Но столь же историчны и вымышленные его персонажи. В этом смысле наименее характерны те двое молодых людей, которые ведут любовную интригу. Вальтер Скотт пытался изобразить их как носителей страсти, свойственной всем эпохам, и потому они многим критикам казались слишком модернизированными. Зато второстепенные персонажи, ничуть не утрачивая своего общего значения, являются чрезвычайно типичными для изображаемой эпохи и страны. Вальтер Скотт создавал их с большей свободой, как образы-типы, обобщая и конденсируя в них все, что знал об эпохе и совершавшихся в ней процессах. Эти второстепенные персонажи и создают тот исторический фон, на котором развиваются перипетии любви двух главных героев романа.
7
Чтобы изобразить трагическую судьбу Шотландии в ее извечной борьбе с поработителями и с более могущественным соседом, чтобы показать ее отсталость, вызванную в значительной мере родовым строем, сохранявшимся у горцев до последнего времени, Скотт должен был поставить в центре своего произведения народные движения и гражданские войны, которые происходили почти непрерывно на протяжении всей истории страны. В эти периоды внутренние общественные противоречия, интересы и убеждения проявляются особенно отчетливо, и люди в своем поведении обнаруживают такие качества души, которые в другие периоды остаются незаметными даже для искушенного взора.
Кроме того, объяснить поступки (персонажей и самое действие романа можно лишь интересами, задачами и психологией борющихся партий. В "Уэверли" Вальтер Скотт просит простить его за то, что он так много говорит о ганноверцах и якобитах, вигах и ториях: ведь без этих разъяснений его рассказ останется непонятным.
Эпохи гражданских войн и восстаний изобилуют драматическими конфликтами. Неожиданно перед свежим сознанием возникают трудные нравственные проблемы общественной справедливости. Личные интересы или влечения сталкиваются с законами "чести", голос совести противоречит долгу службы, и люди мучительно пытаются определить, "кто прав, кто виноват".
Вальтер Скотт особенно хорошо мог понять эти трагические колебания. Ему, как потомку Скоттов, была близка психология шотландских приверженцев Стюартов, у которых патриотизм сочетался с беззаветной преданностью павшей династии. С другой стороны, логика государственной жизни, казалось ему, уже и "шестьдесят лет тому назад" ясно требовала Ганноверской династии и объединения королевств. В частых национальных, религиозных, династических войнах трудно было разобраться, на чьей стороне справедливость, где кончается вполне оправданная национальная гордость шотландцев и начинается воспитанная веками ненависть к англичанам. Феодальная верность Стюартам вступала в конфликт с присягой и долгом гражданина. Пуритане, доведенные до отчаяния религиозными преследованиями, приходили в ярость и совершали дела, которые не могли быть одобрены целиком с нравственной точки зрения. Все эти проблемы Скотт глубоко прочувствовал. Он возвращался к ним почти во всех своих романах.
Уже в "Уэверли" возникает эта трудная нравственная проблема ориентации в общественной борьбе в момент наивысшего ее напряжения. Уэверли, получив отпуск из полка, в котором он служит офицером, отправляется на прогулку в горы и, неожиданно для самого себя, оказывается участником якобитского заговора. Арестованный властями и освобожденный заговорщиками, увлеченный любовью к сестре восставшего вождя, подталкиваемый обстоятельствами, он вступает в войска повстанцев и становится государственным изменником.
Уэверли не только скомпрометирован. Он должен быть осужден не потому только, что против него есть улики, но и потому, что он действительно виновен. Его вовлекают в восстание продуманными методами, его ставят в двусмысленные положения, соблазняют и убеждают. И все же его поведение имеет глубокие нравственные мотивы и, по мысли автора, может быть оправдано с нравственной точки зрения. Если бы неопытный юноша оказался просто жертвой случайностей и изменником только по видимости, то ни политической, ни нравственной проблемы в романе не было бы. Вывод из романа можно было бы сделать один: веди себя осторожно и смотри под ноги, чтобы не оступиться.
