- Уже принял! - коротко сказал Грибоедов. По его встревоженному лицу пробежала тень. - Все могущие быть уликами бумаги лежат в особом пакете и в любую минуту будут сожжены.
- Лучше уничтожить их теперь же. Пишет мне из столицы один мой стародавний друг, что внимание следственной комиссии по делу 14 декабря направлено и на Кавказ. - Ермолов помолчал и затем еще тише сказал: - Там ведом и твой приезд в Киев. Подумай о том, ежели и тебя коснутся подозрения нового царя.
- Я уже приготовлен ко всему, Алексей Петрович, благодетель и истинный мой друг и покровитель!
- Аресты идут по обеим армиям, не сегодня-завтра они дойдут и до нашего корпуса. Изничтожь свой пакет теперь же, сожги все, что опасно, и помни: знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Это спасло на Руси сотни хороших людей, - закончил Ермолов.
В сенях послышался шум. Вошли адъютант Воейков и начальник артиллерии полковник Мищенко, сопровождаемые казачьим урядником, несшим огромный бочонок с вином.
- Червленцы вам, Алексей Петрович, прошлогоднего урожая чихирь шлют, - улыбаясь, сказал Мищенко.
- Так точно, ваше высокопревосходительство! Старики просят не побрезговать их малым подарением и на здоровье попить родительского чихирьку! - ставя на стол бочонок, сказал урядник.
- Спасибо, Евстигнеич! Поблагодари стариков за память. Скажи, буду пить с особым удовольствием, - поднимаясь с места, оказал генерал.
- И там ишо кабанца привез. Казаки его надысь возле Терека в камышах подстрелили. Опять же дудаков копченых десятка два да шамаи вяленой вашей милости, Алексей Петрович, бабы прислали. Кушайте на здоровье! - кланяясь в пояс и совсем уже по-станичному продолжал урядник.
- Скажи бабам и казакам спасибо. Коли б не вы, червленцы, совсем погиб бы с голоду, - похлопывая по плечу улыбавшегося урядника, пошутил Ермолов.
- От души, от сердца шлют, ваше высокопревосходительство! Не обессудьте на угощение! - снова становясь "смирно", сказал урядник.
Он вышел.
- Хороший народ эти гребенцы! - глядя ему вслед, сказал Мищенко. - Я намедни ночевал у Сехиных, так чуть не умер от их угощения. Одного чихирю полтора ведра выпили!
- А я у Федюшкиных так из-за стола сбежал, - засмеялся Ермолов. - Есаул Дериглазов тамадой был, не хуже тифлисских грузин угощевал. Добрый народ эти казаки! - закончил он.
- Добрый-то добрый, да только за столом, - покачав головой, сказал молчавший Грибоедов, - а я их недавно в экспедиции в Кабарде видал, не скажу, что там они были милосердны!
- Это когда Джамбота в Нальчике казнили? - пробуя налитое в стакан вино, спросил Мищенко.
- Совершенно верно! Жестокости и ненужной свирепости было в той экспедиции так много, что я пожалел, что стал ее участником. И убийств бесцельных, и казней бессудных, да и самая смерть этого юноши, Джамбота, не нужна была нашему делу! И должен оказать, Алексей Петрович, что не столь мне было жаль самого Джамбота, красавца и храбреца, бесстрашно шедшего на казнь, как его старого, в сединах, отца, бездвижно взиравшего на казнь своего удальца-сына, и только губы старца что-то шептали, едва шевелясь…
- Поэт ты и сугубо штатский человек, Александр Сергеевич, и потому суждения твои есть плод поэтической блажи. Джамбот - преступник перед лицом нашей короны, он покусился на убийства русских солдат, и карать его беспощадно и жестоко - наш долг! А слезы старика не должны трогать наши сердца. В сих азиатских местах только железо и огонь должны быть судиями, а не жалость!
- Но эта смерть храбреца уже сегодня воспринята и в Кабарде и в Осетии как бесстрашный подвиг. Девушки взывают к юношам, указывая им на Джамбота, старики, как на пример геройства, указуют на его деяния, и сотни других воспламененных его делами горцев займут место казненного!
- А мы уничтожим и их! - отпивая глоток за глотком чихирь, спокойно сказал Ермолов. - Только устрашение должно быть законом здесь. Двадцать казненных - как наказание за смерть одного русского! Тут Азия, добрейший друг, а не Европа!
- Вспомните Испанию! Ведь Наполеон ничего не смог сделать с народом, вставшим за свою честь, жизнь и существование!
- Э-э! - махнул рукой Ермолов. - То были испанцы, гордые, независимые, храбрые люди, которых история и прошлое полны великих дел, а что эти существа, у которых нет ничего ни в прошлом, ни в настоящем и которых не объединяет ничего! Религия у них полуязыческая, полумагометанская, языков и народов тьма, между собой они разрознены и враждуют, ни грамотности, ни идей, ни любви к свободе. Ничего! Вы говорите об испанцах… Но разве можно сравнить вольнолюбивых, просвещенных людей Испании с этими дикарями!
