- Приходилось бывать… Но только учти - днём бывал, не ночью!
- Ночью она других пускает к себе? - грязно усмехнулся Аманмурад. - Ничего, один раз пустит и тебя.
- Зачем я к ней пойду?
- Там увидим, зачем.
- Слушай, оставь её в покое, а? - униженно попросил Торлы. - Ты мужчина - имей дело с мужчинами, не позорься…
- Молчи!
- Не стану молчать! Два раза я спасал её от смерти. Вот этими руками спасал. Неужели этими же руками… Нет, не пойду я на такое дело!
- Пойде-ешь! - зловеще заверил его Аманмурад и вдруг насторожился, обернувшись к двери.
Торлы быстро сунул руку под стопку одеял.
- Сиди спокойно, Аманмурад! - предупредил он. - Для тебя лучше всего сидеть спокойно!
На Аманмурада смотрел чёрный немигающий зрачок винтовочного дула. Лицо Торлы было решительным, руки дрожали и палец цепко лежал на гашетке драгунки.
- Подними вверх руки, Аманмурад, - сказал Торлы. - Для тебя лучше всего поднять вверх руки… вот так!.. Ты думал, что я заяц, Аманмурад? Ты думал, что я приведу тебя в дом Узук и ты натянешь на распялку сразу две шкурки - её и мою? Я тебя понял, Аманмурад, я тебя давно понял…
Торлы говорил, а сам всё прислушивался, но, видимо, звук, настороживший Аманмурада, был случайным звуком, и от этого у Торлы холодело внутри, хотя он и не подавал вида.
- Я тебя понял, Аманмурад, - продолжал он, стараясь разговором отвлечь внимание своего грозного пленника, - я понял тебя ещё в тот день, когда ты привёл в мой дом человека в полосатом бухарском халате. На голове у него была чалма хаджи, но это был чужой человек, иноверец, потому что не бывает у хаджи светлых, как остывший пепел саксаула, глаз. И золотые зубы не растут во рту у хаджи.
Аманмурад, держа над плечами скрюченные пальцы, походил на барса, который, прижавшись спиной к скале, ожидает нападения медведя. Лютой злобой кабана-секача горели его глаза, от тяжёлого дыхания вздымалась и опадала грудь.
- Я давно понял истину, Аманмурад. Ты много говорил о любви к земле отцов, но не тот любит землю родины, кто поджигает её дома, убивает её людей, приводит на неё инглизов. Это враг земли, его надо убить, и тебя тоже расстрелять, Аманмурад. Я допустил оплошность там, на плотине, поторопился и не сумел взять тебя. Но я исправил свою ошибку и…
Аманмурад утробно хрюкнул. Стремительно, как вылетевший из седла всадник, когда конь на всём скаку ударит задом, он кинулся на Торлы, целясь к горлу. Ударил выстрел. Пуля рикошетом защёлкала по стенам мазанки. Аманмурад душил Торлы, и тот, несмотря на свою немалую силу, не мог сбросить с себя обезумевшего от ярости противника, хрипел в его мёртвой схватке.
Вбежавшие в мазанку милиционеры скрутили Аманмурада. Он рвался из их рук, выкатывая глаза, на усах его пузырилась пена.
- Держите его крепче, бешеного! - сказал Торлы, потирая горло. - Ты чего опоздал, Дурды? Договорились ведь… Чуть было не ушёл этот зверь… всё горло измял, проклятый…
- Теперь не уйдёт, - пообещал Дурды. Он вспомнил багровые кровоподтёки на лице Берды, его исполосованную, вспухшую, как подушка, спину, вспомнил такие же спины оренбургских мужиков, подвергшихся экзекуции, и с внезапно нахлынувшей злобой хлестнул Аманмурада плетью по лицу - Гадина! Колчак проклятый! Моя воля - не сходя с места к стенке бы поставил… А ну, становись к стенке, убийца и поджигатель!..
Аманмурад рванулся и завыл:
- А-а-а!.. Не я!.. Всё расскажу!.. Брат приказывал! Бекмурад приказывал жечь и убивать!.. Про Амандурды-бая расскажу! Про Вели-бая расскажу!.. А-а-а!..
Два дюжих милиционера с трудом удерживали беснующегося, брызгающего слюной Аманмурада.
Конец ручья - начало река
Сергей Ярошенко сидел в своём кабинете, углубившись в бумаги, когда к нему зашёл Берды.
- Садись, - кивнул Сергей, - сейчас кончу. - Он бросил мимолётный взгляд на лицо Берды, хмыкнул и снова занялся бумагами.
Берды сел, прислонив клюшку к столу, потянулся за кисетом.
- Хочешь, папиросами угощу? - предложил Сергей. - Черкез пару пачек принёс, да мне с непривычки горло дерёт, я больше махорку смалю.
Берды отказался, сказав, что тоже предпочитает махорку. Он закурил и принялся рассматривать небогатую обстановку кабинета - обшарпанный стол, несколько скрипучих венских стульев, простенькие ходики на стене. В углу громоздился банковский сейф, совершенно не гармонирующий с остальной мебелью.
- Ты бы хоть ковёр себе на пол постелить приказал, - заметил Берды. - Секретарь всё же партийный, люди ходят.
- Потому и не приказываю, что секретарь, - не поднимая от бумаг головы и делая пометки карандашом, сказал Сергей.
Берды пыхнул дымком.
- Клычли тоже начальник, а часы себе вон какие завёл, не чета твоим - всё время звон от них идёт. И стол у него тоже получше твоего - резной весь, на львиных лапах.
- Важно, чтобы львиные лапы были не у стола, а у того, кто сидит за этим столом, - усмехнулся в усы Сергей. - Чего это ты взялся критику наводить?
- С того, что ни черта я не понимаю! - Берды кинул окурок в открытое окно.
Сергей предупредил:
- Осторожнее, на лысину кому-нибудь попадёшь. - И спросил: - Что не понимаешь?
- Вообще ничего. Война была - всё понятно было: тут друг, там враг, друга защищай, врага убивай. А нынче всё перемешалось, как пшеница с джугарой, не угадаешь, кого кусать, а кого ячменём подкармливать.
- Ну, насчёт ячменя ты не шибко скор, - улыбнулся Сергей, - скорей гачи порвёшь ни за что, ни про что.
- Гачи?
- Ну, портки, что ли, штаны. Знаешь, как сердитый пёс за штанину схватить норовит?
- С собакой равняешь меня? - обиделся Берды.
- Собака, брат, штука нужная и полезная, - примирительно сказал Сергей, - отару от волков охраняет, дом - от воров. И вообще не цеплялся бы ты, хлопец, к каждому слову.
- Да я не цепляюсь, - дружелюбно ответил Берды. - Я, Сергей, о жизни думаю так, что голова у меня гудеть начинает, вроде пустого котла, когда по нему палкой стукнешь. Многое постичь не могу. Почему, например, либеральничаем с таким, как Бекмурад-бай? Он всю жизнь дайхан эксплуатировал, отряд против нас собирал. Можно не сомневаться, что, поднимись какая заварушка, Бекмурад-бай первым винтовку на нас направит. Всё это мы знаем, но делаем вид, что нас не касается, и ходит себе Бекмурад по-прежнему баем, словно и не было революции. Почему я должен терпеть его рядом с собой?
Прихрамывая, он подошёл к окну, подставил лицо ветру. Мимо прошёл человек в чалме и полосатом халате, искоса глянул на Берды. Тот перегнулся через подоконник, всматриваясь.
- Не вывались на улицу от усердия, - пошутил Сергей. - Знакомую девушку увидел?
- Встречал я, вроде, этого типа, - сказал Берды. - На базаре как-то подходит ко мне один, говорит: "Привет вам от Исрапила". Пока я спохватился, он в толпу улизнул. Что за тип, кто такой Исрапил - непонятно, но этот, что мимо сейчас прошёл, по-моему, рядом тогда стоял и за мной наблюдал. А может, и не он, чёрт их разберёт.
- Исрапил, говоришь? - заинтересовался Сергей.
- Да, а что?
- На следствии Аманмурад называл это имя в числе своих закордонных знакомцев. По всему видать, из тех птичек, что на контрреволюцию поют, террористов к нам засылают, басмачей организуют. Неспроста он тебе привет передал.
- Не знаю, что у него было на уме, - пожал плечами Берды, - но если, говоришь, он друг Аманмурада, то такая же сволочь, как и тот.
- Да нет, этот, пожалуй, покрупнее будет, повыше рангом. Аманмурад - сошка мелкая, простой исполнитель: что ему приказали, то он и делает. Может, мы и поторопились с его арестом, могли бы через него покрупнее рыбину подсечь.
- Надо было подождать, пока он ещё человек пять на тот свет отправит да две-три школы сожжёт? - не выдержал взятого тона Берды.
- Закури, - сказал Сергей, - успокойся. Давай и я тебе компанию составлю, воспользуюсь случаем. Дома меня Нинка гоняет с табаком - все, говорит, подушки махоркой своей завонял, трубокур. Пользуйся, Берды, свободой, пока ещё не женат, потом жалеть будешь, что не покурил вволю.
Они свернули толстые самокрутки. Берды чиркнул своей зажигалкой, дал прикурить Сергею, прикурил сам, пожаловался:
- Кремешек на исходе, а запасного нет.
- Надо было в своё время Аманмураду заказ дать - он бы тебе привёз из Мешхеда.
- Лучше от уголька прикуривать буду, чем Аманмурадовыми подарками пользоваться!.. Много он на следствии говорит?
- Порядком несёт его, да всё это ещё проверки требует - где правда, а где ложь.
- С какой стати ему врать?
- От усердия. Боится, что мы его в расход пустим, вот и старается показать себя полезным человеком, который много знает, подлая душонка. На братца своего такое валит, что у следователя на голове фуражка поднимается.
- А мы все не верим, да? - съязвил Берды. - Гуляй, Бекмурад-бай, на воле, пользуйся нашей добротой, вреди нам, сколько твоя душа пожелает!