Никто и никогда не бил ее по лицу! Не раздумывая, Шура всей ладонью хряснула по щеке жандарма. И тут же получила удар в челюсть кулаком - дома в ее сознании закрутились вперемежку с небом и деревьями. Она ухватилась за доски забора и с каждым новым ударом, теряя силы, внушала себе: "Только бы не упасть… Не упасть… Не упасть…"
Потом удары прекратились. Сквозь пелену тумана Шура увидела жандарма, лежавшего на спине. Над ним, сверкая огромными синими глазами, стояла высокая девушка с распустившейся косой.
Жандарм сел, затем встал на ноги и бросился на девушку с кулаками. Та ловко увернулась и, ухватив жандарма сзади за ворот мундира, опять рывком повалила наземь.
Хрипя от ярости, жандарм поднялся и отскочил к Шуре. Собрав оставшиеся силы, Шура ударила гитлеровца по голове. Попятившись, жандарм расстегнул треугольную лакированную кобуру и вытащил черный пистолет. Поднял его дулом в небо и, медленно опуская, прицелился.
- Ax-тунг!
Слово ударило как выстрел. Пистолет опустился, исчез в кобуре. Напротив них, заложив руки за спину, стоял щеголеватый немецкий офицер лет тридцати. Вытянувшись и вскинув подбородок, жандарм ему что-то говорил.
Все тем же хорошо поставленным командным голосом офицер прервал жандарма:
- Швайге! Дир цайге их эс…
Жандарм попытался что-то возразить, но офицер повысил голос:
- Ду бист фрэхес кэрл! Видерголе!
- Яволь, герр комендант! - испуганно крикнул жандарм. - Их бин фрэхес кэрл!
Офицер махнул рукой:
- Ринг-зум!
Жандарм крутнулся, как манекен.
- Шритт… форвертс!
Жандарм деревянно замаршировал в сторону комендатуры.
Офицер шагнул к женщинам.
Так обер-лейтенант вермахта Карл Реннер сделал свой первый шаг на том пути, который привел его в партизанский отряд имени Кутузова, а затем в кабинет шефа Борисовского СД оберштурмфюрера Коха и в застенки гестапо.
А в тот день первого сентября Карл Реннер назидательно говорил:
- Даже красивый женщин объязаны соблюдение осторожность, имея в сознании строгость военный время. Ауфвидерзеен - до свиданье…
Откинув гордую голову, большеглазая красавица приводила в порядок растрепанные волосы. Сзади они были сплетены в густую косу, спереди нежными завитками опускались на высокий чистый лоб. Коса мягко светилась на солнце и цветом была словно выпавший из колючей "рубашки" спелый каштан.
Длинные пушистые ресницы у незнакомки взметнулись, как две пары крыльев, и обдали немецкого офицера синим цветом колдовских глаз. Алые губы дрогнули в лукавой улыбке, приоткрывая сахарную белизну зубов.
- Данке шён, герр обер-лёйтнант. Зинд зи тапфер унд элегантен ман!
Комендант взял под козырек и удалился.
Вот так познакомилась Шура с Еленой Фальковской. Еще в первую мировую войну ее родители вместе с другими польскими беженцами осели в Борисове, а в начале этой войны семья ушедшего на фронт политрука Фальковского, опасаясь преследований борисовских гестаповцев, перебралась в деревню Барсуки.
Проводив избитую Шуру домой, Елена встретилась с ее немым братом. И стала девушка из соседних Барсуков любовью и горьким счастьем Ивана.
Как-то издалека показала Елена обидчика - жандарма, и вскорости Иван объяснил на своем языке жестов, что больше тот жандарм ни ее, ни сестру не обидит никогда.
Неустрашим, удачлив и дерзок был Иван в подпольной борьбе с оккупантами, а перед Еленой беззащитен. Даже когда увидел счастливые глаза Елены от любви не к нему, к другому: к унтер-офицеру вермахта Яну Долговскому. Это благодаря Яну партизанам Демина удалось заполучить схему подземной связи ставки Гитлера со штабом группы армий "Центр".
А разве меньшим опасностям подвергался Иван? Но полюбила Елена не его, полюбила Яна, по-нашему называя Ваней и на своем польском языке - коханы. Елена ничего не умела делать наполовину - как же она своего Яна любила!..
В двойных муках ушел из жизни немой Иван. Достойно выдержал пытки в гестапо. Достойно выдержал муки неразделенной любви.
А через год не стало Елены. Ее тоже допрашивал и лично расстрелял шеф Борисовского гестапо обер-штурмфюрер Кох. Давая показания на заседании Военного трибунала в Минске, этот палач рассказывал, как перед отступлением из Белоруссии выкапывались и на огромном костре сжигались тела героев и жертв.
