- Нет, вы слыхали, что говорит этот глупец? Наука должна служить власть имущему! Значит мудрец должен служить глупцу?
Заврак рассмеялся:
- Иногда бывает и так. Друг мой, я прошу вас лишь об одном: не горячитесь вы и не вступайте в спор с Худододбеком, ну сдержитесь, что ли, пересильте себя. Наш устад любит его, и вообще… Худододбек будет его зятем.
Пораженный этой вестью, Зульфикар умолк. С этого дня он старался даже не глядеть на дочь своего устада, не слушать ее шутливые и озорные словечки, а уж отвечать ей почитал за великий грех. Да и о чем нм говорить? Ведь зодчий Наджмеддин Бухари и устад Кавам - знатные люди Герата, его опора, а Зульфикар и Заврак обязаны помнить, что они только ученики, и у них одна цель - набираться знаний, научиться ремеслу. Для того они и приехали сюда. Эта мысль угнетала, более того, печалила Зульфикара. С первой же встречи, с первого же взгляда Бадия как полновластная хозяйка вошла в его сердце.
Приглядывался Зульфикар и к сыну зодчего Низамеддину. Между Низамеддином и Худододбеком существовало несомненное сходство: один - настоящий сарбаз - воин, второй, хотя и не служил в войсках государя, был страстным любителем военной премудрости и безукоризненно владел саблей. И Низамеддин и Худододбек считали себя личностями незаурядными, а к ученикам своих отцов относились как к людям второстепенным, не способным на "великие подвиги". Наши "зубрилки" слишком миролюбивы и неповоротливы, считали они. Вот эти-то общие взгляды на жизнь и делали их похожими друг на друга. Но почему-то они встречались довольно редко и, по-видимому, не дружили. У Низамеддина были совсем иные приятели. Много времени проводил он в Баг-и-Джахан-аро ("Саду, украшающем мир") и в районе кандагарского базара.
Но больше всего поражало Зульфикара равнодушие Низамеддина к ремеслу отца. Как может сын не воспользоваться такой редкой удачей - учиться у собственного отца? Низамеддин похож на человека, умирающего от жажды на берегу реки, думал Зульфикар. Неужто нет у него желания испить хоть каплю из этого чудесного источника? Солнечные лучи равно озаряют и обогревают землю, но, на нашу беду, бок о бок вырастают прекрасный цветок и горькая полынь.
Вскоре Бадия заметила, что новый ученик отца не обращает на нее никакого внимания. Однажды она вышла в наружный двор, где находились комнаты учеников, и встала на пути возвращавшегося с работы Зульфикара. Она оглядела его с головы до ног. Внезапное появление прелестной девушки, которая обычно не обращала внимания на живущих в доме учеников, поразило Зульфикара. "Очевидно, юная госпожа желает поручить мне какое-то дело", - подумалось ему. Он смущенно поклонился ей и густо покраснел. Потом, увидев, что поблизости никого нет, обратился к ней:
- У уважаемой госпожи есть поручения?
- Нет.
- Тогда разрешите мне пройти в свою комнату, - Нет! Я хочу хорошенько вас разглядеть.
- Пожалуйста! - Зульфикар уже оправился от смущения и посмотрел прямо в ее прекрасные глаза. - Ну как, не очень плохая картина?
- Нарисовано неплохо… но вот содержание…
- Не интересуйтесь, уважаемая госпожа, содержанием этой картины. Она не стоит вашего внимания, - осторожно заметил Зульфикар.
- Очень может быть…
Зульфикар не ответил и опустил голову.
- Простите, - сказала она через минуту, - я задержала вас.
- Не стоит просить прощения. Вы оказали мне милость, удостоив разговора, и я счастлив.
- А если так, то почему же от вас я не слышала ни слова, хотя вы уже давно живете здесь?
- Есть в вас некая непреодолимая сила, и стоит вам лишь появиться, как я теряюсь. Началось это с первого же дня моего приезда. Человек не может смотреть на солнце, вот так и я…
- А вы, оказывается, красноречивы… - И, словно решив, что на сегодня достаточно, Бадия заговорила о другом - Проголодались? Принести еду?
- Нет, госпожа, я сыт.
- Когда явится Заврак Нишапури, пусть придет ко мне во внутренний двор, я дам еду…
Бадия повернулась и ушла.
"Разговорилась-таки, - подумал Зульфикар, - а я целый месяц боялся рот открыть".
Еще в Бухаре приятель не раз внушал ему, что когда разговариваешь с девушкой, главное - смелость, только смелость, иначе останешься навсегда в тени.
С этого первого разговора, можно сказать, и началось знакомство Зульфикара с Бадией, Событие это Зульфикар держал в тайне от Заврака и Гавваса Мухаммада, но огонь, вспыхнувший в сердце его, был источником безграничного счастья. Он сам дивился, как и чем мог он обратить на себя внимание этой несравненной девушки. Казалось бы, и не красив, и не знатен, и не чета Худододбеку. Более того - чужеземец. А на прелестную дочь зодчего заглядывается не только Худододбек, но и дорогой гость этого дома царевич Байсункур-мирза. Когда кто-то сказал, что такая девушка достойна украсить дворец одного из царевичей, Масума-бека возразила:
- Вовсе нет. Не будет моя дочь служанкой царевича, а будет царицей простого смертного.
