Из юрты, протирая глаза, показался Максаржав.
- Ну как, ваша светлость, хорошо ли спали? Не понимаю, как это можно спать среди белого дня!
- Да я прошлой ночью плохо спал. Обещаю, больше не лягу днем, аха[Аха - уважительное обращение к старшему, буквально: "старший брат".].
- Ладно, поедешь со мной в табун. - Он подошел к коновязи и, указав мальчику на одного из оседланных коней, сам вскочил на другого, и они тронулись в путь.
В ставке нойона в самой южной части находилась его жилая юрта, чуть позади и восточнее - юрта старухи тещи, а еще дальше - кухня. К западу от жилой юрты нойона была расположена его парадная юрта, затем снова юрта-кухня, а в северной части - юрты, в которых жили слуги; там же находилась коновязь для челяди. Для коней нойона была, конечно, другая коновязь.
- Ты теперь привязывай своего коня у хозяйской коновязи, - сказал Того.
- А можно, я буду привязывать рядом с вашим? Учитель не заругается?
- Кто его знает... Пожалуй, можно. А ты на коне-то как, хорошо сидишь? В скачках на надоме[Надом - традиционное народное празднество. В скачках во время надома участвуют мальчики 11–12 лет.] не участвовал?
- Участвовал, конечно, и не один раз. Я даже на годовалом жеребчике нойона ездил, разве вы не помните?
- Вот как! А объезжать коней тебе приходилось?
- Нет еще.
- Ну ничего, я тебя научу. Вот и будет у нас ладно - нойон начнет тебя грамоте учить, ты станешь стригунков обучать, а я научу тебя всякой нужной работе.
- Вот здорово, аха!
- А ты не боишься?
- Чего?
- Сдается мне, ты меня побаиваешься.
Они подъехали к табуну. Кони разбрелись по долине. Того указал мальчику на небольшой косяк.
- Видишь? Это личные кони нойона. Они пасутся вместе с остальными, но нойон время от времени заставляет собирать их в отдельный косяк. Вон там, с краю, ближе к нам, видишь, пасется каурый. Самый норовистый. А в центре, видишь, пегий с лысинкой? Этот, наоборот, очень смирный, даже удивительно, до чего послушный. Норовистого копя нойон всегда берет, когда по делам куда-нибудь едет, он считает, что смирный конь не для знатного человека. Правда, сейчас ему уже трудно справляться с норовистым конем. Есть тут один отменный скакун. Его никому не велено показывать. Вон тот, вороной.
- Который?
- Да вон он, в самом центре косяка.
- Вижу. И вправду хорош.
- На этом вороном любит ездить госпожа.
Они подъехали к табунщику.
- Что же это ты, пустая твоя голова, пасешь табун на вытоптанном участке! - набросился Того на табунщика.
- Виноват, господин управляющий, завтра же перегоню на другое пастбище, - забормотал тот, труся на своей лошадке рядом с Того.
- Смотри, будешь ловчить - голодным останешься. Видно, проспал всю ночь, лентяй. Погоди, я до тебя доберусь!
Он кивнул Максаржаву: "Поехали!" - и они поскакали дальше. Вдруг Того натянул поводья.
- Нет, ты только посмотри - вся зелень вытоптана, а ему лень перегнать табун на другое место.
Максаржав молча слушал, уставившись в землю.
Домой они вернулись к вечеру, расседлали коней и, надев на них путы, пустили пастись возле стойбища. Когда они подошли к ставке нойона, возле маленькой юрты их уже поджидала госпожа.
- Ну как, сыпок, съездил? Ты заходи, заходи в юрту. Попей простокваши да поешь. Только руки помой как следует. А после еды ложись отдохни. Ведь завтра начнешь учиться. Да не забудь помолиться перед сном. А рогатку сегодня же выброси. Не бери греха на душу, не убивай ничего живого.
- У меня уже нет рогатки, госпожа, - и Максаржав распахнул полы дэли.
- Ты как привык спать дома?
- Я спал с младшим братишкой.
- Ну ладно, иди отдыхай. До осени теперь, пожалуй, не увидишь своих братишек.
И хатан[Хатан - госпожа, супруга знатного лица.] удалилась в княжескую юрту.
Мальчик постоял еще немного, потом присел возле юрты. Вокруг княжеской ставки была чистота - ни корзин для кизяка, сваленных в кучу, ни телег, на земле даже камешка не увидишь. Тиха и пустынна была степь в этот вечерний час. Только где-то мычали коровы, да вдали виднелись тихо бродившие овцы. Какие-то странные звуки доносились из юрт прислуги. Мальчик помнил строгий наказ князя - не ходить туда - и вошел в юрту, из которой доносился старческий кашель.
* * *
На другой день Максаржав и Того снова отправились в табун. Стреножив и отпустив коней на пастбище, Того окликнул табунщика, а когда тот явился, приказал:
- Излови-ка вон того пегого двухлетку с длинной гривой.
Исполнить приказание ринулись два табунщика. Они с трудом заарканили копя, потом один из табунщиков ухватил его за уши и держал, пока другой надевал уздечку. Затем на коня надели старинное седло и крепко затянули подпругу. Подошел еще один табунщик, конь горячился, трое мужчин еле справлялись с ним.
- Иди-ка сюда, Ма-гун! Садись и объезжай! - повелительно сказал Того.
- Что вы делаете? - испугался один из табунщиков. - Да от мальчишки труха останется!
- Ничего! Знаешь пословицу: "Когда вода дойдет до морды, собака поплывет"? Ну, теперь держись крепче, парень!
Ноги мальчика прикрепили к подпруге, правой рукой он вцепился в гриву, а в левой зажал плеть.
- Вообще-то я левша, но надо научиться держать плеть в правой.
Однако он не успел переменить руку, как послышался возглас:
- Отпускай!
Пегий пронзительно заржал, резко вскинул задние ноги, пытаясь сбросить седло, и, взметая пыль, бросился к табуну. Вскоре он уже вихрем мчался к южной долине.
- Неужели полезет в Селенгу? - тревожно спросил кто-то.
- Чего ему в реке делать, не полезет! - не очень уверенно сказал Того и, стегнув коня, поскакал следом за двухлеткой.
- Плетью! Плетью поддай ему! - крикнул он Максаржаву.
Мальчик, услышав этот возглас, приободрился и начал работать плетью что есть силы. Наконец ему удалось справиться с конем и повернуть назад, к табуну. Его встретили два табунщика. Они подбежали к разгоряченному коню с двух сторон, чтобы привязать к седлу длинные сыромятные ремни. Один из них взял коня за повод. Мальчика отвязали и поставили на землю, по ноги его не держали, он лег, уткнувшись лицом в землю. Подошел Того.
- Ну, моя паука закончилась. Теперь пойдешь учиться к нойону. Вставай, вставай. Сбегай-ка, приведи наших коней.
Мальчик поднялся и, прихрамывая, побежал ловить коней. Своего коня он поймал, но забраться на него не смог - не хватило сил. И тогда он заплакал. Размазывая по лицу слезы, Максаржав тяжело и медленно шагал рядом с конем. "Плохой из меня наездник! Все теперь будут надо мной смеяться. И зачем только отец привез меня сюда? Разве нельзя прожить без всякого ученья?"
У юрты нойона их встретила старуха.
- Пора давно за ученье приниматься, нойон гневается. Скорее! Иди переоденься!
Мальчику вспомнилось, как мать, провожая его, говорила: "Ученье - дело нелегкое, ты уж, сынок, крепись". Вспомнились ему и ученики-послушники, что живут при монастыре, он видел у них на теле рубцы и язвы от постоянных побоев.
Старуха ввела Максаржава в юрту нойона. Мальчик остановился у входа, поклонился, сложив ладони перед грудью, и опустился на колени. Га-нойон сидел, разглядывая курительную трубку из светлого халцедона. Увидев вошедших, он встал. "Сейчас начнет бить, - мелькнуло в голове у Максаржава. - Хорошо же начинается ученье! Пропаду я здесь". Но нойон бить его не стал. Он подошел к очагу, прочистил трубку и, усевшись на низенький табурет, сказал:
- Ну-ка, сынок, скажи "а".
- А-а.
- Этот звук называется "а". С него начинается слово "ав" - "отец" и слово "ач" - "благо". Запомни гласные звуки: "а", "э", "и", "о", "у". Скажи еще раз: "а".
- А-а.
- На этой доске пишут бамбуковой палочкой. А когда научишься, будешь писать кисточкой на бумаге. Дай-ка мне сало! - обратился нойон к старухе. Та проворно подала тарелочку с салом. Нойон натер доску салом, взял горсть золы, посыпал на доску и отряхнул руки.
- Смотри, как я делаю, запоминай, учись.
Он тщательно вывел палочкой на доске первую букву алфавита.
- Срисуй эту букву и напиши две строки. Да не перепачкайся салом и золой.
- Хорошо, учитель.
- Уважай знание. Всему в мире есть предел, и только знание не имеет предела. Ну, а теперь ступай.
Максаржав, пятясь, удалился.
Занятия проходили каждый день, утром и вечером. Максаржав учился писать буквы "а", "э", "и", "о", "у", твердил слоги "ба", "бэ", "би", "бо", "бу". Когда у него получалось плохо, нойон сердился, бил его по рукам, бранился и выгонял из юрты.
- Пошел прочь, греховодник! Нет у тебя усердия в ученье, а это великий грех!
Или:
- Конечно, сытому не до ученья! Тебе бы только утробу свою набить!
Глаза у учителя в такие минуты горели недобрыми огоньками, и редкая бородка тряслась от негодования. Сиплый голос нойона, бубнящий: "ба", "бэ", "би", "бо", "бу", звучал в ушах мальчика даже в свободные часы. Часто он прерывал игру и, с изменившимся лицом, убегал из ставки князя куда-нибудь подальше.
Слова нойона: "Пусть приучается к работе, не следует его баловать" - развязали руки его жене. Госпожа то и дело давала Максаржаву поручения. И нойон тоже не отставал от жены.
- Уж больно много спит он у нас. Буди-ка его по утрам пораньше, - сказал он как-то старухе, с которой Максаржав жил в маленькой юрте.