Так в пламени одного костра смешался, ушел в землю пепел глухонемого Ивана и красавицы Елены. Земля родная помнит нас: и всех, и каждого отдельно…
Неведомым осталось на земле то место их погребения, и может быть, на нем трава густая выросла или береза партизанская растет? А может, колосятся золотые хлеба или как раз там построены теплицы цветоводческого совхоза, где выращивают на радость и счастье людям сказочные розы, гвоздики, тюльпаны?
…После расстрела Ивана и гибели деда Матвея к Шуре в Жодино пришла Елена Фальковская - лицом почерневшая, губы покусаны, а в синь глазах - виноватая боль. Потухшим голосом велела:
- Уходить надо тебе. В Смолевичи. Квартироваться будешь у Граков, их сыновья - комсомольцы, наши связные.
По паспорту ты сохранила девичью фамилию: Курсевич. Выправим тебе аусвайс на… Наталью…
- Борисенко, - подсказала Шура. - Муж у меня на фронте. Значит, Борисенко!
- Ладно, - согласилась Елена. - Пускай Борисенко, Наталья…
- Ивановна!
- Значит, так, Наталья Ивановна Борисенко. Работать будешь на шутцпункте "Плисса". Кухарка тем нужна, а ты немецкий знаешь.
- Кормить немцев? - возмутилась Шура, теперь уже Наташа. - Я не хочу!
Елена сурово ее оборвала:
- Это приказ.
* * *
Теперь Александра Михайловна неотрывно смотрела в окно. Вон за тем перелеском была деревенька Жодино - она помнила здесь, до войны, каждую хату - а сейчас международный скорый мчится мимо ее детских лет, и деревенские хаты вдруг выросли в нарядный современный город, в корпуса Белорусского автозавода, из которого выезжают на многие дороги мира гигантские сверхбольшегрузные БелАЗы.
Впереди мелькнули воды речки Плиссы. Всего за секунду прогрохотал колесами скорый по мостику и дальше, мимо того места, где находился шутцпункт. Здесь она, будучи по аусвайсу Наташей, познакомилась с Марселем, и пламя войны опалило еще две человеческие судьбы.
…Марсель Сози родился в лотарингском городке Саргемин. Когда началась вторая мировая война, он был рабочим порохового завода.
Пока вермахт громил Польшу, французское правительство бездействовало, ведя с Германией "странную войну". В мае сорокового года гитлеровцы перешли в наступление: оно завершилось национальной трагедией Франции.
Четырнадцатого июня немцы заняли Париж. Правительство Петена сдалось на милость победителей. Чтобы унизить Францию, Гитлер заставил подписать акт капитуляции в том же вагоне, в Компьенском лесу, где маршал Фош принимал капитуляцию кайзеровской Германии.
Четырнадцатого июля, в день национального праздника Франции, торжественным маршем под Триумфальной аркой прошли колонны оккупантов.
Марсель бежал на юг Франции, чтобы сражаться за свободу своей родины. В декабре сорок второго он был арестован и этапирован в тюрьму города Саргемин, где ждал суда.
Что спасло Марселя Сози? После траура по шестой армии вермахта, отличившейся во французской кампании и уничтоженной под Сталинградом, Гитлер объявил мобилизацию эльзасцев и лотарингцев на Восточный фронт. Полосатую куртку арестанта Марсель сменил на солдатский мундир. Майским утром сорок третьего года рядовой Сози в составе маршевой роты прибыл в Минск. Уже свершилась трагедия белорусской Хатыни… Еще впереди были муки французской Орадур…
Минск выглядел полумертвым городом: везде развалины, пустые глазницы окон сгоревших зданий, островки уцелевших домов, виселицы в скверах и на площадях. Солдатский мундир показался Марселю одеждой палача.
Группу французов направили на шутцпункт - охранять небольшой железнодорожный мост через реку Плиссу. На восток убегали рельсы к далекой Москве, в тридцати километрах западнее находился Минск, а поблизости виднелись деревянные дома райцентра Смолевичей.
Летом, перед началом Орловско-Курской битвы, заметно увеличилось движение воинских эшелонов: в одном из них мимо шутцпункта проехал на фронт младший брат Марселя, Франсуа. Он погиб "за фюрера и великую Германию" - так было написано в извещении, которое получил Марсель.
На родине, в рядах Сопротивления, боролись с оккупантами "люди из чащи", маки . Марсель и Франсуа мечтали сражаться в рядах маки, а их мобилизовали в вермахт. Побежденные должны бесславно умирать за победителей? Свободные люди - защищать убийц и тиранов?
За мостом через Плиссу на многие километры простираются леса. Где-то в лесной чаще находились белорусские партизаны, братья по оружию французских маки, но где и как их найти? На дежурства, патрулирование, за письмами в Смолевичи французов отпускали только в сопровождении немецких солдат. Общаться с местным населением, даже петь свои песни им было запрещено.