- Нет, брат, шалишь: солдатом-то я так... для отвода глаз. А профессия моя самая сейчас наиглавнейшая, - народ на борьбу снова поднимать, чтобы каленым железом эту самую колчакию отовсюду выжечь. Понял теперь?
- Как не понять...
- Согласен помогать нам?
- Кому это - вам?
- Опять прикидываешься? Ох, уж эта мужицкая натура! На кривой оглобле вас не объедешь... Неужели ты так-таки ни о чем и не догадываешься?
Маркел, конечно, догадывался. Да, были среди солдат большевистские агитаторы.
От Кузьмы Сыромятникова со временем Маркел узнал, что только в их восьмом кадровом полку действовала целая подпольная группа большевиков, которая держала крепкую связь с Омским губкомом, тоже подпольным. Но мало сказать - действовала. Большевики совместными усилиями готовили общегородское восстание. Это в самом-то логове Колчака! Дело сложное, рискованное, зато какая будет оплеуха чуть ли не Наполеоном возомнившему себя адмиралу!
Выступление было намечено в ночь на восьмое декабря. Во всех районах города одновременно выйдут вооруженные рабочие дружины, каждой из которых был заранее определен участок действия. Рабочих поддержат восставшие солдаты...
Маркел с прежней горячностью принялся за дело. По заданию Кузьмы Сыромятникова он вел агитационную работу в своем взводе. Это дело требовало не только ума, осторожности, изворотливости, но и хитрости. Не ровен час, нарвешься на провокатора - живо загремишь на "вечный отдых в Могилевскую губернию", как выразился Кузьма. А попробуй растолковать тому же Макару Русакову, что к чему? Парняга, кажется, до сих пор верит, что царь-батюшка у себя на троне восседает, а его, Макара, на этот счет все обманывают, за нос водят.
- Нравится тебе в солдатах, Макар? - улучив момент, издалека начинает Рухтин.
- Не-ка, - хмурится детина.
- Почему?
- Ботинки жмут... Нашли, да малы. На пятках волдыри, - во какие!..
- Ну, а домой тебе охота? - сдерживая раздражение, продолжает Маркел.
- Домой-то? - чешет в затылке Макар. - Нельзя домой, не пустят.
- А если разогнать тех, кто не пускает? Их же куда меньше, чем нас, солдат.
Макар пятится от агитатора, как от чумного. И сам черт не поймет, дурак ли он круглый, или хитрит, притворяется...
Не легче и с кержаком Спирькой Курдюковым. Этот, правда, на все готов - хоть сейчас способен кинуться в драку, неважно с кем: ему бы только бунтовать, ломать и крушить, бить кого-нибудь, буянить, - за таким нужен глаз да глаз...
* * *
В ночь на восьмое никто в роте не спал. С вечера, пока крутилось в казарме начальство, все делали вид, что ничего особенного не происходит, даже проявляли излишнюю рьяность в повиновении. Но заранее были подготовлены ночные караулы, часовые у пакгауза, где хранилось оружие, были поставлены из надежных людей. Несколько офицеров полка действовали заодно с солдатами, они помогли во многом.
Затаившись на нарах, все ждали связного, который должен был подать сигнал к выступлению. Но связной запаздывал. Он явился только за полночь, когда томительное, тревожное ожидание до последнего предела взвинтило солдатам нервы.
Связной, крохотный мужичонка в солдатской, до пят, шинели, перекатившись через порог казармы, зашипел простуженным голосом, еле переводя дух:
- Робятки, отменили выступление-то... Не подготовили рабочих в городе-то...
- Брешешь, нечестивец поганый! - первым кинулся к связному Спирька Курдюков. - Не верьте ему, братья, он этот... как его? Продава... Провокатор!
- Погоди ты, не мельтеши! - сурово осадил горячего парня Кузьма Сыромятников. И обратился к связному: - Рассказывай толком, чего зенки выпучил!
В этот момент на улице, со стороны железнодорожного моста через Омь, защелкали одиночные выстрелы. Ближе к казармам им отозвался длинным татаканьем пулемет. Что-то грохнуло, рвануло так, что зазвенели окна.
- За мной! - крикнул Сыромятников, отшвырнув прочь очумевшего связного. Спирька Курдюков налетел коршуном, саданул мужичонку в пах сапогом, тот скорчился, забился на грязном полу казармы...
Они бежали по темным улицам в сторону городской тюрьмы. Так было заранее обусловлено партийным подпольным комитетом, руководившим восстанием: восьмой кадровый полк должен захватить тюрьму, освободить политических заключенных и вместе с ними примкнуть к остальным повстанцам города, чтобы ударить по главным силам Колчака.
У тюремных стен уже завязался бой: трещали выстрелы, рвались гранаты. В синем полумраке наступающего утра здесь маячили вооруженные люди в штатском. Увидев бегущих солдат, они залегли боевой цепью.
- Стой! Не стреляй! - вырвался вперед Кузьма Сыромятников. - Кто вы такие, откуда?!