- Даже у настоящих дикарей в минуты смертельной опасности для народа появлялись способные вожди! Вспомните индейцев Северной Америки, вспомните историю негров! А дикари, как вы именуете горцев, объединенные исламом, воинственны, неустрашимы. Как говорил мне наш уважаемый переводчик, подполковник Бек-Кузаров, среди их вожаков и духовенства есть немало людей, учившихся и в Стамбуле, и в Каире, грамотных и по-персидски, и по-арабски, отлично разбирающихся в политике.
- Вот эти-то немногие грамотеи давно находятся у меня на службе и получают за свое умение русское золото и серебряные медали. А ты сравниваешь этих голодранцев с храбрыми испанцами! Да не пройдет и десяти лет, как край сей будет замирен от начала и до конца, и русские попы и приставы станут хозяевами этих племен! - засмеялся Ермолов.
- Сомневаюсь, хотя и рад был бы сему! - покачивая головой, сказал Грибоедов.
- Так оно и будет! - вмешался в разговор Мищенко. - Вот с месяц назад я вернулся из карательной экспедиции, ходил с отрядом к кумыкам: имели наглость их абреки напасть на пост и убить пятерых солдат и офицера. Я прошел по аулам, повесил девять злодеев, казнил штыком шестнадцать, расстрелял восемь негодяев и взял из аулов пятьдесят аманатов и триста голов скота. И что же? Уже месяц, и ни один сукин сын больше не шалит в тех местах! Спокойно стало даже на дорогах. Вот что значит вовремя наказанное злодеяние!
- Варварство, которое вызовет обратное действие! Но что меня изумляет, мой высокоуважаемый покровитель и благопочитатель Алексей Петрович, это то, что вы, будучи человеком просвещенным, передовых мыслей, воспитанным на идеях Жан Жака Руссо и свободолюбивых философов и энциклопедистов, человек, умилявший меня широтой ума и души, знакомый с веяниями новых времен, сейчас столь жестоко оправдываете казни и насилия над людьми!
- Люди людям рознь, мой дорогой философ и вольнодумец! Квод лицет Иёви нон лицет бови - говорили древние римляне, и это верно. Что хорошо в Европе, что подобает в России, то вредно здесь, а милосердие в сем крае - преступно и, за исключением грузинцев и армян, кои являются христианами и окружены мусульманским морем, все остальные народы суть азиаты и враги нашего государя, отечества и веры, и их надо силой оружия русского покорить, а кои не сдадутся - истребить, - важно сказал Мищенко.
- А особливо персиян и дикарей Кавказа, коим непонятны милосердие и жалость. Если их щадить и жалеть, то сии христианские добродетели и свойства они почтут за слабость, - кивая головою, подтвердил Ермолов.
В комнату вошел старший адъютант гвардии капитан Талызин.
- Оказия ночует в Горячих Водах и заутра прибудет в Грозную, - доложил он.
- Ну что ж, подождем до завтра, - поднимаясь с места, сказал Ермолов.
Мищенко и Грибоедов встали и направились к выходу.
- Вечером ужинать ко мне, - пригласил Ермолов и, задерживая за рукав Грибоедова, сказал: - Друг, Александр Сергеевич, лежит тут у меня письмо, перехваченное у эриванского сардара Гассан-хана. Не хочу показывать его переводчикам, переведи, коли сумеешь, ты.
Грибоедов подошел к столу. Остальные вышли. Ермолов покопался в своих бумагах и затем негромко оказал:
- Дипломат, а горячишься. Ни к чему в наши дни такая откровенная вольность даже и среди своих людей, каким я твердо почитаю Мищенко. А что касается пакета, истреби немедля.
Ермолов походил по комнате, ласково поглядывая на молчавшего Грибоедова, и очень тепло, с искренним чувством сказал:
- Потому что люблю тебя, как сына, и дорожу твоим большим талантом!
Утро следующего дня было солнечным и ясным. Хотя снежок и покрывал землю, а со стороны темных чеченских гор тянул холодный ветерок, все же это светлое утро 22 января 1826 года было веселым. В Грозной уже готовились встретить заночевавшую в Горячих Водах оказию. Письма и вести с родины, конечно, ожидались с интересом и волнением, усугубляемым тем, что скудные и тревожные сведения о декабрьском восстании войск в Петербурге, о репрессиях, судах, арестах вызывали тревогу среди офицеров и солдат.
Часам к одиннадцати дня из-за перелеска показалась голова растянувшейся оказии; были видны телеги, арбы с провиантом, конные казаки и пешие солдаты. Навстречу им поскакали дожидавшиеся оказии офицеры. Колонна остановилась. Послышались поцелуи, приветственные возгласы, смех.
Морозное утро сменилось теплым полднем. Туман уже давно рассеялся, солнце позолотило верхушки деревьев и отроги гор, его блики играли на штыках солдат, на лафетах орудий. Довольные приездом в крепость и ожидавшие отдыха, люди пересмеивались, шумно переговариваясь между собой. Озябший солдатик в шинели, соскочив с телеги, смешно и неуклюже отплясывал камаринскую под хохот и выкрики окружавших.