Не успели они отползти и десяток метров, как послышался пронзительный свист снаряда. Кожин вдавил Жестова в землю и навалился на него. Снаряд разорвался близко. Осколки просвистели над саперами. Кожин дернулся и свалился с Жестова.
- Чего это ты вздумал меня прикрывать? - сердито зашипел Жестов, повернувшись к нему. - Я тебе не командир и не баба.
- Не болтай. Полезли дальше.
До окопов уже оставалось несколько метров, как опять просвистел снаряд. И снова Кожин прикрыл Жестова. Осколки пролетели, а он продолжал лежать, слегка оглушенный взрывом. Жестов некоторое время не двигался. Потом стряхнул с себя Кожина и повернулся к нему с желанием выругаться. С какой стати Кожин рискует ради него?
Кожин лежал неподвижно, Жестов тронул его за плечо и позвал:
- Никита Петрович…
Кожин поднял голову, простонал, и голова его опять бессильно упала.
Тогда, не теряя времени, Жестов взвалил его на спину и пополз.
В окопе Кожин очнулся, спросил:
- А ты целый?
- Ни одной царапины.
- Вот и хорошо… Днем с семьей встретишься… Мне встречаться не с кем.
- Куда тебя ранило?
- Первый раз в то место, на котором сидят… Сильно вдарило, крепче, чем под зад коленкой… Но терпимо, ползти мог… А второй раз по голове чем-то стукнуло… Крепенько…
Говорил он тихо, растягивая слова.
- Ах, какой ты, - укорил его Жестов. - Не следовало так.
Подошли санинструкторы. Когда Кожина положили на носилки, Жестов наклонился к нему и поцеловал.
- Прощай, Никита Петрович.
- Зачем же прощай? До свидания, Степа. Ты же пригласил меня в Новороссийск после войны! Я приеду.
- Буду ждать.
И только его унесли, как все кругом загрохотало и осветилось. Это взревели на том берегу пушки разных калибров. Малая земля задрожала и закачалась. По бухте заметались лучи вражеских прожекторов.
- Началось! - радостно воскликнул кто-то.
Все, кто находился в окопе, стали обниматься. Их чувства в этот момент можно было понять. Наступает конец их семимесячной маяте на пятачке земли, они пойдут вперед. Малая земля соединится с Большой.
Вскоре открыла огонь и артиллерия Малой земли.
Радостно-взволнованный Жестов выглянул из окопа и посмотрел на бухту. Он увидел, как к молу мчались катера.
"Десантники рванулись в порт", - догадался он.
Ему вспомнился знакомый куниковец Кирилл Дибров, невысокий, но плотно сложенный моряк с добродушным лицом и веселыми светлыми глазами. Жестов познакомился с ним во время одной боевой операции, и с тех пор у них завязалась дружба. Когда куниковский отряд отправляли в Геленджик, Дибров пришел к Жестову проститься. Он тогда сказал: "В первый день освобождения Новороссийска встретимся. Приходи к зданию горсовета".
Помнит ли Кирилл свои слова?
Во всяком случае, Жестов придет. Чем черт не шутит, может, и встретятся.
В бухте вода кипела от разрывов вражеских снарядов. Жестов увидел, как загорелся один катер.
"На катерах куниковцы. Кому же быть иначе. Не сладко им приходится. Хотя бы Кириллу повезло", - обеспокоенно думал Жестов, жадно затягиваясь едким махорочным дымом.
Он поднял со дна окопа саперные ножницы и пошел докладывать командиру роты о выполнении боевого задания.
На рассвете через проходы, проделанные саперами, должны начать атаку морские пехотинцы 83-й бригады.
2
В марте поредевший отряд майора Куникова был отправлен в Геленджик на формирование. Там его преобразовали в отдельный батальон морской пехоты и пополнили новыми моряками. Командиром батальона назначили капитан-лейтенанта Василия Ботылева, который во время боев на Малой земле руководил одной из боевых групп,
Батальону присвоили номер "393". Но все стали называть его куниковским. Слава Куникова, его традиции жили в этом батальоне.
Все лето куниковцы готовились к новой десантной операции.
И вот настал вечер девятого сентября. Куниковцы погрузились на "морские охотники". На те самые, которые когда-то высаживали их на Малую землю.
Теперь они знали, где будут высаживаться.
Батальон был разбит на две группы. Первую группу, которая должна высадиться в районе управления порта, возглавил капитан-лейтенант Ботылев. Вторая группа под командованием командира роты автоматчиков старшего лейтенанта Райкунова получила направление на Лесную пристань.
В полночь корабли, обогнув мыс Дооб, вышли на исходный рубеж, заглушили моторы и стали ожидать условного сигнала.
Старший лейтенант Райкунов стоял на командирском мостике и с нетерпением посматривал на часы. Он заметно волновался. Как-то оно получится? Его рота должна водрузить на здании вокзала морское знамя. Не так- то просто прорваться туда. Вообще десант необычный, дерзкий по замыслу. Надо пройти ворота мола и высадиться в центре города, а там вдоль всей береговой черты у противника сильные укрепления Если первый рывок десантников после артиллерийской подготовки будет неудачным, то…
Райкунов сошел с мостика и стал прохаживаться по палубе, бросая взгляды на автоматчиков.
Около кормовой пушки стояли командиры отделений младший сержант Кирилл Дибров и старшина второй статьи Владимир Смаржевский и о чем-то оживленно разговаривали. Глянув на них, Райкунов невольно улыбнулся. Ему вспомнилось, что кто-то назвал их Патом и Паташоном. Наверное, так назвал их человек постарше, молодые не знают, кто такие Пат и Паташон. Когда Дибров и Смаржевский стояли рядом, то сравнение с известными в двадцатые годы киноартистами невольно приходило в голову. Дибров низкорослый, но плотный, а Смаржевский длинный и тощий. У Диброва круглое, добродушное лицо, у Смаржевского - скуластое, вытянутое. Но оба далеко не комики, а прославленные боевые командиры. Правда, они оба веселые, общительные парни и за острым словом в карман не лазили, как и подобает морякам. А Смаржевский вдобавок еще и одессит. А что такое одессит - каждый знает.
Райкунов подошел к ним и задал стереотипный вопрос:
- Как самочувствие?
- На уровне, - ответил ему в тон Смаржевский. - Решаем, кого назначить комендантом вокзала.
- Ну и что решили? - настраиваясь на шутливую волну, спросил Райкунов.
Он был из тех, кто любит шутки и песни.
- Володя отказывается, - сказал Дибров. - А почему - непонятно.
- Ни к чему это мне, - повел плечом Смаржевский. - Необучен комендантским тонкостям. Там надо языком работать, а я привык к языку автомата.
- А помимо языка еще и голова должна быть в порядке, - заметил Райкунов.
- Намек ваш понятен, товарищ старший лейтенант, - сказал подошедший матрос Леонид Гершман, - только дело тут в другом. Голова у Смаржевского для должности коменданта вполне подходящая. Дело в Зине. Она вот-вот вернется из госпиталя. Батальон после взятия города уйдет вперед, а комендант останется в глубоком тылу. И не видать Володе дивчину.
Смаржевский толкнул его в плечо.
- Ну, ты, помолчи об этом…
- Верно, Леня, помолчи, - посоветовал Дибров. - Тайны выдавать не полагается.
Но это была тайна, которую все знали. Была в отряде Куникова автоматчица Зина Романова, небольшого роста, сероглазая, рыжеволосая. За боевой характер ее прозвали "чертенком". И вот в этого чертенка одессит Володя влюбился. Свою любовь он скрывал от товарищей и даже от Зины, но, конечно, об этом знали все. В первую ночь десанта на Малую землю Зина была тяжело ранена. Смаржевский на руках принес ее в санчасть. Вот уже семь месяцев лежит она в госпитале. Но Смаржевский не забыл ее, ждет, когда вернется. Об этом также знали все. Но когда товарищи напоминали ему о ней и начинали подшучивать, он или сердился или делал беспечный вид, давая понять, что не к лицу матросу сохнуть по девушке, пусть девушки сохнут по матросам.
- Молчу, молчу, - делая испуганный вид, замахал руками Гершман. - Не подымай только на меня руку, Володя. Не забывай, что ты командир отделения. Поднимая руку на подчиненного, ты совершаешь воинское преступление.
- Трепач ты, Ленька. Знаешь, как таких у нас в Одессе называют?
- Знаю, знаю, невдалеке от Одессы жил.
- А вообще-то, - заметил Дибров, ухмыльнувшись, - стоило бы Володе побыть комендантом. Округлился бы за несколько месяцев. А при его росте какой вид был бы. Мощная фигура! Тогда кое-кто из женского пола сразу бы обратил на тебя внимание. А сейчас какой вид - никакого, ходячий скелет, можно сказать, один нос выделяется.
- Ты уж скажешь - скелет, - недовольно протянул Смаржевский. - Просто стройный молодой человек, на зависть некоторым. От таких девчата без ума.
- Верно, - подхватил Гершман. - Иду это я на днях по улице. Навстречу три девушки. Увидели Владимира - в обморок. Что, думаю, такое с ними? Теперь понятно. Бедные девчата.
Все рассмеялись, а Смаржевский громче всех.
- Один - ноль в твою пользу, Леня, - заключил он. - Второй тайм после взятия Новороссийска.
- А я, между прочим, - сказал Дибров, - уже назначил свидание около горсовета.
- Горазд, - покачал головой Райкунов.
- С кем это? - полюбопытствовал Смаржевский. - Я ее знаю?
- Не она, а он. Степан Жестов, сапер с Малой земли. Может, помнишь? Вроде тебя - тощий, длинный.
- Ara, припоминаю что-то.
- Отличный парень. Сам новороссийский, на "Октябре" цемент обжигал. Чем-то он пришелся мне по душе. Разрешите, товарищ старший лейтенант, отлучиться в город?
Райкунов улыбнулся:
- Надо сначала город взять.
- За этим дело не станет, - уверенно заявил Смаржевский.
Райкунов хотел ему напомнить, чтобы при высадке не потерял флаг, который вручил ему, но промолчал, решив, что напоминать не следует. Таким ребятам достаточно сказать один раз.