- Со станции Куломзино мы, железнодорожники! - отозвались из цепи.
- А мы - восьмого кадрового полка, тюрьму-то вместе нам брать!
Рабочие повскакивали, кинулись навстречу солдатам:
- Нажмем, братцы! Главное - ворота сломать!
Скопом навалились на массивные железные ворота.
Откуда-то появились бревна, вывороченные рельсы. Раскачивая на весу, ими таранили чугунные решетки. Тюремные стражники отхлынули в глубь двора, оттуда беспорядочно отстреливались.
- Э-эх, ухнем!! - весело ревели десятки глоток. - Еще ра-азик! Еще ра-азик!!
Поднятые на руках, огромными челноками качались бревна и рельсы, корежась, скрежетало и лязгало железо. Со стороны могло показаться, что люди горячо увлечены какой-то мирной артельною работой.
Наконец, ворота рухнули. Вооруженная толпа хлынула в тюремный двор. Оставшиеся в живых стражники сдались, стали помогать открывать камеры. Из черных дыр сыпались арестанты в полосатых халатах, будто кто выкидывал оттуда матрацы. Объятия, поцелуи, рыдания, смех...
И в это-то время со стороны задних ворот рявкнул дружный залп. Показалась стройная лавина юнкеров в долгополых серо-зеленых шинелях.
Пестрая толпа освободителей и освобожденных очумело шарахнулась к разломанным воротам, но нарвалась на плотную стену краснопогонников-добровольцев. Завязалась рукопашная схватка. И вдруг добровольцы расступились, в узкий проход хлынули конные гусары в красных бескозырках и с шашками наголо. Стальные молнии засверкали над головами.
- Братцы, нас предали! - истошно завопил кто-то.
- За мной, товарищи! С тыла им заходи! - сквозь винтовочную пальбу и вой послышался голос Кузьмы.
Маркел увидел, как с разрубленным саблею лицом рядом упал его односельчанин Мишка Гуляев. Мимо, сбивая с ног, раскидывая в стороны чужих и своих, с диким ревом промчался к воротам Макар Русаков. Маркел бросился следом за ним, едва выбрался из плотной гущи орущих людей, храпящих коней, свистящих сабель и побежал, что было духу, по кривому темному переулку.
ГЛАВА V
Путь-дороженька
И снова была дорога...
Маркел Рухтин из Омска вышел затемно, а к вечеру был уже далеко в степи, где ничто не напоминало о городе, и только в той стороне розовое предзакатное небо было в грязных потеках от дыма заводских труб.
Стремительно надвигалась долгая зимняя ночь, и вместе с этим, заглушая все горькие думы, росла, набухала в груди тревога: куда приткнуться на ночлег, где обогреться и отдохнуть?
Маркел знал, что почти в каждом селе есть теперь отряды белой милиции или добровольные кулацкие дружины. И уж здесь, вблизи города, наверняка распространился сейчас слух о неудачном восстании и даны указания задерживать не только всех подозрительных, но и каждого незнакомого, чужого человека. А деревня - не город: от стороннего глаза не скроешься. Правда, одет он был по-крестьянски: на омской барахолке успел загнать солдатское обмундирование и купить старый дубленый полушубок, бродни, шаровары. Но под всей этой маскировочной одеждой оставался-то он, Маркел Рухтин, чужой всем в этих краях, бывший солдат восьмого кадрового полка, который восстал против самого верховного правителя и был жестоко подавлен.
Еще на омской барахолке наслышался Маркел всяких страстей о том, что большинство повстанцев, рабочих и солдат, были убиты на месте, а тех, кому удалось бежать, усиленно разыскивают, приговорив заранее к смертной казни. Там же он узнал и о причине поражения: оказывается, городские рабочие не были как следует подготовлены, к тому же навредили провокаторы, и выступление отменили в самый последний момент. Только рабочих из района Куломзино не успели предупредить, а солдаты восьмого полка, заслышав выстрелы куломзинцев, не поверили в ту ночь связному...
Совсем стало темнеть, когда впереди, сквозь белесый морозный туман, желтыми пятнами засветились огоньки какой-то деревни. Маркел озяб, сильно хотелось есть, но у самой околицы он побоялся, повернул в степь. Долго кружил по убродному снегу, пока почувствовал под ногами надежную твердь санной дороги и пошел по ней прочь от манящих теплом и уютом огоньков деревни...
Морозная, черная ночь опустилась над степью, даже звезд не было видно в вышине...
Позже, в своей неоконченной повести "Последняя спичка", где Рухтин вывел себя под именем Миронова, он сам расскажет о тех суровых днях:
"...В городах все рабочие организации разбиты, и Миронову с этой стороны поддержки ждать не приходится. Чтобы жить в городе, ему нужно иметь подложные документы. Их сейчас негде взять. А кто поручится за то, что потом он их достанет? Если он будет ждать, ничего не предпринимая, чего может дождаться?..
Нет, не программу ленивого отчаяния он будет выполнять, а программу борьбы с ненавистной властью..."