- Кто был удостоен чести служить Германику, никогда этого не забудет и верность ему передаст тебе, император.
- Хорошо сказано, Кассий Херея. Любой император почтет за счастье иметь таких солдат, как ты.
Как легко давалась ему такая ложь - ведь он нуждался в этих людях как в инструменте, который всегда под рукой. А какой же хороший ремесленник небрежен со своим инструментом? Калигула с трудом подавил желание отпустить очередную колкость по поводу высокого голоса великана Хереи.
"Геркулес-то он Геркулес, а голос как у грудного младенца", - подумал Калигула и обратился к следующему.
Луций Анней Сенека не мог забыть встречи с Ливиллой. Как многие в Риме, он, конечно, знал, что брак ей был навязан Тиберием. Сестра Калигулы произвела на него впечатление женщины, оказавшейся по недоразумению в руках недостойного. О Марке Виниции он знал только, что тот происходил из благородной семьи, владеющей землей где-то в провинции.
Сенека как раз закончил свое исследование "О душевном покое" и хотел одну из первых копий послать Ливилле, но затем передумал.
- Я сам передам ей свое сочинение. Потом мы сможем немного поболтать, а может быть…
Мысли его забрели далеко, но ясный трезвый ум быстро переключился на действительность. Он отправил Ливилле письмо, в котором спрашивал, сможет ли она его принять и если да, то когда. Ответ не заставил себя долго ждать. Ливилла сообщала, что поэт и ученый всегда и для нее, и для ее мужа желанный гость. Сенека горько усмехнулся. Как добропорядочная римлянка, она тут же ссылается на мужа. Он решил, что отправится к ним через день, и уже настроился на пустую беседу с Марком Виницием. Но все получилось по-другому, и этой встрече суждено было изменить его дальнейшую жизнь.
Слуга провел Сенеку в приемный зал красивого просторного дома. Там его встретила Ливилла. Она приветливо улыбалась.
- Мой муж просит его извинить, он не хотел пропускать один очень важный симпозиум.
Сенека почувствовал поднимающуюся волну светлой радости.
- Да, симпозиумы иногда бывают и вправду очень важными.
С легким поклоном он протянул Ливилле свое новое сочинение.
- Я решил, что будет лучше их скрепить и переплести - в последнее время многие стали отдавать предпочтение таким книгам, а не свиткам. Читать намного удобнее.
- Я неплохо справляюсь и со свитками, - сказала Ливилла и пролистала несколько страничек. Одно место ее заинтересовало, и она прочла вслух: "Как обрести устойчивое и благодатное состояние духа? Как научиться правильно оценивать себя, как с наслаждением рассматривать собственное творчество, не разрушив потом полученную радость? Как сохранить это спокойствие, не поддаваясь ни приступам чрезмерной радости, ни меланхолии?"
Женщина подняла глаза и вопросительно посмотрела на Сенеку:
- И ты нашел ответы на все эти вопросы?
- Надеюсь. Возможно, они подходят не для каждого, но многим моя книга будет полезна.
- И конечно, женщинам? Или ты писал только для мужчин?
- Я мужчина и могу воспринимать и чувствовать только как мужчина, но надеюсь, что и женщины найдут здесь много интересного.
Ливилла прошла вперед, и они оказались на широкой крытой террасе, откуда открывался вид на маленький ухоженный сад.
- С того дня, как я увидела тебя на поминальном ужине, мне интересны не только сами сочинения, но и их создатель. Возможно, я говорю слишком откровенно, забываю придерживаться строгих старых римских правил. Они настоятельно рекомендуют замужней женщине избегать в отсутствие супруга общения с мужчинами, если таковые не являются родственниками. Ведь так? Я не могу пожаловаться на своего мужа, он обходителен и внимателен ко мне, но нам нечего сказать друг другу. Меня считают замкнутой и неразговорчивой… Брат подшучивает надо мной. Но я молчу из чувства пресыщения, Сенека. Если нечего сказать, длинные разговоры неуместны.
- Философия учит действовать, а не разговаривать. Об этом говорится в одной из моих книг.
- Что же должна делать женщина? Это право мужчин - творить жизнь за стенами домов и определять нашу женскую судьбу. Один мужчина, император Тиберий, мне этот брак навязал, и только другой мужчина, мой правящий брат, в состоянии его расторгнуть.
- И все-таки ты можешь действовать, Ливилла, можешь создать свой собственный мир.
- Я это и сделала. Мой мир - книги.
- Мир из пергамента…
- И это говоришь ты, поэт и философ?
Что-то заставило Сенеку ответить не словами, а действиями. Он наклонился к Ливилле, обхватил обеими руками ее голову и страстно поцеловал.
Она освободилась из объятий:
- Не здесь и не сейчас, мой друг.
- Это обещание?
Она засмеялась и нежно посмотрела на него:
- Можешь думать как хочешь. А теперь пойдем со мной, я покажу тебе свою библиотеку.
