5
На Малой земле, в восьмой гвардейской бригаде служили санинструкторами две подруги - Вера Колодей и Маша Ермолова. Им тоже было по восемнадцать лет, На фронт пошли добровольно. Вера маленькая, такая же, как Кнопка. Маша выше ее на голову. Но обе худенькие, угловатые. Когда они появились в бригаде, то кто-то из штабных офицеров с жалостью сказал: "Откуда взялись эти заморыши?" В день 8 Марта пулеметчик Александр Павлович Степанов, которого девушки из уважения к его возрасту называли дядей Сашей, подарил Вере дудочку, вырезанную им из дерева. Вера было обиделась за такой детский подарок. Но дядя Саша погладил ее по голове и ласково сказал:
- Не обижайся, девчурка. Когда-нибудь будешь вспоминать этот подарочек. Люблю тебя по-отцовски. Гляжу на тебя и вспоминаю дом, родных…
Во время апрельских боев, когда вся Малая земля горела от взрывов бомб, снарядов и мин, Вера ползала по воронкам, окопам и перевязывала раненых, стаскивала их в безопасные места. Приползла она и на пулеметную точку дяди Саши. Второй номер пулемета и подносчик патронов лежали раненые. Вера перевязала их и по одному перетащила в глубокую воронку от бомбы.
- Лежите тут, - приказала она. - Вернусь, тогда доставлю в санчасть.
Она вернулась к дяде Саше. За это время ранило и его. Он стоял на коленях, а кровь сочилась сквозь гимнастерку. Глаза его были устремлены в сторону противника. Вера подползла к нему и достала из сумки бинт.
- Дядя Саша, давайте перевяжу.
Он повернулся к ней и закричал:
- К черту перевязку! Стреляй, черт побери! Не видишь, что ли, - фашисты прут сюда!
Вера выглянула и увидела бегущих прямо на нее немецких солдат. Через минуту-две они будут тут. Сердце ее похолодело. Она-то еще успеет уползти. Но дядя Саша останется, он не может даже дотянуться до пулемета. А в воронке лежат еще двое раненых.
- Стреляй же! - крикнул Степанов и зло выругался.
Вера отбросила медицинскую сумку и взялась за рукоятки пулемета. Она стреляла до тех пор, пока не кончилась лента. Когда пулемет замолк, выглянула из-за щитка. Немцев как ветром сдуло.
Она села на дно ячейки и закрыла лицо руками. Дядя Саша окликнул ее:
- Чего же сидишь? Перевязывай, пока время есть.
Она отняла руки от лица, и он увидел на ее глазах слезы.
- Ну чего ты, дурочка, слезу пущаешь? Может, серчаешь, что крепко выругал? Но положение было такое, сама понимаешь, - стал он успокаивать ее.
Вера смущенно улыбнулась и виновато произнесла:
- Я просто испугалась.
Она перевязывала его, а сама то и дело поглядывала в сторону противника.
- А теперь заправь ленту, - сказал он, когда она закончила перевязку. - А потом ползи к командиру роты и доложи, что у пулемета никого нет, пусть кого подошлет. Я побуду тут.
- Вы же раненый. Я отведу вас.
- Выполняй приказание, дочка.
Вера разыскала командира роты, доложила, а потом опять поползла к дяде Саше.
Когда стемнело, Вера перенесла всех раненых в санчасть. В полночь их отправили в береговой госпиталь.
Ночью немцы не предпринимали атак, но артиллерийский и пулеметный обстрел не прекращали. Всю ночь в небе кружили вражеские бомбардировщики, которые бросали бомбы, хлопушки, пустые бочки, рельсы, издающие при падении отвратительный свист. Вера после полуночи забралась в "лисью нору" и уснула, не обращая внимания на непрерывный грохот взрывов.
Утром немцы возобновили атаки. Пробираясь по траншее, Вера услышала стон в землянке связистов. Вбежав туда, увидела раненого связиста Василия Склярова. Осколок впился ему в плечо.
Вера хотела перевязать его, но он оттолкнул ее.
- Некому связь держать. Сама понимаешь, что во время боя без связи нельзя.
- А ты сообщи, что ранен. Пришлют замену.
- Не пришлют. Некому заменять.
Он опять застонал, морщась от боли.
- Осколок, гад, застрял в кости. Слушай, сестренка, ты что-нибудь в медицине соображаешь или только перевязывать умеешь?
- А что?
- Выдернула бы ты осколок.
- Я же не хирург. Да и обстановка тут…
- Попробуй.
Он стянул с себя окровавленную гимнастерку и рубаху.
- Действуй.
- Больно будет.
- Перетерплю. Если буду ругаться, пропускай мимо ушей.
Вера протерла рану марлей, смоченной в спирте, и взяла в руку пинцет. Скляров заскрипел зубами от боли, потом не выдержал и стал отчаянно ругаться, однако не отталкивал Веру от себя. А она приговаривала:
- Терпи, Вася, терпи, ты же гвардеец. Я уже нащупала осколок, осталось зацепить. Сейчас будет еще больнее, ты ругайся, ругайся…
Осколок был вынут. Обильно заструилась кровь. Вера заложила в рану тампон и туго забинтовала. Лицо связиста побледнело, на лбу выступил пот. Несколько минут он сидел неподвижно, прислонившись к каменной стенке землянки и закрыв глаза.
- Пошли в санчасть, - предложила Вера.
Он открыл глаза, несколько мгновений молча смотрел на нее, потом сказал:
- Вон там в углу вещмешок. Покопайся в нем, может, во фляге есть водка.
Водки во фляге не оказалось. Тогда Вера отлила в кружку из своего пузырька немного спирта, развела его водой и дала Склярову. Выпив, он облегченно вздохнул, взял телефонную трубку.
- Цветок, Цветок, - позвал он. - Я Роза, Роза. У меня все в порядке, немного ранен, с поста не ухожу.
Повернувшись к Вере, он сказал:
- Можешь топать, сестренка. Извини, что при тебе загибал трехэтажные маты.
Выйдя из землянки, она пошла по траншее туда, где стрекотали пулеметы…
Маша Ермолова была дочерью казака из станицы Крыловской. В сорок втором году, когда ей исполнилось семнадцать лет, прислали похоронную на отца. Она распростилась с матерью и тремя младшими братьями и пошла на фронт. Санинструктор Маша прошла боевой путь от Малой земли до Берлина и вынесла все, что выносит ротный санинструктор, - холод и голод, пулеметный и артиллерийский огонь, бомбежки и вшей, смерть друзей и слезы отчаяния.
Гвардейцы называли ее везучей. Это утвердилось за ней, когда однажды она напросилась с разведчиками за "языком". А надо сказать, что разведчики долгое время не могли поймать пленного. Командир разведгруппы скептически посмотрел на ее далеко не воинственную худенькую фигуру и покачал головой, дескать, на танцы бы тебе, а не в разведку. Но потом пренебрежительно бросил: "А пусть идет. Пользы не будет, конечно, но и вреда не принесет". Случилось так, что она первая заметила вылезших за передний край гитлеровцев. Завязалась рукопашная схватка. Несколько вражеских солдат было перебито, а одного разведчики подхватили живого. Вернувшись, командир разведчиков пожал руку и уважительно произнес:
- А ты везучая.
Повезло Маше и в следующий раз. Ее тяжело ранило в голову. Думали, что не выживет. Выжила. Когда вернулась в свою бригаду, опять говорили:
- Везучая.
После боев на Малой земле я оказался в одной с ними гвардейской дивизии. Дошли вместе до Берлина. А после войны следы Маши и Веры затерялись. И только на праздновании 25-летия Малой земли мы встретились вновь. Заморышами их теперь не назовешь, выглядят вполне солидно. Вера - научный работник в пищевой промышленности Дагестана. Маша - диетсестра санатория "Дубовая роща" в Железноводске. У обоих есть мужья и сыновья.
6
Старшая медсестра и секретарь партбюро больницы г. Пологи Запорожской области Анна Андреевна Сокол подарила мне альбом. На Малой земле она была парторгом медсанбата 176-й Краснознаменной дивизии. С этой дивизией она прошла боевой путь от Малой земли до Чехословакии.
В альбоме отражен этот путь. Тут фотографии боевых подруг, ее письма с фронта, песни и стихи о Малой земле, воспоминания. Пожалуй, иная книга не читается с таким интересом, как этот альбом.
Мне хочется процитировать несколько страниц из этого примечательного документа.
"Когда мы высадились на мыс Мысхако, перед нами встал вопрос, как укрыть раненых, где их оперировать и как эвакуировать. Это трудно было решить, так как каждый метр земли простреливался, а наш медсанбат состоял почти из одних девушек.
Не дожидаясь рассвета, мы начали на склоне балки рыть землянки, носить колья с виноградников, а к утру на колья натянули плащ-палатки. Так оказалась перевязочная. Но как только наступил рассвет, наша перевязочная была уничтожена взрывом снаряда.
Мы начали закапываться в землю. Мешали дожди. Почва была каменистая. Вода накапливалась в балке и заливала землянки. Обсушиться и обогреться негде, малейший дымок вызывал ураганный огонь противника.
Комсорг роты Ира Филиппова, девушки Наташа Дожикова, Мотя Вихрова, Зоя Ефремова, Таня Поваркова, Нина Винник, Нюра Жернакова, Валя Черникова отправились на берег искать что-либо для укрытия нашей операционной. Под артиллерийским огнем они натаскали с берега ящики из-под снарядов. Мы разламывали их и дощечками обили стены, потолок, под потолок подвесили простыни, вместо лампы приспособили снарядные гильзы. Так появилась у нас операционная.
Хирургом у нас был коммунист, майор медицинской службы Вайсман. Мужественный человек. Над нами кружат самолеты, сбрасывают свой смертоносный груз, рвутся снаряды, а он спокойно стоит над раненым со скальпелем, ободряет раненого и сестер. Однажды во время операции снаряд угодил в бок операционной. От пыли стало темно. Когда мы вбежали туда, то увидели лежащую операционную сестру Марию Высоцкую. Ее контузило. Раненый лежал на операционном столе, сделанном из досок, а Вайсман стоял и отчаянно чертыхался по адресу гитлеровцев:
- Вот гады, только начал зашивать рану, а они тут со своим снарядом!
Вместо контуженной Высоцкой у стола встала Катя Кравецкая, а мы стали ремонтировать операционную.