Уставший после работы Зульфикар лежал в своей комнате и думал о Бадие. "А может, она только от скуки или забавы ради удостоила меня своим вниманием? Или она просто неискренна?"
Он слыхал, что гератские девушки общительны и приветливы. Наверно, нет на свете другого такого города, как Бухара, где женщины закрывают лицо и руки и не смеют при мужчине поднять голос.
Прошло больше часа. Бадия снова появилась во дворе и, повернувшись к окнам комнат учеников, позвала:
- Ага Заврак!
Заврак пользовался особым ее доверием, он беспрепятственно входил во внутренний двор и выполнял все работы, которые полагалось бы делать Низамеддину - старшему и единственному сыну зодчего.
Бадия относилась к Завраку как к родному брату, называла его "ага" - брат и, не задумываясь, давала ему поручения. Сейчас Заврак Нишапури, только что вернувшийся домой и что-то весело рассказывавший Зульфикару и Гаввасу, прервал беседу на полуслове и выскочил из комнаты на зов Бадии. Он боялся показаться в ее глазах нерасторопным или медлительным и не желал, чтобы Бадия, единственная и любимая дочь его учителя, недовольно хмурила бровки.
- Я здесь, госпожа Бадия.
Бадие нравилось, когда ее величали госпожой - бека, ведь к имени младшей дочери государя, красавицы Гульгун-Ако, тоже добавлялось слово "бека" - госпожа.
- Возьмите еду, - сказала Бадия, - устала держать. Что же мне теперь, прикажете кормить вас, как маленьких? Уговаривать, уламывать?
- Простите, я не сразу услышал, госпожа, - оправдывался Заврак.
- Что это ваш бухарец так мало ест? - продолжала Бадия. - Ему не по вкусу, видно, наша еда. Скажите, что придется все-таки есть нашу невкусную гератскую пищу.
Зульфикар прислушивался к словам Бадии, сидя у себя в комнате.
- Нет, нет, что вы, госпожа Бадия, еда, приготовленная вашими руками, не может быть невкусной, наоборот, это такая прекрасная, необыкновенная еда, что, если я когда-нибудь уеду в Нишапур, я просто пропаду без нее. Я ведь привык к вашей стряпне, совсем разбаловался. Конечно, никогда я не покину своего учителя, но если вдруг мою сказочно прекрасную госпожу похитит какой-либо бек или принц, то я буду плакать и взывать к господу богу и, словно верный пес, пойду искать мою госпожу, рано или поздно найду ее и лягу стражем у ее порога…
- Вот и камень наконец заговорил, - засмеялась в ответ Бадия. - Ах, Нишапури, ведь я думала, что вы подлинно бесчувственный камень. Странно, с появлением этого бухарца и у вас прорезался голос.
- Уважаемая госпожа, ведь и ваши предки тоже родом из Бухары. Родились вы, конечно, в Герате, но ваши деды и прадеды исконные бухарцы.
- Спасибо за разъяснение. Не очень старайтесь, брат Нишапури, не хочу я знать никаких беков. Я дочь своего отца. Человек тянется к солнечному лучу, так вот и меня привлекает мудрость, искренность, храбрость.
- Все эти качества воплощены в вас, - заметил Заврак Нишапури.
- Ну вот вы и прежний Нишапури. Ступайте и несите еду, а то остынет.
Бадия направилась во внутренний - двор. Она не шла, а плыла, плечи ее чуть покачивались в такт ходьбе. Трое юношей проводили ее восхищенным взглядом. Заврак так и застыл посреди двора, а Зульфикар и Гаввас - у окна комнаты, А она не торопилась, чувствуя на себе их взгляды. Да и все, что говорила она сейчас, было обращено вовсе не к Завраку, а к тому, кто сидел в своей комнате и не смел выйти.
Зульфикар часто задумывался и старался по-своему истолковать слова Бадии. Многого он еще не понимал в ее словах, в ее поступках.
Глава VII
Строят медресе
Проснувшись на рассвете, зодчий позавтракал со своими учениками ®о внешнем дворе. Выйдя из дома, они первым делом зашли по дороге за смотрителем работ и отправились прямо в махаллю гончаров.
Смотритель работ Ахмад Чалаби пожаловался зодчему, что в последнее время мастера, изготовляющие изразец и мозаиковые плиты для облицовки здания, стали поставлять материал с изъяном, а роспись из лазурита и раствора желтого свинца и вовсе поступает с запозданием. В общем, происходит нечто странное и малоприятное. По всей вероятности., мастера чем-то недовольны. И впрямь, изразцовые плитки и все необходимое гончары обычно доставляли без лишних напоминаний и промедления, а теперь по какой-то непонятной причине вдруг стали тянуть.
Зодчий велел Ахмаду Чалаби прихватить с собою побольше денег и по дороге доведал своим ученикам, что мастер Абуталиб - человек вспыльчивый, но зато умелец, что называется, милостью божьей. Говорить лишнего ему не следует, и беседовать с ним будет он сам, Наджмеддин.