11
Десятого октября 1943 года Россиневич получил письмо, немало удивившее и обрадовавшее его. Давно он уже не получал ничего похожего и сейчас перечитывал страницу за страницей.
"Хотя я еще молодой, возможно, неопытный и формально не состою членом вашей организации, но я беру на себя смелость заявить, что чего-то в вашей работе не хватает. Не знаю, может, это неэтично с моей стороны, что я осмеливаюсь делать замечания.
Мои мысли сводятся к таким основным моментам:
1. Руководство в лице г. гетмана должно немедленно приступить к формированию военных отрядов здесь, в Германии. Для этого необходимо, договорившись с немцами, получить разрешение выехать в лагеря работников с Востока и военнопленных. Таким образом, можно набрать хорошую армию против большевиков. Здесь работает, считая пленных, приблизительно 14 млн. чел. Среди гражданских - 60% девушек и женщин (гражданских - 50% от 14 млн.). Откинув разный "груз" и дав фронту хотя бы 20-25 армий, мы обеспечим будущее Украины.
2. Руководство обязано сейчас поставить перед немцами вопрос о безотлагательном создании действительно украинского правительства.
3. Немедленно поставить вопрос о провозглашении действительно самостоятельной Украины.
Только при условии исполнения этих пунктов можно добиться победы над большевиками. В противном случае дело дойдет до нежелательного для нас исхода.
В крайнем случае надо организовать хотя бы пару батальонов. Я записываюсь.
В целом настроение мое неважное. Дома я оставил брата - он на два года старше меня. Я с ним по некоторым вопросам не сходился давно, вот и теперь он меня не послушал и остался на Полтавщине. Кто знает, что с ним теперь. С женой и сыном еще хуже. Дело в том, что ее отец работал заместителем шефа конного завода (шеф - немец), и красные ему (а из-за него и дочке) этого не простят. К тому же тут еще и я. Но ничего. Я отплачу за все сразу.
Мне кажется, что долго ждать нельзя. Через сорок дней фронт дойдет до середины Польши, а весной пойдет дальше на запад. Чего же ждут силы украинцев, если они действительно есть? Я хочу стать членом вашей организации.
С искренним уважением Ал. Слипченко".
Едва дочитав письмо до конца, Россиневич помчался к соседу.
- Что скажешь, господин полковник? - ерзал он.
- Кто такой этот Слипченко?
- Был ассистентом на кафедре географии Днепропетровского университета.
- Слишком уж он лихо считает миллионы... А из Берлина просят фанеру и стекло, легкое и не такое хрупкое.
- Стекло?
- Ну да. Заделывать окна после налетов...
В эти же дни у военнопленного Закира Ахметова (личный номер 19960), работавшего на одном из объектов ВВС близ Мюнхена, гитлеровцы нашли документы подпольной организации "Братское содружество военнопленных" (БСВ). Ахметов и еще один узник -Иван Бондарь - сумели бежать. Дальнейшая их судьба неизвестна.
По распоряжению Геринга делом БСВ занялся начальник полиции безопасности и СД Кальтенбруннер. В его приказе говорилось: "...среди военнопленных, особенно советских, уже возникли повстанческие организации, которые, насколько удалось установить, работали по единым указаниям и искали связи с восточными рабочими".
Программа БСВ предусматривала подрыв военно-экономической мощи Германии, помощь раненым, больным, организацию побегов, разоблачение предателей...
Ныне широко известны имена многих советских патриотов, удостоенных высших воинских наград Франции, Италии, других стран. И все же в драматической летописи Сопротивления немало еще белых пятен, а значит - безвестных судеб.
...Высоченные сосны подпирают небо. В узкую лесную дорогу впечатались следы протекторов. Дорога ведет к границе. Там, в сотне метров,-ФРГ.
В этот уголок Шумавы, к истокам Влтавы, нас привела быль, услышанная в Южной Чехии. В 1943 году фашисты устроили здесь концлагерь для советских военнопленных.
Да, концлагерь действительно был. Вот его развалины - позеленевший бутовой камень. Прямо из него пробиваются деревца. Лесник-чех, сняв шапку, молча стоит поодаль. После войны он видел на стенах русские надписи - имена и города. Сразу не записал, а вскоре барак кто-то поджег. Остались только камни...
В семи километрах от лагеря, в селе Франтишков, был подземный авиазавод. Узников туда гоняли на работу. Могил у лагеря нет. Вокруг - болото. Говорят, что пленных загоняли выстрелами в топь...
По данным районного архива, в 37 и 42 немецких селах в округе, отторгнутой фашистами у Чехословакии, были советские военнопленные и наши люди, насильно вывезенные на работу.
Сохранились гестаповские инструкции, как с ними обращаться. Угнанным в неволю полагалось, к примеру, три часа свободного времени в неделю. В хрониках отмечены факты бесчеловечного обращения с военнопленными, особенно после нашей победы в Сталинграде. Известны многие случаи саботажа, побегов советских военнопленных: в августе - сентябре 1941 года, в августе 43-го, в 44-м... Архивные документы называют такие имена: Макаренко, Кузьмин, Сахарчук, Андрей Чиков.
Таковы немногие факты. Может быть, стойкость советских людей, не сломленных пленом и муками, породила быль о том, что в лагере находились только политруки? А может быть, и правда, в глубине Шумавы был специальный концлагерь?
У развалин чехословацкие друзья поставили памятник с красной звездой. Памятник непокоренным, которых миллионами считал на своей стороне какой-то Слипченко из Днепропетровска, оборотень и предатель.
Документы из "Черной папки": 12 января 1944-го генерал-губернатор Кракова Ганс Франк записал: "Если бы мы выиграли войну, тогда, по-моему, поляков и украинцев и все то, что болтается вокруг, можно превратить в рубленую котлету".
В марте - июле 1944-го бандеровцы вели переговоры с немцами. От имени ОУН - УПА в них участвовал Герасимовский (Гриньох). С немецкой стороны - старший имперский советник, начальник гестапо дистрикта "Галичина", оберштурмбанфюрер СС д-р Витиска.
"Лемберг (Львов) 24 марта 1944 года.
Секретно. Гос. значения.
Iу-Н-90/44
Герасимовский доложил, что бандеровская группа ОУН обязуется передавать в распоряжение полиции безопасности все свои разведывательные материалы о болыпевиках-комму-нистах и о польских повстанцах... Кроме того, ОУН готова сотрудничать с немцами против большевизма на всех участках борьбы. ОУН хочет, чтобы немцы конспиративным путем поставляли им боеприпасы, оружие, взрывчатку... чтобы все делалось по всем правилам конспирации, чтобы не дать в руки большевикам козырь, что украинские националисты в их тылу- это немецкие сообщники и агенты".
На одном нацистском совещании прозвучал вопрос: зачем мы унижаем себя, связываясь с этим разбойничьим сбродом? Начальник гестапо дистрикта "Галичина" Витиска ответил: "Использование этого разбойничьего сброда приносит нам заметный эффект. А кроме того, связь с ОУН - УПА даст нам возможность выявить весь их состав с тем, чтобы после победы уничтожить этот разбойничий сброд".
12
ИЗ "ДНЕВНИКА - POST SKRIPTUM"
Однажды Онуфриенко дали адрес одного из украинских националистов в Праге - пана Нарижного. Они начали переписываться. Эти письма сохранились в одном из пражских архивов. Передо мной ксерокопии писем.
Нарижный, узнав в Онуфриенко земляка, просит подробнее написать о родных местах, о себе самом.
"Дорогой земляк! - отвечал Онуфриенко.- Я полностью понимаю Вашу заинтересованность всем, что случилось на родной земле за такой долгий срок, к тому же особенно в родном селе. Так что буду стараться понемногу, по мере возможности отвечать на Ваши вопросы.
Как-то так случается, что судьба дает мне то, что нужно. Сейчас у меня почти вся неделя свободна. Гуляю, сижу дома, пишу, читаю, что подвернется под руки, и думаю...
Мне самому тоже нелегко жилось. Отец - сельский сапожник и музыкант, который всеми силами старался дать своим детям хорошее образование. И отчасти это ему удалось. Я окончил два курса учительского института, работал учителем, а потом перешел в редакцию. Писал понемногу, но не придавал этому серьезного значения.
Потом вместе с женой попал в Германию. Работал на заводе, пока своими стихами не привлек внимания редакции. С большим трудом перетянули нас двоих в Берлин. Работа хорошая, как раз по моей душе, так что я чувствую себя вполне удовлетворенным. Жена работает в том же учреждении, что и я. Живем неплохо пока.
Когда-нибудь при случае пришлю Вам свою фотографию, все-таки интересно иметь фото земляка, который отозвался на чужбине. Очень много наших людей здесь в Германии работают... Часто получаю от них письма".
Фотография приколота к самодельному бледно-зеленому конверту, на который наклеено шесть марок с изображением фюрера.
Да, это он. Именно таким я его увидел тогда в Берлине в редакции "Голоса". Глаза скрыты за круглыми стеклами очков. Тяжеловатый подбородок. Галстук, пуловер...
Он пишет дальше: "Моя жизнь на Украине была такой типичной для всякого интеллигента, что мне не нужно ничего выдумывать. Я опишу некоторые дни моей жизни, и этого будет достаточно для того, чтобы представить себе настоящее положение...
В Коммунистический институт журналистики (КИЖ) я не поступил. Ну, думаю, как-нибудь год перебьюсь, а тогда буду поступать снова. Приехал домой и начал учительствовать. В районе меня немного знали по стишкам, вот и предложили преподавать язык и литературу в селе Озерах. Преподавал и одновременно учился.
Потом вернулся в родное село Кишеньку, на левый берег.