В этот приезд Аня побывала в Эрмитаже и в Русском музее. Как ей понравились Клод Моне и Куинджи! А герцогиня де Бофор немного похожа лицом на Аню, только волосы у нее взбиты и напудрены. Дедушка подарил Ане диафильмы про Эрмитаж, она увезет их с собой и будет показывать всем настенное кино.
22
В журнале "Пионер" была статья про какую-то школу, где ребята придумали делить пионеротряды на звенья по интересам. Аня предложила организовать то же самое у них в классе. Решили, что сделают четыре звена. Первый – "Умелые руки", где отец Вовки Солдатова будет учить желающих выпиливать лобзиком, туда записались одни мальчишки, второй – рукоделия, где мама Вики Поляковой научит девочек делать мережку, обметывать петли, шить разными швами, вышивать гладью (крестиком каждый дурак может по канве, тут и учиться не надо). Но они еще решили организовать спортивное звено, чтобы зимой кататься на лыжах, ходить вместе на каток, а когда потеплеет, устраивать разные соревнования, и музыкальное, где они будут готовиться к выступлению на смотре художественной самодеятельности. Решили, что, кто хочет, может записаться сразу в несколько звеньев.
Викина мама предложила заниматься у них дома, и девочки принялись осваивать премудрости рукоделия. Ане особенно понравилось делать мережку. Тетя Лена показала им несколько разных вариантов, и дала задание сделать носовые платки с мережкой. Она сказала, что в жизни все пригодится: например, когда она в молодости ходила на свидания, то так ровно подшивала подол швом "за иголку", что молодой человек ни за что бы не догадался, что это не на швейной машинке. У Ани стежки не получались такими ровными. Но ничего, она уже так хорошо научилась качать ногами педаль на "Зингере" туда-сюда, что скоро сможет сама строчить и будет перед свиданием подол на швейной машине подшивать.
А еще хорошо бы взять шефство над старушкой. В Динарином подъезде на первом этаже жила старенькая тетя Вера, и ребята 4-го "Б" решили ей помогать. Мальчики приходили колоть дрова, девочки ходили за хлебом и молоком. Но это недолго продолжалось – к весне тетя Вера умерла, точнее, преставилась – она ведь была верующая. Дверь в ее квартиру была открыта настежь, и все заходили и смотрели, как батюшка в черном махал кадилом над гробом и читал молитвы – отпевал. Комната была наполнена крепким запахом ладана, вдоль стен сидели старушки.
А вот в книжке "Старшая сестра", когда у Зины Стрешневой умерла мама, к ним приехала бабушка и послала Зину в церковь освятить кулич. А избалованная и завистливая Тамара из ее класса увидела и рассказала обо всем в школе, чтобы Зину исключили из пионеров. Зина уже сняла с себя галстук и вышла из класса, но тут пришла учительница и заступилась за нее. Учительница сказала, что как раз Тамара плохой товарищ, потому что не подошла к Зине и не остановила ее, а потом побежала к пионервожатой и нажаловалась. И Зину не исключили.
Жена директора завода Нина Петровна пекла на Пасху куличи, делала пасху из творога и приглашала всех заходить и угощаться, Аня тоже ходила пробовать. Но носила ли Нина Петровна их святить, Аня не знает. Вообще, кажется, у них тут нет церкви. Откуда же тогда священник приходил тетю Веру отпевать?
23
Аня любит в воскресенье встать рано, пока родители еще спят, и приготовить что-нибудь сюрпризом на завтрак – жарит картошку так, как папа, или делает блинчики, как бабушка Лиза. Каждый готовит одни и те же блюда по-своему, и Аня выбирает для себя лучшее. Родители всегда радуются такому завтраку. В воскресенье они завтракают за большим столом в комнате, чтобы не тесниться на кухне. Одно окно выходит на восток, в комнате солнце, приятно завтракать вместе и разговаривать. Аня мажет кусок черного хлеба маслом.
– Намажь мне тоже! – просит мама.
Аня быстро мажет кусок для мамы.
– Как ты неаккуратно намазала!
– Но я и себе так же намазала, посмотри!
– Это не оправдание. Для других ты должна делать лучше, чем для себя. Ты недобрая.
– Значит, вы меня так воспитали.
– Нет, мы тебя так не воспитывали. И вообще, ты уже сама себя воспитываешь.
Аня недоумевает – неужели такая ерунда, как не идеально намазанный кусок хлеба стоит нагоняя? И совсем неожиданно прозвучало, что, оказывается, она уже сама себя воспитывает. Может быть, так и есть, Ане уже десять лет. Она подумала, что ей будет легче воспитывать себя, чем тем детям, у кого мама с папой во всем похожи. Ее родители такие разные, что, невольно это замечая, она привыкла анализировать их слова и поступки и решать для себя, что лучше. А можно учиться не только у папы с мамой, но и у других, и из книг. Как с рецептами еды.