Однако Уэверли увлекают не столько обстоятельства, не столько даже страсть, сколько соображения нравственного характера. Он как будто убеждается в справедливости восстания, во всяком случае он охвачен симпатией к повстанцам. Потому-то он и поддается обстоятельствам, а не борется против них.
На чьей стороне правда? Где справедливость? В борьбе наций побеждают сильные. Но всегда ли сильные бывают правы? Малые национальности, с таким упорством защищающие свою независимость от мощного соседа, как будто бы правы. Но внутренние раздоры, истребляющие целые сотни людей, отсталость экономическая и хозяйственная, крайняя нищета, переживший себя родовой строй - все это поддерживается тем национальным консерватизмом, который не позволяет Шотландии, особенно горной, усваивать современную цивилизацию. И тем не менее несравненный героизм, с которым шотландцы борются за свои права, за своих вождей и за свое рабство, заключает в себе нечто привлекательное, достойное уважения и даже справедливое. Их вековая борьба и героический патриотизм овеяны поэзией баллад, а их разбойники кажутся и в известной мере являются борцами за национальную независимость. Следовательно, "измена" Уэверли представляется как некоторое оправдание - если не восстания, то восставших.
Имеют ли древние кланы такое же право на существование, как и более развитое общество? Не являются ли набеги горцев на равнинную Шотландию священным правом и патриотическим долгом гэлов, изгнанных с родных земель? Чем оправданы разорение и без того нищего крестьянства, религиозная нетерпимость, древние права аристократии, экономическое господство буржуазии? Многие из героев Скотта взволнованы этими вопросами. С различной степенью сознательности эти вопросы обсуждают Родерик Ду ("Дева озера"), Роб Рой, Берли и Клевер-хауз ("Пуритане"), шут Вамба и Седрик Сакс ("Айвенго"), швейцарцы в "Анне Гейерштейн", турки в "Талисмане". Историк и правовед, шотландский дворянин и английский писатель, Вальтер Скотт словно самым своим рождением и образованием был предназначен для того, чтобы выдвинуть точку зрения побежденных национальностей и местных традиций и по-новому рассмотреть вопрос, не вызывавший сомнений у историков предшествовавшей эпохи.
Начиная серию своих шотландских романов, Скотт надеется на то, что англичане забыли древнюю вражду и не чувствуют ненависти к своему побежденному врагу. Враг стал или должен стать равноправным гражданином нового Соединенного королевства, и повествование о старинных распрях не вызовет у современного английского читателя ничего, кроме сочувствия. В "Антикварии" Скотт подчеркивает великобританский патриотизм своих шотландских героев, что было весьма важно в те времена, когда Наполеон пытался расколоть союз, взывая к патриотизму Ирландии и Шотландии. В "Роб Рое" сочувствие герою, именем которого назван роман, почти не сопровождается негодованием к его притеснителям, и весь конфликт рассматривается как недоразумение, которое должно быть разрешено правильными отношениями между "бывшими" покоренными и "бывшими" завоевателями, хотя сущность конфликта лежит гораздо глубже, В "Эдинбургской темнице" подозрения королевы по отношению к шотландским "бунтовщикам" опровергнуты фактами, а лорд Аргайл верно характеризует, действительное положение вещей и чувства подлинных шотландских патриотов. В "Айвенго" та же проблема перенесена в другую эпоху. Здесь изображена борьба между норманнами и англосаксами через сто с лишним лет после завоевания, но разрешается этот древний спор приблизительно в том же плане. Старый Седрик Сакс принужден прекратить свою бесполезную оппозицию. Ричард I благоволит совершенно одинаково и к саксам и к норманнам и уничтожает антагонизм, который существовал в правление "норманского" принца Иоанна. Сам Айвенго, сакс по происхождению и соратник Ричарда, усваивает норманскую культуру, получает прощение отца и символизирует союз двух национальностей.