В тот вечер во дворце Тиберия Калигула поглядел вслед удаляющемуся Сенеке. Император был горд своим сравнением его стихов со штукатурной смесью без извести, но все-таки не чувствовал себя полностью удовлетворенным. Ученый ничего не сказал и не сделал такого, в чем можно было бы усмотреть неуважение или двусмысленность, но его голос прозвучал странно… Калигула не стал развивать эту мысль. Он выпил вина и почувствовал блаженство легкого опьянения. Император удовлетворенно оглядел своих гостей, наслаждаясь мыслью, что может словом изменить судьбу любого. Одному отрубить голову, другого сделать сенатором, третьего отправить в пожизненную ссылку или отобрать у него жену.
- Как пожелаю! - громко сказал он. - Все по моему желанию, - и засмеялся.
Клавдий присоединился к нему и проговорил сквозь смех:
- Я р-р-ад, что у т-т-ебя в-все х-х-хорошо, Гай.
- Да, у меня все хорошо, дорогой дядя, а чтобы доставить радость и тебе, я скоро назначу тебя консулом.
Клавдий озадаченно посмотрел на него и выглядел в этот момент так жалко, что Калигула опять залился смехом, показывая на него пальцем.
- Посмотрите-ка на нашего Клавдия! Я обещаю ему самую высокую должность в государстве после моей, а у него лицо как у карпа, выброшенного на берег.
- С-с-пасибо, им-п-ператор, - пробормотал ученый.
- А что получу я, раз уж ты настроен раздавать подарки? - спросила Друзилла.
- Чего бы ты хотела?
- Уйти отсюда.
Калигула поднялся:
- Значит, того же, что и я. Мне все это прискучило. Пойдем, я проведу тебя по дворцу Тиберия.
Император поднял руку, и сразу же воцарилась тишина.
- Я покидаю вас, друзья. Вы можете остаться, ешьте и пейте сколько хотите…
Он потянул Друзиллу за руку и исчез. Двум последовавшим за ними преторианцам он приказал:
- Оставайтесь здесь! Кто может причинить мне вред? Меня все любят.
Калигула провел сестру через роскошные, почти пустые помещения с колоннами из разноцветного мрамора и мозаичными картинами, сюжеты которых были посвящены подвигам Геркулеса и других героев.
- Это маленький зал для аудиенций, и здесь… - он открыл невидимую снаружи дверь, - Тиберий свил себе любовное гнездышко. Да, старик всегда был не прочь позабавиться, хотя и разыгрывал тут, в Риме, строгого блюстителя нравов.
Почти половину небольшого помещения занимала огромная кровать, покрытая пурпурным покрывалом, поверх которого были разбросаны черные подушки.
Калигула поставил лампу и показал на нишу.
- Знаешь, кто это?
Друзилла посмотрела на высокую, блистающую позолотой статую богини. На голове у нее были коровьи рога с солнечным диском, в руке богиня держала колосья пшеницы и цветы лотоса, и стояла она на серебряном месяце.
- Похоже, это не римская богиня. Возможно, из Сирии или Египта?
Калигула хлопнул в ладоши:
- Да! Да! Ты угадала, это божественная Исида! Она замужем за своим братом - богом Осирисом. Их сына зовут Гор, его часто почитали в образе сокола. Перед ее божественным ликом мы отпразднуем свадьбу, ты, моя сестра-невеста, и я, твой божественный жених.
Друзиллу не насторожили его слова: она слышала, что говорит брат, но не поняла, о чем он. Праздновать свадьбу? Вероятно, мистическую свадьбу, как символ, в честь египетской богини, которую Калигула - об этом слышала вся семья - давно почитал.
Но Гай начал ее раздевать, снял с нее тогу и столу, развязал пояс туники, и тут Друзилла прикрыла грудь руками, сложив их крест-накрест.
- Что ты делаешь? Ты ведь мой брат…
- Да, брат. Египетским фараонам можно было жениться только на своих сестрах, чтобы не испортить божественную кровь. Я жажду тебя, Друзилла, божественная сестра. В образе твоем слились Исида, Венера и Луна…
Трясущимися руками он снял с нее тунику и залюбовался нагим телом:
- Ты прекрасна, прекрасна, как богиня. - Калигула коснулся груди сестры. - Ты и вправду из плоти и крови!
Он рывком сорвал с себя одежду и прижал к ней свое густо поросшее волосами тело, обхватил обеими руками и бросил на постель.
В его неподвижных глазах вспыхнул огонь. С восставшей плотью и волосатой грудью Гай напоминал сестре фавна, лесного бога. Друзилла перестала сопротивляться, почувствовав, как чрево ее охватило желание, и приняла брата, принесла в жертву ему свое тело, как приносят жертвы богам. Когда страсть молнией пронзила тело Друзиллы и она со стоном прижалась к Гаю, в ее голове мелькнула мысль, что это было не жертвоприношение, а скорее сладострастная готовность отдаться.
- Теперь ты моя жена, а богине Исиде я построю храм, - сказал Калигула, когда все было кончено.
- А мой муж? Что будет с Лонгином?
Брат зло засмеялся: