когда я был маленьким, я был очень застенчив. От этой беды - все время грыз ногти. Как со мной не бились - никак не могли избавить меня от этой напасти.
К счастью, пятнадцати лет от роду приказом Императора Павла меня сделали прапорщиком Лейб-Гвардии Семеновского полка. Я надел гвардейскую форму, новый офицерский мундир с начищенными ботфортами и, хоть и остался застенчив, теперь уж не грыз ногти. Из-за сапог".
ЧАСТЬ IIIa. Армейские сапоги
Слезы и пот немногого стоят, - История пишется Кровью.
В моем взводе было тридцать девять штыков, считая со мной. Взвод делился на три отделения по десять человек в каждом. Во главе каждого офицер. Плюс я - командир взвода. И…
Пять мальчиков, приятных во всех отношениях. По одному в каждый взвод, один на троих офицеров и еще один - для меня лично.
В случае войны мой взвод "разворачивался" до размеров нормального батальона и поэтому рядовых солдат у нас не было.
Отделение Петера составляли крепкие ребята из деревень. Дети кузнецов, мельников и лесничих. С детства они привыкли покрикивать на родительских батраков и теперь им сам Бог велел стать "унтерами военного времени.
У Андриса служили "лица духовного звания". Их родители были сельскими батюшками, да викариями. А должность священника в наших краях скорей связана не столько с отправлением культа, сколь - врачебными функциями.
(Лютеранство считает, что для свершенья молитвы не нужен посредник, именно потому молитва и произносится на родном языке!)
Так что - если парням первого отделения полагалось командовать "быдлом", лекарям из "второго" предстояло сие "быдло" лечить.
Третьим отделением командовал Ефрем Бен Леви. Я не приветствовал сие назначение, но и - не противился. Мы считались друзьями с Ефремкой, но…
Составляли жидовское отделение сыновья гешефтмахеров. Все интенданты воруют и я не поспорю с сей максимой. Мало того, я считаю, - коль интендант не кладет в свой карман…
Раз человек не заботится о себе, как он радеет за прочих?! Сие нонсенс, и коль интендант за полгода не стал еще приворовывать, я избавляюсь от него всеми доступными способами.
Я не скрываю сего отношения к воровству и многие изумляются. Зато мои люди одеты, обуты и накормлены лучше всех прочих, а что еще нужно отцу-командиру?
(Коль припрет, я вызову сих хитрецов и - иль отдаю их солдатам, или… Они должны поделиться тем, что нахапали. Разумеется, временно. После сражения - я все верну! Кроме шуток…
Пару раз выходило, что сумма "одолженного" была беспардонна - иной вор запускал руку в казну шибче принятого. Что ж… Я все равно б отдал таким долг, если б они пережили сражение. А тут…
Бой в Крыму - все в дыму… Ну, вы - понимаете…)
Первая встреча с русскими случилась в Смоленске. (Витебск был нашим.) В столовой смоленского гарнизона нас остановили и предложили представиться. Я отрекомендовал моих спутников:
- Офицеры Рижского конно-егерского полка. Следуем в Астрахань. Поручик Бенкендорф. Корнеты - Петерс и Стурдз. Прапорщик Левин.
Русские офицеры с явным интересом разглядывали нашу форму и непривычные знаки различия. Нас провели в залу, усадили за общий стол и хозяева, охочие до новостей, рады были поговорить со столь редкими гостями и узнать от них что-то новенькое. Тем более, что я к той поре говорил по-русски практически без акцента и меня (я сам удивился) русские тут же приняли за своего.
После первых тостов за знакомство и стаканов водки под грибочки и квашеную капустку, я стал для этих людей почти родным и наши языки развязались. Я никогда не видал сих людей второй раз… Части смоленского гарнизона приняли на себя самый тяжкий удар французов при Аустерлице и мои случайные знакомцы могли выжить, если их за что-то перевели из Смоленска. Для меня же это была довольно случайная встреча и я не запомнил имен моих собеседников. Только лица…
Когда мой корпус в ночь Аустерлица прикрывал отход наших войск, я все вглядывался в лица умирающих офицеров, проносимых мимо нас в тыл, надеясь найти хоть одного из смолян, но… Лица людей были в грязи, саже и копоти боя, искажены болью и яростью и я никого не узнал. Сам не знаю, - зачем искал сих людей…
Наша задушевная беседа началась с того, как один из русских полковников сказал:
- Поручик, разрешите Вас звать - Сашей, Вы разрушаете все мои представленья о немцах. Я всегда полагал вас нацией надменных ублюдков, которые пьянеют с одной рюмки и становятся настоящими свиньями. Вы же вполне пристойные люди и - выпить не дураки. К тому же ваши мундиры, как и у нас зеленые, а немцы носят черное и оранжевое. Вы что - не немцы?
Я рассмеялся:
- В какой-то мере вы правы. Вы встречали немцев курляндских. Это наши заклятые враги - католики.
Лифляндия ж присоединилась к России при Петре Первом и у нас с вами общие уставы по ношению формы. Разве что мы носим черное там, где вы носите красное - память о нашем монашеском прошлом. Курляндцы же носят цвета Ордена с золочеными клиньями - по польским уставам.
Мы легко пьем водку, потому что в наших краях не растет ничего, кроме пшеницы и ячменя, и нету обычая пить не по средствам. Курляндцы ж - богаче и любят пить дорогие и легкие французские вина и действительно - быстро пьянеют!
Мое объяснение привело слушателей в полный восторг и мы выпили по сему поводу, а также за Петра, мою бабушку, за…
Когда половина участников упала под стол, возник новый вопрос:
- А почему вы бреете голову? Те, "черные", заплетают косицу на наш манер. А вы, "зеленые" - как татары!
Я невольно провел рукой по своему ежику и как можно спокойнее посмотрел на грязные, нечесаные кудри моих собутыльников, или хуже того - напудренные прогорклой мукой парики иных слушателей. То-то - ходячий зверинец для всякой пакости! Бр-р-р!