- Тебе выпала такая честь - тебя пригласил сам нойон, должна дорожить этим, - сказал он, обращаясь к певице. И тут же спокойно уселся, явно не собираясь уходить, пока гостья не покинет юрту. "Как быть? - подумал нойон. - Не могу же я у всех на глазах обхаживать эту красотку".
- Может, выпьете кумысу, уважаемая? - обратился он к гостье. - Располагайтесь поудобнее, погостите у нас денек, а завтра можно и в путь.
Женщина снова ничего не сказала в ответ.
- Спойте еще, - попросил хозяин юрты.
И она запела:
Верблюдице-трехлетке рыжей масти
Поводья ременные не по нраву.
Мужчине в тридцать пять чем я не пара?
Но вижу, что ему я по по нраву.
Коль юрта без веревки-опояски,
Видна неполнота ее убранства.
Лицом красив мужчина, телом статен,
Но не к лицу ему такое чванство.
Глаза женщины, когда она пела, казалось, были полны затаенной боли. Нойон отметил это.
- Вы пели превосходно, - похвалил он. - Хорошо бы еще повеселиться да попировать, только что-то нездоровится мне.
Все, кроме нескольких слуг нойона и Максаржава, поспешили покинуть юрту. Ганжуржав велел слугам тоже выйти, На улице были слышны шаги и голоса ночных сторожей, охранявших юрту нойона.
Максаржав помог учителю раздеться и лечь в постель. Нойон велел мальчику поставить на прикроватный столик кумыс, положить табак и трубку и попросил его сесть поближе.
- Красив звук у фарфоровой чаши, а смысл его нам понять не дано, - произнес нойон. Максаржав не понял, что он хотел сказать. - Хороша певица, просто удивительный голос, да только огня в глазах, радости мало. В чем тут причина?
Он в упор глядел на мальчика, но тот молчал, ожидая, что скажет учитель дальше. "Конечно, какая тут радость: приехала в чужие края, муж бросил, и близких никого здесь нет", - подумал Максаржав, по произнести эго вслух не решился. А Га-нойон продолжал:
- Видел я как-то одну певицу в Великом Хурэ. Вроде не китаянка и не монголка. Тоже хорошо пела... - И вдруг заговорил совсем о другом: - Знаешь, есть пословица: "Лучше страдать по своей воле, чем радоваться по чужой". А еще мудрецы говорят: "Кратковременным счастьем не следует бахвалиться". Была бы страна наша в добрых руках, было бы и нам чем похвастаться. Как богато жил бы тогда народ! А то чужеземцы, будто мыши, тащат от нас все на юг[Имеется в виду Китай.]. Грабят наш народ без зазрения совести. Мерзавцы проклятые! - Голос нойона звенел от негодования. - Помни об этом, помни всегда. Если ты будешь довольствоваться в жизни лишь вином да табаком, если тебе ничего не будет нужно, кроме жены, доброго коня да дорогой трубки, - тогда незачем и на свете жить. Да я бы собственными руками тебя задушил и выбросил, как поганую мышь, если б знал, что ты таким станешь! Сколько глупостей я сам делал в молодости! Каким дураком был! Вот и сегодня пощадил я старика Суря, а зря. Если прощать долги всем нищим - а нищета эта от глупости да нерадивости, - у нас скоро ничего не останется, всю страну разграбят! Этого Суря надо заставить работать. Ведь многие лишь потому и дошли до крайней бедности, что не умеют или не хотят трудиться. Многие просто предпочитают побираться. Нет! Должников надо наказывать бандзой. Нерадивых щадить не стоит. И тут все зависит от чиновников. Ты обратил внимание на человека, что заходил ко мне? У него такой вид, будто он, не разжевав, проглотил сухожилие. Вот какие люди вершат государственные дела! А иной, смотришь, сплошная алчность, мздоимство, за чины и звания продаст все что угодно. И все же, сын мой, есть люди, которые обладают и твердостью духа, и волей, и разумом. Иногда и не хочешь быть жестоким, да приходится. Надеюсь, что ты не будешь таким дураком, каким был в молодости я. Воля и мужество - вот что сейчас необходимо! Ты должен забыть об усталости, не думать об удовольствиях. Э, да что с тобой, сопляком, говорить - в одно ухо вошло, в другое вышло!
Он приложился к узкогорлому кувшину и сделал несколько глотков.
- Иди-ка ты спать, - поставив кувшин на столик, пробормотал нойон и отвернулся к стене.
* * *
Уже четыре года прожил Максаржав у Га-нойона. Приближалась пятая зима.
Га-нойон и его жена лежали на своих кроватях. По всей юрте в беспорядке были разбросаны вещи. Вдруг нойон встал и, накинув на себя дэли, присел на кровать жены. Закурил трубку.
- А наш Максаржав-то - парень вроде ничего. Труда не боится, может, из него человек и получится.
Жена нойона, приподнявшись на кровати, облокотилась на большую подушку.
- Он, кажется, и в ученье преуспевает. И в работе поднаторел изрядно. Может, пора его отправить домой, к родителям? Облагодетельствовал ты его, научил уму-разуму, а теперь, пожалуй, и отпустить можно.
- А разве у родителей ему будет легко после княжеского-то дома? Может, лучше женить его? Выберем невесту, женим, поставим юрту, выделим немного скота на обзаведение. Так-то оно, пожалуй, лучше будет. Нужно только найти такую невесту, чтоб была доброго нрава и работящая. А красота - бог с ней,это не главное.
- Подумай, подумай! Дело-то не шуточное, тут наспех решать нельзя. - Хатан поднялась, палила мужу чаю п, поставив перед ним пиалу, присела рядом.
- Ну, женим мы этого парня, а за душой-то у него ничего нет, - продолжала она. - Знать бы наперед, что за семья получится!
Она затянулась из небольшой трубки с белым мундштуком.
- Вот ты уж не один год учишь его. Толк-то хоть есть от этого?
- Да чему-нибудь уж, наверное, научился.
Нойон уставился на стоявшую перед ним на столике пиалу. Хатан наполнила ее и позвонила в колокольчик. Тотчас явилась молоденькая служанка и остановилась в дверях, ожидая приказаний.
- Горячего чаю нойону! - повелительно сказала хатан.
Девушка, схватив чайник, мгновенно исчезла.
- Вечно ты учениками недоволен, - продолжала хатан, - можно подумать, что Максаржав лентяй. А он парень старательный, весь в отца. Интересно, какая судьба ждет его?
- Да нелегко с ним! Норовистым становится. Но в ученье и правда молодец! Пора бы уж ему и делом заняться, показать всем, чему он у меня научился.
- Норовист он потому, что это ты его избаловал. Ни за что не покается, если виноват.
- Ну, не совсем так. Просто он не любит быть виноватым без вины. А так он малый честный и прямодушный.
- Знаешь пословицу: "Хороший человек раскается; плохой человек, хоть тресни, отпирается"?
Нойон поднялся и, подойдя к столику с бурханами, повернул хурд Потом слова улегся на свою кровать и лежал так, погрузившись в глубокое раздумье. "Жена моя хоть и не образованная женщина, но мудрая, всегда рассудит по справедливости. И тихая, незлобивая. Даже годы ее не изменили. А я? Сколько грехов совершил я за это время! Мужчины все, наверное, большие грешники. А Максаржав действительно вырос из своей уздечки". Нойон протянул руку и дважды позвонил. В юрту заглянула служанка.
- Позови Максаржава!
Служанка тотчас направилась в соседнюю юрту.
- Сынок, - обратилась она к Максаржаву, - тебя учитель зовет.
Юноша одернул свой дэли, поправил кушак и пригладил волосы. Хотел было взять с собой книги, но передумал. Через минуту он уже был в юрте учителя. Остановившись у порога, Максаржав поклонился. "Да, он уже совсем взрослый", - подумал нойон, глядя на юношу, который, следуя обычаю, склонил голову перед хозяином и хозяйкой юрты.
Дэли, который ему сшили лишь в прошлом году, стал ужо мал, под мышками резало, а на груди он и вовсе еле сходился. На верхней губе и на подбородке юноши пробивался темный пушок. "Да, он становится мужчиной", - подумала хатан. А нойон, напустив на себя строгий вид - строгость ведь никогда не помешает, - обратился к Максаржаву:
- Ну что ж, сынок, садись.
Это ласковое "сынок" вдруг напомнило юноше отца и мать, которые всегда называли его так. Максаржав почувствовал, что глаза его затуманили слезы, и наблюдательная хозяйка тут же заметила это. "Какой он все-таки еще ребенок"! Достав шитье из выдвижного ящика стола, хатан принялась за работу.
Нойон взял со столика какую-то книгу, полистал ее, затем достал бамбуковую палочку для письма.
- Прочти-ка вот это, - обратился он к Максаржаву.
Тот взял книгу в руки.
За равное двоим благодеянье
Не равным все же будет воздаянье.
На двух полях взойдут посевы злаков,
Но будет урожай неодинаков.
- Ты все понял, сынок? - спросил нойон.
- Понял, учитель.
Га-нойон достал из шкафа другую книгу, рассеянно полистал ее, поставил на место, закурил и некоторое время сидел молча, посасывая трубку. Правая бровь его подрагивала. Это было признаком дурного настроения. Максаржав знал эту особенность нойона и застыл в напряженном ожидании. "Пожалуй, учитель под горячую руку и плеткой угостит". Он никак не мог взять в толк, чем прогневал учителя. Наконец нойон положил свою трубку на столик.
- Ну что ж, сынок, ты теперь уже совсем взрослый, пора начинать, самостоятельную жизнь, стать главой семьи. Ты должен сам выбрать себе дорогу в жизни.
Хатан, понимая, что она не должна мешать мужскому разговору, вышла из юрты. А нойон продолжал:
- Я помогу тебе создать свой очаг. - Он пристально посмотрел на Максаржава, стараясь угадать, рад он или огорчен, но лицо юноши было непроницаемо. - Женишься - глядишь, в нашем государстве еще одно хозяйство появится, вот у него и силы прибавится.
Максаржав сидел молча, насупившись. Сейчас он был похож на строптивого молодого бычка, приготовившегося бодаться.
- Мы выделим тебе немного скота, поселим рядом с юртой каких-нибудь старичков, они тебе помогать будут, а ты им. Ну как?
- Хорошо, учитель.