- Ничего. Ви идить на свой место, а мне пришлить капитан Сорокин… Слюште, слюште, поручик, - остановил он метнувшегося к дверям Петушкова. - Завтра утра я посылаю вас к отряд полковник Пулло. Идите свой место спать…
Шел уже десятый час, а подпоручика все еще не требовали к генералу, и он в несколько смятенном состоянии ходил по канцелярии, начальственно прикрикивая на писарей и поглядывая через окно на улицу.
Вдруг вместо ожидаемого генеральского вестового он увидел широкое, веснушчатое лицо своего денщика Филаткина, неторопливо шатавшего по дорожке. Завидя Петушкова, Филаткин подтянулся, надул щеки и, прижимая локти к телу, подошел к нему. Не доходя четырех шагов, он остановился, замер на месте (этому научил его требовательный подпоручик,) и громко доложил:
- Так что, осмелюсь доложить, письмо до вашего благородия. - И, вынимая конверт из-за обшлага потертой шинели, добавил: - Барышня требуют срочного ответа.
Писаря, занимавшиеся своим делом, моментально насторожились.
- Какая там барышня, ты ерунду несешь! - нахмурился подпоручик и, махнув рукой снова открывшему было рот денщику, вышел на крыльцо, сопровождаемый ироническими подмигиваниями писарей.
Конверт был маленький, голубой, с розовой каемкой на углах. От него шел тонкий, едва уловимый запах флердоранжа. Неровные, бегущие буквы:
"Его благородию господину поручику Петушкову".
"От кого бы?" - пожимая плечами, подумал подпоручик. Он не любил получать письма, черт знает что могли они нести. А это, такое неожиданное, и вовсе удивило его.
- Какая барышня? - негромко спросил он денщика.
- Князева… полковника Голицына девка… - громко зарапортовал Филаткин.
- Не ори, говори тише, - остановил его Петушков, оглядываясь на окна канцелярии.
- …так что пришел кучер князев. Письмо вам велел передать от барышни, от девки, ахтерки, что с князем живет, - окончательно запутался Филаткин.
- От Нюшеньки?
- Так точно, от ей самой!
Сердце подпоручика екнуло, но не от любви к прекрасной Нюшеньке… "Выдал, рассказал, подлец, - в страхе подумал он, вспоминая камердинера Прохора и неудавшийся вчерашний кутеж. - И князю расскажет… скандал, черт знает что будет!" - с замиранием сердца решил Петушков.
- Кучер их у ворот стоит, ответа дожидается, - напомнил Филаткин.
Подпоручик тускло поглядел на него и, вздохнув, распечатал конверт.
"Уважаемый господин Ардальон Иваныч! Как мы наслышались всяких страхов и ужастей об убитых и раненых с чеченами и очень страшимся об князиньке нашем и вообче, то просим ввечеру пожаловать ж нам и рассказать, как его сиятельство милует бог в страшном бою. Очень просим вас все об этом узнайте наверное, кто уцелел из господ офицеров, а кто, не дай господи, убитый. Ото всех кланяюсь известная вам Нюшенька Бирюзова и просим пораней прийти".
Петушков изумленно взглянул в вытаращенные глаза денщика. Подобного письма из княжеского дома, особенно же после вчерашнего пассажа, он не ожидал. От сердца отлегло, страхи перед возвращением князя прошли. Теперь, после официального приглашения девушек, беспокоящихся о своем господине, Голицыну даже и в голову не могло прийти что-либо другое. Петушков облизнулся, подмигнул застывшему в мертвой стойке денщику и расхохотался. Посмеявшись, он достал из кармана кошелек, долго рылся в нем, наконец, найдя трехрублевую ассигнацию, ту самую, которую вчера предлагал камердинеру, протянул ее Филаткину.
- На, возьми, - сказал он и вдруг поспешно добавил: - Купи на рупь чаю, на рупь свечей и табаку, а остальное пропей!
- Покорнейше благодарим! - крикнул денщик.
- Пофартило нашему Петушку-то! На цельную трешку раскукарекался, - сказал один из писарей, наблюдавший через окно.
Петушков прошел к воротам и, написав несколько слов, передал записку дожидавшемуся Матвею.
- Так ты, голубчик, скажи, что меня его превосходительство генерал фон Краббе посылает сегодня же с резервом в бой на помощь нашим, но ежели не пошлет, то я обязательно вечером буду и полностью расскажу обо всем. - И, насвистывая модную в армии песенку "Солдатская душечка, задушевный друг", важно зашагал обратно в канцелярию.
Генерал фон Краббе уже через пять минут забыл о Петушкове, но бедный подпоручик, промаявшись в ожидании приказа целый день, под вечер побрел к начальнику гарнизона. Петушков был не в духе. Ехать в отряд полковника Пулло ему не хотелось. Дорога в Дады-Юрт шла по пересеченной, лесистой местности, мало ли какие опасности могли встретиться на пути. "Как бы еще, на ночь глядя, не погнал, немчура окаянная, так и не повидаешься с Нюшенькой", - тревожно подумал он.
- Ба! Петушков, приятная встреча, - раздалось около него, и высокий офицер в голубом башлыке опустил руку на его плечо.
- Небольсин, Александр Николаевич, какими судьбами? - вздрагивая от толчка, удивленно вскричал Петушков. - Да ведь ты же, мой ангел, в отряде полковника Пулло?
