Они повернули назад. Как легко было спускаться и как тяжело давался каждый шаг назад, вверх по холму! Уже у веранды Адольф присел на ступеньку и, обхватив голову подбежавшей Берты, стал смотреть в немигающие собачьи глаза.
- Руди, я давно хотел тебя спросить. Почему тогда, в двадцать четвертом, ты ко мне вернулся? Я ведь стал ничем, меня вычеркнули. Почему ты снова поверил?
- Я поверил раз и навсегда, и это случилось не тогда. - Гесс сел рядом и достал сигареты. - Я закурю, ничего?
Адольф поглядел на него, точно не понимая.
- А если бы сейчас - снова с нуля? Ты остался бы со мною?
- Конечно. И не я один. А это значит - уже не с нуля. Как и в двадцать четвертом.
- Нет, не то. Я про другое. Если бы я остался совсем один… Просто голый болван на необитаемом острове?..
- Построили бы плот и добрались куда-нибудь.
- А если бы я стал тонуть и потащил тебя за собою?
- Я отлично плаваю. Мы справились бы.
- И все-таки - почему?
- Да потому! - Гесс рассердился. Чувства друга к Ангел икс были понятны ему и вызывали ответную боль, но все эти аллегории с тонущими болванами… Что на него находит? В любви мне ему объясняться, что ли? Он не видел, что Адольф улыбается. Гесс не понял бы этой улыбки, и если б заметил, то рассердился бы окончательно.
Они вернулись в дом и сразу прошли наверх, минуя гостиную, где в этот час расположилось досужее общество. Туда забежала Берта, оповестив о возвращении с прогулки хозяина, и Эльза, извинившись, поднялась в спальню. Она была еще сердита на мужа и ждала объяснений, но он, казалось, уже обо всем забыл. Он даже не повернулся к ней, а продолжал стоять спиною, упершись руками в подоконник.
- Если я тебе не нужна, я вернусь в гостиную, - сказала она.
- Эльза, я хотел спросить… Если со мной что-нибудь случится, ты не уйдешь от меня?
У нее в первый момент округлились глаза, потом закипело возмущение. Ну что это, в самом деле? Как можно задавать такие вопросы? Но она вспомнила, что он вернулся после прогулки с Адольфом, и кто знает, о чем они говорили.
- Я не уйду, - отвечала она сдержанно. - А в каком случае ты бы ушла? Просто черт знает что такое.
- Только если бы ты прогнал меня. Возможно, у меня хватило бы гордости.
Он молчал.
- Хотя, возможно, и тогда я бы осталась. Он наконец повернулся и посмотрел ей в глаза.
- Руди, если допрос окончен, я пойду. Роберт опять пьян, а Гели взяла с него слово, что он научит ее стрелять в темноту.
- Ты что, решила ее удочерить?
В шумной гостиной царствовала Елена в окружении шести мужчин. Пуци дразнил жену откровенным флиртом с хорошенькою Евой, которая своей молодостью заняла здесь больше места, чем ей полагалось; к тому же девушка оказалась наделена способностью к мимикрии, и их оживленный разговор привлекал всеобщее вниманье.
Еще одна пара расположилась у окон, и непонятно было, что они там высматривают. Роберт Лей указывал в темноту, а Гели, самовольно явившаяся в гостиную и уже проглотившая две рюмки коньяка, вглядывалась туда блестящими от приятного возбуждения глазами.
Эльза вошла впереди мужа и возвратилась к многочисленной компании, оживленно обсуждавшей проблему дуэлей, а Рудольф, налив себе коньяку, уселся неподалеку от Роберта и Ангелики, которые тотчас изъявили желание к нему присоединиться.
Гели всегда робела в присутствии Гесса, но, чувствуя опору в лице Лея, решилась все же поднять на него глаза. И тотчас их опустила. Роберт, поняв, что фюрер лег спать, окончательно расслабился. Влив в себя громадную, чуть не в пол-литра рюмку (она так и называлась "рюмка Лея"), он потянул Гесса к окну, чтобы в очередной раз поведать историю о том, как во время войны "эти сволочи" сбили его аэроплан, как он падал с ночного неба - "из тьмы во мрак" - и прощался сам с собой.
- Ты летчик, Руди, и ты меня поймешь. Мне кажется, что тот Роберт Лей так и остался там и все еще летает. Если бы был Бог…
- Бог умер, старина, и небо пусто. Но даже такое, оно всегда будет призывать нас. Мы выпьем за тех, кто уже не откликнется.
Они представляли собой физическую противоположность - высокий, прекрасно сложенный, с неуловимым изяществом в движениях и мягким взглядом ярких глаз Рудольф Гесс и крепко сбитый, резкий, нервный Роберт Лей, два бывших летчика, каждого из которых по-своему обласкала война.
Они выпили еще. Потом втроем вышли на веранду. Рудольф взял из рук Лея его именной браунинг и взвел курок.
- Теперь смотри, - сказал Гесс Ангелике. - Вот так он заряжается. Теперь возьми его в руку. Ты можешь выстрелить.
- Куда? - спросила возбужденная Ангелика.
- Думай сама. В этой стороне охранники. В той тоже. Справа дорога, там стоят машины и работают механики. Они часто работают по ночам. Прямо - кусты; в них местные кобели обычно караулят Берту. Впрочем, сейчас их нет. Ты можешь выстрелить туда.
- А если они там? - растерянно спросила она.
- Ты можешь выстрелить в небо.
- В небе Бог.
- Там пусто. Наконец, ты можешь выстрелить в меня.
Она взяла пистолет и, странно улыбнувшись, прикоснулась дулом к левой груди.
- Я поняла… Всегда есть куда выстрелить. Рудольф отобрал у нее пистолет и вернул Лею.
- Только больше не думай, что можно стрелять в темноту.
- Верно, девочка! - воскликнул Роберт, не задумываясь о логике. - Темнота, она здесь!
Он ударил себя в грудь и покачнулся. Гесс увел его, обняв за плечи.
Гели осталась одна. Ей было жарко и почему-то казалось, что Рудольф сейчас вернется к ней. Она долго ждала, уже понимая, что возвращаться ему незачем, потому что он все сказал. Она прокралась наверх, стыдясь своего головокруженья. Она была пьяна и возбуждена приятным ожиданием. Но Адольф крепко спал, одетый, ничком на диване. Видимо, как вошел, так и рухнул - он часто засыпал так, и ей часто бывало его жалко.
Утро следующего дня неожиданно порадовало всех. Мужчин - важной информацией из Берлина, которая вмиг привела их в боевое настроение; женщин - потоками солнечного света, которые снова пролились на Бергхоф.
Только Эльза, по обыкновению, была сдержанна, хотя ночью Рудольф, предварительно извинившись за глупую сцену, поведал ей нечто такое, что заставило сильно биться ее сердце.
- Если мы пройдем в рейхстаг с не менее чем пятьюдесятью мандатами, я попрошу отпуск на полгода. Хочу поработать с Карлом в Немецкой академии. - Увидав выражение ее лица, он поморщился. - Почему ты так смотришь на меня?
- Руди! Но он не отпустит тебя!
- Ты говоришь вздор!
Она продолжала смотреть с тем же выражением.
- Он не отпустит тебя! Ни за что не отпустит! Вспомни, пять лет назад, когда ты уже начал работать на кафедре…
- Тогда было другое. Мы только вышли из тюрьмы, и…
- И ты сразу отправился к своему возлюбленному Карлу…
- Ты забыла, малыш, - он поцеловал ее в нежное запястье, - никуда я не отправлялся. Вы с Адольфом ждали меня в машине у ворот, потом мы поехали в "Баварию" и порядком там напились.
- Это ты все забыл! Или себя обманываешь! Я-то помню. Ты сказал ему, что начинаешь работать в университете, и он сначала ничего не ответил. Потом прошла неделя. Ровно семь дней. Мы шли по Принцрегентплац - и я это точно помню, - шел мелкий дождь, он говорил о строительных панелях, а потом вдруг, без перехода сказал: "Это невозможно, Руди. Ты не сумеешь раздвоиться. Ты должен выбрать". А ты очень весело ответил, что тебя на все хватит.
- И на этом разговор был окончен.
- Разговор - да, но не остальное. "Остальное" заключалось в поведении Адольфа в последующие несколько недель. На фюрера нашла апатия, выматывавшая всех, кто находился рядом. Он почти все время молчал, надолго запирался один и соглашался впускать к себе одного Рудольфа, и тот все чаще вынужден был оставаться с ним. Было это спектаклем, разыгранным с определенной целью, или чем-то другим, трудно сказать, однако все закончилось естественным образом, а именно - Рудольф почти перестал бывать у Хаусхофера.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - прервал Гесс жену. - Пять лет назад мы были пустым местом, а теперь - через год-два Адольф станет канцлером.
Эльза даже руками всплеснула.
- Господи, ну при чем здесь это! Ты ему нужен! Ты!
- А я что, улетаю в Англию?
- Руди, он не отпустит тебя! Я понимаю, что тебе неприятно это выслушивать, но все же посмотри правде в глаза. Стоит тебе только заикнуться о том, что ты желал бы сделать что угодно вне вашей общей сферы, то есть, я хочу сказать, вне сферы власти Адольфа, как он противится этому всеми возможными способами.
Продолжать спор не имело смысла.
- Я все-таки возьму отпуск Во-первых, я очень устал. Во-вторых, в партии существуют программы, которые за меня никто не воплотит в жизнь. В-третьих… Адольф у тебя выходит феодалом, а я - каким-то галерным рабом. Короче, отправляйтесь в ваше турне, а когда вернетесь, я думаю, все решится наилучшим образом.
Ей так хотелось в это верить.
- И вот еще что, - добавил он, прежде чем выключить лампу. - Адольф говорил со мной об Ангелике. Он советовался, как ему поступить.
- Что ты ответил?
- А ты считаешь, он может на ней жениться и дать пищу для пересудов…
- Я только спросила, что ответил ты.
- Это не важно. Если он любит, то плюнет на все и женится. Так вот, если уж мы с тобой взялись ему помочь, то ты там присматривай за нею, а то еще увлечется каким-нибудь молодым самцом.
- А за меня ты уже не беспокоишься? - шепнула она лукаво.