Аня заметила, что у ее подруг по школе зимой подолгу не включали свет, чтобы меньше платить за электричество, ждали, когда совсем стемнеет. У Ани дома свет включают, чуть только начинает смеркаться, и он горит во всех комнатах, даже если все сидят в одной, а иногда и в коридоре, и в передней. Аня решила, что тоже будет выключать свет, когда он не нужен. Но в первый же раз, когда она это сделала при родителях, получила от них выговор. "Нечего экономить! Пойди и снова включи везде свет!" Почему? Многие девочки считают, что они живут богато, за Аню даже в музыкальной школе платят полную сумму за обучение, без скидки, как за многих других детей, но на самом деле никакого такого богатства у них нет, разве что книги и пианино, и мебель получше, и квартира трехкомнатная – большинство живут в двухкомнатных, и на еде они не экономят, и отдыхать родители ездят на юг. Но все равно, зачем зря жечь электричество? Нет, она не всегда понимает родителей.
24
В музыкальной школе в классе по сольфеджио у Ани целых шесть Тань! А Аня одна. Тон, тон, полутон, три тона, полутон – звучит, как стихи. А вот ф-но ей надоело, она совсем перестала заниматься. Софья Израилевна не сразу заметила, потому что Аня запоминает новые вещи, когда разбирает их на уроке. Но в октябре догадалась и прямо спросила об этом Аню. Поставила за урок единицу с минусом и изругала Аню в дневнике. Теперь родители за нее возьмутся. Но она решила, что бросит музыкальную школу, из-за которой пришлось уйти из хора в ДК калийщиков, а они там учат хорошие песни. Например, "Родина слышит, Родина знает…", ее часто поют по радио. Немножко странная у нее мелодия. Обычно песни или грустные, или веселые, как "Весело – грустно" у Бетховена. Весело – это мажор, грустно – минор. Это как мужчина и женщина в музыке. А эта песня не грустная, но и не по-настоящему веселая, и поет в ней мальчик ангельским голосом про сына, который высоко пролетает. Как ангел. Томина бабушка говорит, что ангелы – не мужчины и не женщины. С Томой они делают вместе стенгазету, она хорошо рисует. У нее кудрявые светлые волосы и очень голубые глаза, а руки все в шипицах, похожих на бородавки.
Мама с папой все-таки убедили Аню не бросать занятия музыкой. Софья Израилевна дала ей красивые новые вещи, некоторые за третий и четвертый класс, хотя по музыке Аня еще во втором. Она снова с удовольствием играет. Музыкой дома она теперь занимается по вечерам после школы, а утром, быстро сделав уроки, читает и крутит пластинки. Замечательная новая пластинка – оркестр под управлением Эдди Рознера. Какой красивый "Голубой прелюд"! А как весело поет мужской хор по-польски "Тиха вода бжеги рве, в який способ – кто то ве". А взрослые ехидно посмеиваются, когда солист поет: "Шла дивчина пшес зеленый ляс, попадшила на мне – тылько едын раз". Польский язык похож на русский, но не все понятно. Папа умеет петь по-польски, он научился, когда во время войны был в Польше. Он научил Аню детской песне "Мяла баба когута". Когут – петух, а "мяла" вовсе не мяла, а имела, то есть был у бабы петушок. И произносить надо не "мяла", а почти "мява". Ну, для Ани это не проблема, она и так "л" не выговаривает, папа заставляет ее говорить "На углу стояла лошадь и жевала клок соломы", но это ей не помогает. Харцер – это вроде пионера по-польски. Эта баба всех куда-то прятала – и петуха, и пионера, и пионерку. Очень веселая песня! Аня просит, чтобы папа научил ее другим песням, но мама рассердилась, когда они стали разучивать "Ноц", то есть ночь. Кажется, ей не нравится, что папу научили этим песням во время войны знакомые польки.
Аня начала ходить к логопеду в городскую поликлинику. Она сразу научилась говорить "л" – оказывается, надо было совсем не так язык ставить, как ей родители показывали – но, чтобы это вошло в привычку, она продолжала ходить и пересказывала логопеду сначала "Ход белой королевы" Л. Кассиля, а потом "Старую крепость" В. Беляева, стараясь выбирать места посмешнее – например, как Марущак поймал белую монахиню. Она так увлекалась, что сбивалась на польское "л", но Алевтина Михайловна, хоть и смеялась вместе с Аней, не забывала ее поправлять. Через три недели она объявила, что Аня может больше не приходить.
Аня никогда не плакала над книгами. Мама удивлялась – сама она в детстве рыдала и над "Хижиной дяди Тома", и над другими книжками, над которыми Аня не проронила ни слезинки. Но вот она пошла с ребятами в город на новый фильм "Судьба человека", и неожиданно для себя обнаружила под конец, что глаза у нее на мокром месте. Впервые Аня плакала над чем-то, что не было связано с ее собственной жизнью, и не оттого, что ей было больно или обидно, а от сопереживания с другими, даже если эти люди были только в кино или в книжке. Это стало переломным моментом, она чувствовала, что что-то в ней изменилось.