- Был, но сейчас прислан к генералу с донесением. Да что это ты так раскис, любезный! Нездоров, что ли?
- А когда обратно? - не слушая его, перебил Петушков.
- Зачем же обратно? Отряд сегодня ввечеру выступает из аула и через три дня будет здесь. Да постой, постой, что это ты, братец мой, так невежлив, с тобою говорят, а ты куда-то бежишь, - ловя за рукав Петушкова, засмеялся Небольсин.
Подпоручик, сияя от радости, наклонился к его уху и шепотом произнес:
- Тайна… великая тайна, но тебе откроюсь… Вот читай. - И, порывшись в кармашке сюртука, извлек письмо и еще тише добавил: - От Нюшеньки.
Небольсин отодвинулся от него и удивленно спросил:
- Те-бе… от Нюшеньки?
- А что? Почему бы и нет? Я, знаешь, Небольсин, не хочу только хвастать, а у женщин всегда имею большую аттенцию.
Но поручик не слушал его. Развернув смятое письмо, он быстро прочел его, потом вздохнул, закрыл глаза и, проведя ладонью по лицу, тихо улыбнулся.
Петушков удивленно смотрел на него. Вдруг Небольсин весело рассмеялся.
- Счастливчик ты, Петушков! Умом и красотой не обидели тебя боги… истый Парис, - отдавая письмо, сказал он.
Петушков выставил вперед грудь и улыбнулся.
- Завидую тебе, любимец богов и князевых наяд; об одном только прошу, когда будешь говорить с прелестницей Нюшенькой, скажи ей, что я шлю низкий поклон и сегодня же нарву для нее десять сиреневых букетов из лазаретного сада.
- Десять сиреневых букетов? - перебил его Петушков. - Не много ли будет? Хватит одного, да побольше.
- О нет, мой счастливый друг, тебе утехи любви, а мне, - Небольсин вздохнул, - презенты дамам. Именно так, именно десять, и обязательно из лазаретного сада… пусть посмеется над моей смешной фантазией.
- Скажу! - покровительственно обещал Петушков. - До завтрева, мон шер, да, кстати, - уже с верхней ступеньки спросил он, - а как, потерь у нас много?
Небольсин посмотрел на него, помолчал, нахмурился и сказал:
- Хватит.
- Нет, нет, постой… ведь мне же Нюшеньке придется сказать… она же беспокоится, просит.
- Ничего. Скажи, что ее обольстительный князь жив и от боя был верстах в четырех.
- А… а остальные?
Небольсин повернулся, махнул рукой и, не прощаясь, сошел вниз.
- Чудной какой-то… а еще переведенный из гвардии, - поджимая губы, удивился Петушков и вошел в канцелярию фон Краббе.
Один из дворецких провел подпоручика по коридору, другой с поклоном открыл ему дверь в залу.
- Пришли… а мы уж и не чаяли увидеть… думали, и вас на чечена угнали, - сказала Нюшенька и, схватив подпоручика за руку, взволнованно спросила: - Ну как там, кого убили? - голос ее дрогнул. - Говорите, ну да рассказывайте же, а то здесь ужас чего не говорят!
- Успокойтесь, уважаемая Нюшенька! Князь ваш невредим, хотя бой был горячим и многие русские герои полегли на поле брани смертью храбрых, но господняя десница охраняла нашего дорогого князя.
Стоявший сбоку от Нюшеньки камердинер Прохор перекрестился и, кланяясь на образа, нарочито громко зашептал:
- Слава тебе господи, спас и сохранил его сиятельство от басурманских пуль!
- Уцелел наш князенька, живой, не ранетый наш ангел, наш золотой барин, - суетливо заговорили девушки, стоявшие у стены, и, следуя примеру Прохора, закрестились на образа.
- А убитых много? А? Кто такие? - с прежним волнением сказала Нюшенька. В ее глазах блеснули слезы.
- Много, ведь бой был страх какой лютый, но не страшитесь, не тревожьтесь, уважаемая Нюшенька. Я ж вам точно сказываю, что его сиятельство невредим, - важно сказал Петушков, оглядывая голицынских слуг.
- Да!! Это хорошо… слава богу… очень приятно, - торопливой скороговоркой проговорила Нюшенька. - А кто из господ офицеров убитый? - Лицо ее побледнело, глаза тревожно смотрели на подпоручика.
- Мно-ого! Человек, почитай, тридцать будет, - соврал Петушков и остановился, видя, как побелело лицо девушки. - Ну, тридцать не тридцать, а около того. Мне только что поручик Небольсин про эту баталию сказывал. Ужасти какой бой был.
- Небольсин… - перебила его Нюшенька, и густая краска залила ее бледное лицо. Она отвернулась, достала из рукава кофточки платок и, приложив его к лицу, сказала: - Насморк замучил, дышать нечем! А разве поручик тоже там был?
- А как же! Только сегодня оттудова вернулся. Послезавтра весь отряд здесь будет.
- Слава тебе, господи! Увидим нашего дорогого владыку, нашего любимого господина, - снова забормотал Прохор.
- Ну, господин офицер, ваше приятное благородие, за то, что сообщили про нашего князеньку добрые вести, мы вас чайком да варением побалуем. Правда, девоньки? - смеясь, спросила Нюшенька.