- Помолчи, Копек! - ходжам начал сердиться. - От тебя всё равно умного слова не услышишь! Ты и помидоры собираешься употреблять в пищу?
- Чем же они плохи?
- Они цвета крови, потому что выросли на месте, где. во времена пророка Сулеймана капыры пролили кровь правоверного.
- Хе! Хурма ещё краснее! Она на чьей крови выросла?
- Глупый ты, Копек, и мысли у тебя глупые. Можно подумать, - что ты собираешься надеть косоворотку и штаны в обтяжку.
- А что, и надел бы! - не унимался Копек, чувствуя молчаливую поддержку и одобрение товарищей. - Если вам, ходжам-ага, ещё не наскучило трясти широкой мотней, то мне больше нравятся такие штаны, как у магсыма-ага. И рубашка-косоворотка нравится. И вообще мне нравятся городские обычаи!
С этими словами Копек демонстративно лёг на кровать. Послышался смех и поощрительные восклицания. Пегобородый ходжам молитвенно поднял руки кверху:
- О аллах чтущих и праведных! Поистине терпение твоё неистощимо! Взгляни на этого неразумного: улёгся на четырёхногой и не думает о том, что грешно и непристойно это!
- Почему непристойно, ходжам-ага?
- Потому что надо чтить обычаи своего народа, а народ наш испокон века не знал, что такое "кырабат", спал на земле господней и был отмечен благостью аллаха.
- Значит, совсем особый народ? - допытывался Копек.
- Совсем особый, - подтвердил ходжам.
- А если бы другие народы носили чалму, вы не стали бы носить?
- Сразу сбросил бы.
- Вот вы и попались, ходжам-ага! Сбрасывайте немедленно! Потому что чалму носят и другие народы!
- Где носят?
- В Хиндустане носят!
- Ты был в Хиндустане?
- Нет, но слышал от того, кто был.
- Вы не видели и не слышали! - раздражённо сказал пегобородый. - У меня нет к вам слов! - Он сдёрнул с ближайшей кровати матрац и принялся устраивать себе ложе на полу.
Многие последовали его примеру. Но часть курсантов, поколебавшись, предпочла лечь на кроватях, как Копек. Долгое время слышались только возня и сопение, скрип деревянных кроватей, вздохи, отдельные реплики. И только пегобородый ходжам бормотал себе под нос, но достаточно громко, чтобы слышали другие:
- Деды и прадеды наши спали, обходясь полом, обойдёмся и мы. Из общей миски всегда питались люди, а тут придумали каждому отдельную, словно прокажённым. Мусульманин чтит братство, и общая миска-это символ нашего единения, мы не можем есть порознь, как капыры. Ахов… картошку дают, помидоры дают… всё это - скверна, приличествующая заблудшему… ахов…
Наконец угомонился и ходжам. Лампу погасили. И постепенно храп и сонное бормотание наполнило комнату. Сон был беспокойным. Спящие ворочались с боку на бок, всхлипывали, чесались.
Первым не выдержал ходжам. Сел, покачиваясь в полудрёме, крепко почесал зудящую шею. Под пальцами хрустнуло. Он поднёс к носу дурно пахнущие пальцы, издал испуганное восклицание. Проснулись ещё несколько человек. Они невнятно ворчали в темноте и немилосердно чесались.
- Зажгите свет, - попросил ходжам.
Кто-то чиркнул спичкой. В сильном свете тридцатилинейной лампы лица людей были измяты, покрыты волдырями, пятнами размазанной крови.
- Господи! Что за предзнаменование ты посылаешь рабам своим! - произнёс поражённый ходжам.
Встревожились и остальные. Скоро вся комната напоминала растревоженный гудящий улей. Обнаружилась и причина переполоха: кто-то первый заметил ползущего по простыне клопа, закричал:
- Вот он! Вот эта дрянь нас кусала!
Клопа рассматривали с опаской.
- Что это такое?
- Жук какой-то.
- Смотри, раздулся, как овечий клещ!
- Запах от него хуже, чем от обеда.
Кто-то хотел тронуть клопа пальцем. Его остерегли:
- Эй, осторожней, ужалит!
Смельчак испуганно отдёрнул руку.
- Чего испугались? - сказал проснувшийся позже других Копек. - Подумаешь, жука кусачего не видели!
- Очень уж сильно кусается.
- Тело всё зудит так, что хоть наизнанку себя выверни и почеши.
- Мало ли кто кусается. И москиты, и комары, и вши, и блохи. Может, это какой-нибудь городской брат нашей аульной блохи.
- Копек скажет! "Брат блохи"! А не прыгает почему?
- Толстый, обожрался - вот и не прыгает. Ты когда-нибудь видел, чтобы Сухан Скупой прыгал?
- Сухан Скупой? Да он, как бурдюк, катается, где ему прыгать!
- Считай, что и это блошиный Сухан Скупой.
- Люди, не слушайте глупого Копека! - возвысил голос пегобородый ходжам. - Он стал на путь заблуждения и позора, и язык его произносит непотребное, сравнивая всеми уважаемого человека с богомерзкой тварью! Это не просто жук, это глаз, который показывает нам аллах, а имеющий разум да разумеет. Вспомните капыра Немруда, который согрешил перед господом, предав огню пророка Ибраима. Напустил всевышний на Немруда-капыра малого комара, через ухо комар проник в мозг Немруда, и умер тот в муках и сте-наниях! Если и мы не хотим погибнуть так же, надо немедленно уходить отсюда. Слушайте, люди, и не говорите потом, что не слышали!
Ходжам поднялся и направился к выходу. За ним, сперва с оглядкой, потом поспешно повалили почти все. Не каждый из них устрашился притчи пегобородого ходжама и гнева аллаха - ветер свободомыслия, повеявший вместе с революцией, освежил и очистил от шелухи предрассудков многие головы, особенно у молодёжи. Скорее всего, пожалуй, сработал инстинкт стадности: куда все, туда и я. Да и кроме того каждый в глубине души хотел очутиться дома, в привычной до малейших мелочей обстановке, в уверенности, что завтрашний день будет таким же, как и день минувший. Новое - притягательно, но в то же время оно и страшит своей неопределённостью, расплывчатостью цели, необычайностью ситуаций и отношений.
На улице ходжам, взявший на себя роль старшего, остановился.
- Вот что, люди, - сказал он, - из города мы выходим все вместе. А дальше те, у кого есть дом, отправятся домой. У кого дома нет, тот пусть отсиживается в потайном месте. В свои кельи нам возвращаться нельзя, потому что завтра приедет милиция и всех нас увезут снова в город, а может быть, и посадят в городской зиндан - тюрьму. Понятно?
Не очень уверенно беглецы ответили, что понятно. Кому-то не хотелось отсиживаться неизвестно сколько времени под кустом, кто-то понимал, что вообще затеяли глупую историю с побегом. Лишь пегобородый смутьян да ещё шесть-семь человек постарше не колебались, хотя и побаивались расплаты.
Она наступила раньше, чем её ожидали - из-за дерева вышел Черкез-ишан и любезно осведомился срывающимся от злости голосом:
- О чём митингуете среди ночи, друзья? Куда собрались?
Недаром ныло у него сердце. Не зря ходил он по комнате из угла в угол, успокаивая себя приметой, что дважды подряд одно и то же не повторяется. Он заваривал крепкий чай, курил одну папиросу за другой, выходил освежиться во двор. Ничего не помогало - в голове ржавым гвоздём засел вчерашний побег с курсов,
Промаявшись часа два, он плюнул с досады и пошёл удостовериться собственными глазами, что на курсах всё в порядке. И вот тебе, пожалуйста.
Его внезапное появление произвело двойственное впечатление. Испугались все беглецы. Но одни вместе со страхом почувствовали и облегчение от того, что всё решилось само собой, нет необходимости никуда бежать по ночам, а можно спокойно возвращаться и ложиться спать. Другие готовились принять заслуженную кару за содеянное.
- Куда собрались? - повторил свой вопрос Черкез-ишан и расстегнул душивший ворот рубашки. - Напакостили - и языки проглотили? Кто здесь главный зачинщик?
- Не оскорбляйте людей, магсым! - выступил вперёд пегобородый ходжам. - Не можем мы учиться на курсах и жить в этом месте не можем. Аллах нам знамение послал.
- Какое ещё знамение! - возмутился Черкез-ишан. - А ну, покажи его мне! Я вам сразу все знамения растолкую, что к чему!
- Если хотите увидеть, идите туда, где вы нам спать велели.
- Хорошо, пойдёмте.
- Мы туда не вернёмся, мы здесь подождём.
- Вернётесь!
- Пусть наши головы отрежут, не вернёмся!
Так. Ясно теперь, кто зачинщик. Другие помалкивают, а этот, - Черкез-ишан мысленно выругался по-русски грубым солдатским ругательством, - этот гад всю воду мутит! Ну, погоди!..
Сжав свою злость в кулак, Черкез-ишан недобрым голосом приказал:
- Шагай вперёд, почтенный ходжам!.. И вы все - тоже за ним!
В спальне вокруг Копека стояли человек пять и что-то заинтересованно обсуждали.
- Показывайте, что тут у вас случилось? - потребовал Черкез-ишан.
Кружок раздвинулся. Копек со смехом протянул ладонь.
- У нас - ничего. Это ходжам-ага пугал, что Немруд в ухо влезет. А он совсем ручной, смотрите - сидит и не кусается. Не бойтесь, ходжам-ага, посмотрите поближе, мы его в ваше ухо не пустим.
Вокруг облегчённо засмеялись. Пегобородый ходжам покраснел, уколол Копека яростным взглядом.
- Неси его себе домой, если приручил! За скотину сойдёт.
- Могу и отнести, - согласился Копек. - Смотрите. какой он красивый, красненький - точь-в-точь ваше лицо. Если их набрать целую бутылку да выпустить на таких толстых, как вы, думаю, они быстро весь жир из вас высосут.
- Укороти язык, невежа! - крикнул ходжам сквозь вновь вспыхнувший хохот. - Не чтишь, мерзавец, старших, раскалённые камни на том свете глотать будешь! Я свою толщину ни у кого не выпрашивал! Смиренно пользуюсь тем, что аллах дал!
- Это вам ишан-ага Сеидахмед дал, - поправил ходжама Копек. - Вы всю жизнь его даровой хлеб едите, а от дарового хлеба здорово жиреют.