Матушка моя проявила себя прекрасной градоначальницей, но никто не может объять необъятного. С известного времени бабушка стала больше интересоваться успехами в Дерпте и матушке пришлось с головой углубиться в науку. Всю же рутину, все управление Ригой и в какой-то мере - Лифляндией, она переложила на Карла Уллманиса.
Не женское дело - управлять Государством. У бабушки для того завелись фавориты, матушка обошлась моим батюшкой. Он получил от нее все полномочия, за вычетом политических, военных аспектов, Дерпта и Биржи. Все остальное - до гибели моего отца в 1812 году лежало на его широких, мужицких плечах.
Все немецкие посты в магистрате отошли к Бенкендорфам, а латышские к Уллманисам (отец мой, хоть и слыл в Риге Турком, страшно любил всех кузенов и родственников). Нрава он был сурового. К его услугам были все воры с пиратами "доброй Риги", так что никто и не думал перечить.
Если угодно, - в Риге мир уголовный вдруг сросся с самим государством и все от этого только выиграли.
Однажды я был на заседании магистрата, наслушался там речей наших родственников и, придя домой, повторил то, что услышал. Моя старая бонна хлопнулась в обморок, а пестуны всыпали мне горячих.
"Чтоб не бакланил на блатной музыке". Перевод на русский не слишком удачен, но именно так сказал мне отец, наблюдая за сей экзекуцией. А что вы хотели от потомственного пирата - разбойника?
Мечтой моего отца было - дети его не шагнут на кривую дорожку, получат хорошее образование: я стану Лифляндским правителем, Доротея - чьей-нибудь королевой, а Озоль - наследует ювелирное дело Уллманисов. Волки часто растят из детей примерных овечек, а когда Природа берет свое - это разбивает им сердце…
Впрочем, весьма ненадолго. Увидав себя в своем семени, отец наш быстро утешился и с известной поры гордился нашими самыми кровавыми подвигами. Но об этом чуть позже.
Иные спрашивают, - что ж для науки сделала моя матушка? Верный ответ - ничего. Иной, не менее верный - без нее не было б русской военной науки. Не суворовской "Науки побеждать", но - той самой науки, создавшей унитарный патрон, "вечный" капсюль с гремучею ртутью, знаменитую на весь мир - винтовку, оптические прицелы - "Blau Optik", победившие хроматическую аберрацию, призматические бинокли с призмами из каменной соли, "греческий огонь" древних, или - напалм для брандскугелей… Все это и первенство России в кристаллографии, термо- и газодинамике, теории травлений и металловедении, а также химии органической, коллоидной и физической - не было бы возможно без моей матушки.
В то же время я не могу назвать ее - чистым ученым. В русском языке слово "Наука" не имеет той самой двусмысленности, присущей ему в языках германских. Английское "Intelligence" означает не только "Ум", но и "Разведку". Немецкое "Wissenschaft" - лишь частный случай гораздо более общего "Wissencraft", включающего в себя помимо науки, - колдовство, астрологию, шпионаж и заплечных дел мастерство. В русском сему просто нет соответствия, а перевод мог бы быть - "получение сведений". Вот именно этим и занялась моя матушка.
В Европе начиналась Большая Война. Все пытались куда-то бежать. А тут, на краю Европы возникло вдруг государство, нарочно оговорившие особые права и свободы евреев. К нам хлынули все евреи из разоренной Европы. Согласно "Neue Ordnung" они обязаны были стать торговцами, адвокатами, да врачами с банкирами, но…
Лучшей армией того времени была, конечно же, - прусская. Так уж сложилось, что каждый восьмой офицер прусской армии к концу Семилетней войны имел еврейскую Кровь.
Ведь начинал Старый Фриц под лозунгами "Терпимости" и многим еврейским юношам впервые открылась дорога на военное поприще. Но к описываемым мной временам, ветра поменялись и теперь евреев с той же скоростью, как принимали в прусскую армию - ныне выкидывали из нее.
А куда деваться военному человеку? Помирать с голоду на армейскую пенсию, иль искать службы в любой другой армии. Но в латвийскую армию евреев не принимали! Что ж делать?
Матушка поступила в характерном для нее духе. С 1788 года матушка стала рассылать военным евреям (в основном, - в Пруссию) предложения "послужить на Благо Избранного народа".
Еврей-офицер прибывал к моей матушке и они долго беседовали. Если матушке человек чем-то нравился, ему предлагали считаться пруссаком и немцем, а на сем основании зачисляли в Рижский конно-егерский. Если человек после этого в чем-нибудь провинялся, живо находились свидетели, вспоминавшие, что его выгоняли из Пруссии за еврейскую Кровь. И несчастного сразу же выкидывали из полка.
Так создалась знаменитая "Жидовская Кавалерия", - самый боевой и отчаянный полк союзников. Самый верный и преданный моей матушке. Полк исполнявший любые матушкины приказы. Полк который фактически был главной полицейской силой в Лифляндии. А матушка числилась там - полковником.
Конечно же, находились такие, кому сии порядки пришлись не по вкусу. (Жиды весьма своевольны и на всякого среди нас - не угодишь.) Они не желали служить моей матушке. Тогда их выгоняли со всех работ и им оставалось - заняться разбоем.
А рижские банды, как я уже говорил, были в руках моего отца. И бывший офицер, пройдя тысячу проверок бандитов, на торжественном посвящении его в темный мир встречал главного "пахана" (иль "авторитета") Лифляндии. Баронессу Бенкендорф - своею персоной.
После того, как у несчастного проходил первый шок, матушка предлагала ему закурить и говорила, что ей нравится своеволие. В известных пределах. И из сей комнаты в грязном кабаке на брегу Даугавы есть только два выхода: через вот этот люк - прямо в реку. Иль - через эту дверь в матушкин Абвер. К иным своевольным евреям, коим претят муштра, да инструкции. Работа будет здесь в Риге, в Европе, или - в России. Все увидите, все повидаете…
Выбор за вами. Либо вот этот люк - прямо в полу, либо интересная и опасная жизнь за гранью закона с порядками. На благо избранного Богом народа. На благо простых жидов в Вене и Лондоне, Париже и Санкт-Петербурге… Почти все выбрали дверь.
Матушка сформировала нешуточный Абвер. Самую грозную шпионскую и "ликвидационную" сеть во всем мире. Я, создавая Третье Охранное Управление, просто "унаследовал" все от моей матушки и не решился что-то менять.
Помимо бывших простых офицеров, исполнявших в основном… "ликвидации", костяк латвийского Абвера составили евреи из Абвера прусского. Главной задачей Абвера было не уничтоженье противника, а тщательный поиск в разоренной Европе всех дельных ученых, их данных, приборов и библиотек. Все это свозилось к нам в Дерпт и с русской помощью превращалось в новые лаборатории, технологии, да научные инструменты.
Кто-то не желал приезжать, или делиться секретами. Тогда их секреты покупали, выведывали, иль просто выкрадывали. Если нельзя было выкрасть секрет, крали прямо ученого. Привозили болезного в Дерпт и там он либо работал на благо Империи, либо…
Однажды матушкины палачи не решились казнить одного молодого профессора. Он был очень талантлив, хоть и католик. И он был чересчур вольтерьянец.
При виде матушки он заорал, что это - агония всех монархий и что бы мы тут ни делали, будущее принадлежит простому народу. Тогда матушка пожевала губами и сухо спросила его:
- Скажите мне, ведь вы - немец?
Тот растерялся, но отвечал:
- Да. Но все люди мне - Братья!
- Если мы вас отпустим, что вы станете делать? Готовы ли вы клясться, что не станете помогать якобинцам?
Юноша с достоинством отвечал:
- Я - якобинец.
Тогда матушка с таким же достоинством объявила:
- А я - монархистка. И якобинцы рубят головы малых, невинных детей на своих гильотинах. И вы только что обещали, что убьете моих сына и дочку, коль я вас помилую. Ради вашего блага - готовы ли вы порвать с якобинством?
Гениальный профессор из Кельна хрипло сказал:
- Не смею идти против моих убеждений…
На что матушка приказала:
- Убейте его. Это - Война. Мне очень жаль. Но научное превосходство достигается не только плюсом у нас. Минус у них - тоже неплохо. На будущее, - не отвлекайте меня по сим поводам. Раз человек считает себя якобинцем, я слишком уважаю его, чтоб разубеждать. Таких сразу - в расход.
Так создавалась наука Империи. Кто был не с нами, тот был - против нас.
История эта на том не закончилась. Многие из ученых, собранных в Дерпте, узнав о таком разговоре и казни, объявили что-то подобное забастовке и матушке пришлось объясняться.
Ученых собрали в торжественной зале Дерптского Университета и к ним пришла моя матушка, которая привела за руку меня - сына трех с половиною лет. Я этого нисколько не помню, но, по рассказам, матушка вывела меня перед обществом и спросила при всех:
- Кто ты? Кто ты - по своей Нации?
Я, наверное, уже знал, что только немцам позволено служить в армии и заниматься естественными науками. Поэтому я слегка напугался и, чуток оробев, отвечал:
- Я ж - немец! Ты что - забыла?
Тогда матушка обернулась к прочим присутствующим и, показав на меня, хрипло спросила:
- А вы, господа, не забыли, что все вы здесь - немцы?
Ученые стали сразу же переглядываться. Матушка не решилась идти против "Neue Ordnung" и никогда не привозила в Дерпт кого-нибудь без капли немецкой Крови в их жилах. Так что все ученые Дерпта были лишь немцами.
Они весьма смутились и озадачились столь странным началом, а матушка их спросила:
- Много ли среди вас якобинцев?
Двое-трое из молодых решительно подняли руки, прочие сразу насторожились, но матушка рассмеялась в ответ: