Разведя руками, виновато ответил кабатчик.
– Но как она выбралась из комнаты?!
Девушка и трактирщик, будто сговорившись, одновременно поглядели на распахнутое окно. Луи, подскочив к освобожденному от ставень проему, в нетерпении выглянул наружу. Приставленная к стене лестница, своими металлическими крюками, упиралась в стену прямо под полкой с цветочными горшками, висевшей за окном. Торопливо обернувшись, точно прозрев, он увидел брошенное на полу женское платье и туфли, словно улики, оставленные на месте преступления.
– Ах, черт!
С досадой протянул Луи, бессильно опустившись на стул, закрыв лицо ладонями.
– Я всё-таки упустил их.
Отеческая участливость переполнила душу сердобольного хозяина харчевни. Он осторожно, будто опасаясь потревожить, подошел к молодому дворянину, и, склонившись, ласково произнес:
– Негоже так огорчаться, сударь мой, право, это не стоит того. Вы ещё очень молоды, а это значит, что вам следует быть готовым к бесчисленным разочарованиям. В вас, всего лишь, говорит гордыня, а она, месье, смею заверить, роковая спутница. Гордость небезопасна, а жизнь в её компании, как правило, быстротечна. Она отважна и справедлива, от этого всегда в меньшинстве и вечно подвержена угрозе.
Легкая улыбка коснулась губ кабатчика, образовав на его дряблых щеках, едва заметные ямочки. Он влажными глазами смерил дворянина, и, покачав головой, заключил:
– А вы сударь, по всему видать, из тех смельчаков, кто состоит на службе у этой величественной дамы, и от этого, ныне, ваша жизнь проистекает в тревогах и опасностях, словно на хрупком льду, который в любой момент может проломиться и поглотить всех…
Он опустил голову и печально произнес:
–…даже тех, кто думает, что от него зависит прочность этого хрустального покрова.
Затуманенный взгляд шевалье, скользнул по склонившейся над ним фигуре. В глазах анжуйца, читалось полное равнодушие к словам трактирщика, пролетевшим мимо него, не зацепившись ни единым звуком за погруженный в кратер бушующих противоречий мозг. Уловив в зеленых глазах гостя раздирающие его смятения, хозяин харчевни, сочувственно закивал, и, шаркающей походкой, направившись к выходу, видимо, в большей степени для себя, чем для господ, произнес:
– Сейчас, сейчас, я принесу фрукты, вина, у меня припасено отменное бордо, клянусь кровью Святого Себастьяна, отменное…
Под это, едва различимое, ворчание кабатчик скрылся за дверью. Шарлотта, тайком рассматривавшая незнакомца, постепенно успокоилась, осознав, что угроза, исходившая от молодого дворянина, была вызвана лишь недоразумением. Пожалуй, именно это обстоятельство, позволило ей без тревоги и опаски, как следует разглядеть анжуйца. Невзирая на искаженные разочарованием черты лица юного шевалье, девушка нашла его весьма привлекательным: широкие плечи, узкие бедра, безупречная стать, словно у древнегреческого атлета; прекрасные волосы, цвета спелой пшеницы; зеленые с прищуром, будто вечно улыбающиеся, с едва уловимой иронией глаза, его манеры и речь, всё выказывало в незнакомце человека не склонного к жестокости. Быть может, приободренная результатами собственного наблюдения, Шарлотта, отважилась нарушить тишину.
– Простите месье, я не могу понять, а зачем вы гнались за этой женщиной? Она причинила вам какое-нибудь беспокойство?
Де Ро глазел в одну точку, от бессилия, его одолели слабость и равнодушие.
То ли отвечая девушке, то ли беседуя с самим собой, он безучастно прошептал:
– Беспокойство… какое теперь это имеет…
Но вдруг, будто очнувшись ото сна, он уже весьма осмысленно поглядел на графиню.
– Постойте, постойте, а зачем она сюда приезжала? Почему вошла в эту комнату?
Его рассуждения прервала юная особа, улыбнувшаяся такому милому и внезапному прозрению, вдруг постигшему молодого человека:
– Что значит зачем?! Она приезжала за мной!
– За вами! Ну конечно за вами!
В его глазах блеснул лучик надежды. Понимая, что из-за собственной горячности едва не упустил удачу, он в сердцах почти беззвучно прошептал:
– Я болван, клянусь Небом, болван!
Осознав, что не всё потеряно, он приободрился, тут же забыв о промахе, когда понял, что вновь напал на след. Раззадоренный юношеским азартом, словно в детских играх, Луи с волнением, порой предшествующим удаче, задал вопрос:
– Полагаю, в таком случае, вам должно быть известно её имя?
В смеющихся глазах девушки, читался ответ.
– Как же, месье, я могу не знать имени своей родственницы, по материнской линии?
– И как же её имя?
– Герцогиня де Шеврез…
– Что-о-о?!
Де Ро заорал так, что девушка едва не лишилась чувств. Она растерялась и глазами, полными недоумения, впилась в сидящего перед ней человека, не понимая, что влечет за собой столь внезапно нахлынувшая горячность молодого дворянина.
В этот момент вошел хозяин харчевни, быть может, своим появлением, спасший юную графиню от обморока, он поставил на стол два фужера, две бутылки вина и блюдо с фруктами.
– Не пожелают ли господа отобедать?
Но не получив ответа на вопрос, он понимающе кивая направился к двери.
– Ну да, ну да…какой уж тут обед.
На лице анжуйца, сидящего неподвижно и отрешенно глядевшего куда-то в пустоту, всё же читалось некоторое оживление. Он, учитывая факты, столь неожиданно обрушившиеся на него, явно решал некий ребус, складывая мелкие, на первый взгляд, несвязанные между собой частички, в своей голове, не замечая девушки, не сводившей с него глаз. Вдруг, внезапно, словно факел, вспыхнувший во мраке, он заговорил:
– Простите сударыня, простите меня, …мне весьма неловко, и я осмелюсь предложить начать с самого начала.
Внезапность, исходящая от молодого человека, вновь поставила Шарлотту в тупик. Анжуец поднялся, и, отвесив довольно изящный поклон, промолвил:
– Узнав ваше имя, было бы не вежливо начинать разговор, не назвав своего. Разрешите представиться, Луи Филипп Анн дю Алье, шевалье де Ро, из Анжу.
Наконец Шарлотта дождалась обхождения, к которому не то, что бы питала слабость, как любая провинциальная аристократка, но, по крайней мере, находила его уместным, а значит понятным, что было не так мало, имея дело со столь непредсказуемым и от того, одновременно милым и несносным месье из Анжу. Смерив, с присущим молодым особам, тщательно скрываемым восторгом, стройную фигуру кавалера, она всеми силами попыталась выказать притворное равнодушие, и даже некоторое показное пренебрежение, заложенное в женщинах с рождения самой природой. И всё же, невзирая на свой высокий титул и напускную бесстрастность, графиня предстала перед шевалье, испытывая некоторую робость, выразившуюся прелестным румянцем. Опустив глаза, она поприветствовала кавалера, легким, но весьма утонченным реверансом. Де Ро предложил даме присесть у стола, откупорив бутылку, плеснул до густоты красного нектара, едва покрыв донышки бокалов, после чего занял место, напротив Шарлотты.
– Сударыня, поверьте, не из праздного любопытства, я хотел бы задать вам ещё несколько вопросов.
Просьба, несомненно, усладила самолюбие графини, являясь более угодной, чем упреки и разоблачения, тем более, в данной ситуации, от человека который до смерти напугал своим появлением юную особу. Шарлотта, на сей раз не опасаясь, не оправдываясь, оказывала милость – благоволила. Но обидчивость, тем более злопамятство не были присущи благонравной графине, на протяжении всей своей жизни огражденной от суровых реалий влиянием отца. Шарлотта была излишне добра, доверчива и беспечна, что само по себе являлось весьма небезопасным в те тревожные времена, и именно эти безобидные качества позволили ей раскрыть душу, по сути, перед первым встречным, откровенно и бесхитростно, рассказав молодому дворянину о своих злоключениях. После вполне конкретного вопроса шевалье, графиня, исполненная прямодушия и лишенная долгое время близкого человека, которому можно излить душу, принялась весьма пространно, рассказывать Луи, к которому воспылала доверием, всё, что с ней произошло в ближайшее время.
За четверть с небольшим часа, пока мадам де Лангр в красках описывала обрушившиеся на неё беды, Луи, будто освободившись от повязки, закрывавшей глаза, сумел рассмотреть молодую особу, красивую, чувствительную девушку, проникшись к ней каким-то странным, непознанным доселе чувством. Он, с неподдельным участием, ловил каждое слово из уст прелестной госпожи де Бризе, понимая какие непростые испытания, послало Провидение на хрупкие плечики этой замечательной девушки.
–…и вот, вскоре, после погребения моего несчастного отца, в Труамбер прибыли мадам де Шеврез, маркиз де Попенкур и старинный друг усопшего батюшки, граф де Бокуз…
Услышав имя анжуйского графа, Де Ро закашлялся так, что чуть не упал со стула, будто чья-то невидимая рука сжала его горло. Он схватил со стола бутылку и, наполнив до краев свой бокал, залпом осушил его. Де Шеврез, д'Эстерне, упомянутый графиней в своем повествовании, а теперь ещё и де Бокуз, ряд, скованных единой цепью событий, знакомых имен, поразил шевалье, совпадения сыпавшиеся градом обескураживали.
– Вам плохо?!
– Нет, мадам, ничего.
Прохрипел Луи, вытирая выступившие от кашля слезы, тщетно попытавшись улыбнуться.
–…я начинаю привыкать.
Увлеченная рассказом, навеявшим самые неприятные воспоминаниями, девушка продолжила: