10
Между этой и следующей записью дневника Кости Найди-ча были заложены несколько вырезок. Газетные репортажи. Без указания числа. Без названия издания. Почему они привлекли взимание Найдича? Все они были под одним заголовком: "Забытые люди". Возможно, он собирал материал для своей статьи, а может быть, разыскивал кого-то. Читаем. Снова провал во времени - прошло ведь шестьдесят лет.
ВЫРЕЗКА ПЕРВАЯ
В июне этого года мы отправились к миссис Анне Н., бывшей драматической актрисе, 90 лет, живущей в одном из пригородов. Мы остановили машину возле особняка типа итальянской виллы. Громадная плакучая ива у крыльца, отцветающая сирень. Навстречу нам вышла седая, немного сутулая и сильно накрашенная старуха в черных бархатных панталонах и белой вязаной кофточке. Она курила из длинного мундштука.
- Что вам угодно? - высокомерно осведомилась она.- Кто вы такие и зачем вы здесь?
Мы объяснили миссис Н., что ее родные беспокоятся о ней и обратились к нам.
- Все это вздор,- рассердилась старуха.- Пусть они меня оставят в покое.
Комнаты миссис Н. были в плачевном виде: со стен осыпалась штукатурка, повсюду груды хлама, на полу кипы книг и газет, пепельницы переполнены окурками.
- Мы слышали, что вы играли на сцене. Давно ли вы оставили свою профессию?
- Давно. К тому же я была великим драматургом. Под моей фамилией писались пьесы театральными талантами.- Она кокетливо поджала губы. Это был уже какой-то бред.- За определенную мзду, разумеется. Я была помоложе. И не все мной брезговали...
- Можно узнать, какую роль вы играли в последний раз?
Старуха выпрямилась и протянула руки вперед, принимая театральную позу.
- "Я из шатра услышала твой голос,- продекламировала она приподнятым, великолепно поставленным голосом, отчетливо скандируя слова.-Привет тебе, морской богини сын!"
На меня вдруг "нашло", подаю ей реплику, по наитию переводя текст "Ифигении в Авлиде" в переводе Иннокентия Анненского на английский язык.
- "О честь святая, кто передо мною? Сколь благороден, царственен твой вид!"
Старуха удивленно подняла брови, но ответила репликой:
- "Дочь Леды, Клитемнестера, пред тобою. Ее супруг- державный Агамемнон". Но откуда вы знаете Эврипида?
- Мы видели фильм с гениальной Иреной Папас.
Луиза смотрела на нас, вытаращив глаза.
- Что здесь происходит? - шепнула она мне.-И кто из вас сумасшедший?
Но чтение Эврипида не сделало старую актрису более гостеприимной. Она объявила, что чувствует себя утомленной, и нам пришлось уйти.
Через несколько месяцев мы стояли возле закрытой двери отдельной палаты одного из госпиталей. У миссис Н. был удар, и мы доставили ее сюда на машине "скорой помощи". Она лежала под кислородной палаткой без сознания. Когда дверь палаты открылась и оттуда вышла дежурная сестра, мы услышали отчаянный мужской крик:
- Мама! Мама! Это я, Джон, твой сын! Скажи, что ты меня любишь, мама! Посмотри, мама, вот твоя внучка Мари, моя дочь. У тебя также есть правнук Билли! Мама! Мама!
Дежурная сестра оказалась хорошей знакомой. Вот что она нам поведала:
- Миссис Н. с детства была помешана на сцене и драматургии. Она очень любила деньги, складывала их в чулок, была до исступления жадной. Она вышла замуж за влиятельного человека, имела сына. Но вдруг оставила мужа и ребенка и уехала с какой-то труппой. Она больше никогда не вернулась к семье. Переменила имя, фамилию и жила самостоятельно, играя в театре. Она имела поклонников. Один из ее обожателей купил ей дом и обеспечил на старости лет. Она состарилась, ушла со сцены. Ее бывший муж умер. Сына она никогда не видела. Он жил в Нью-Джерси, разыскивал мать, писал ей, пытался с ней встретиться, но она отказывалась его видеть. Наверное, у нее был комплекс вины, и это ее мучило. А может быть, она была просто дурная женщина, эгоистка. Ее сын вышел в отставку, недавно у него был коронарный тромбоз. Вот теперь он узнал, что его мать при смерти, и не отходит от ее постели. Она его покинула ребенком, но он продолжал ее помнить и тосковал о ней. Говорит, что собирал все ее портреты. Странный человек, правда?
- Может ли миссис Н. поправиться? - спросили мы.
- Ей почти 90 лет, и у нее общий рак. Она не приходит в сознание после удара и может умереть в любую минуту.
- Мама! - слышалось из палаты.- Мама, это твой сын Джон! Мама!
Мы опрометью выбежали из госпиталя. На следующий день нам сообщили, что миссис Н. умерла, не приходя в сознание.
ВЫРЕЗКА ВТОРАЯ
Холодным ветреным ноябрьским утром мы безуспешно звонили и стучали в дверь трехсемейного кирпичного дома с кровлей теремком. Здесь живет Анна Д., родом из Литвы.
- Пойдем к соседке,- решили мы.-У нее есть ключ от дома Анны.
Соседка, Дженни Т., тоже литовского происхождения, с добрым и приветливым лицом, очень обрадовалась нашему приходу.
- Помогите этой бедняжке,-говорила она, волнуясь.- Я слежу за ней, но у меня семья на руках. Знаете, если я не накормлю Анну, то она будет сидеть голодной. Ей привозили "обеды на колесах", но она не отпирала дверь, и развозка уезжала. У Анны есть средства, этот дом принадлежит ей, здесь живут квартиранты, но вокруг нее прахом все идет. Муж Анны недавно умер в госпитале, она не могла дать распоряжений о похоронах мужа, за телом никто не приходил, и Джона Д. зарыли на нищенском кладбище.
- Мы бы хотели повидать Анну.
- Пойдемте, но ведь она не поймет, что вы от нее хотите. Ее нужно просто отвезти в приют.
Мы объясняем этой доброй душе, что Анну нельзя устроить до тех пор, пока город не найдет для нее опекуна.
- Это ужасно,- говорит соседка.- Везде препятствия, везде формальности, а человек пропадает.
Под предводительством Дженни мы входим в квартиру. За порядком следит Дженни:
- Не могу я допустить, чтобы она жила в свинушнике.
Возле окна гостиной сидит на диване рыхлая седая женщина в махровом халате. Лицо у нее круглое, безмятежное, глаза стеклянные. Наш приход не производит на нее никакого впечатления. Дженни начинает говорить с ней по-литовски. Анна с широкой улыбкой протягивает нам руку.
- Она совсем забыла английский язык,-говорит Дженни.- Но и по-литовски она часто отвечает мне невпопад.
- Миссис Д., как ваше здоровье? Как вы себя чувствуете? Мы пришли вам помочь.
Дженни переводит вопросы на литовский язык. Анна улыбается и молчит. Дженни повторяет вопросы.
- Кофе! Кофе! - вдруг вскрикивает Анна, поднимаясь с места и хлопая в ладоши.
- Нет, спасибо, мы не хотим кофе. Спросите у нее: хочет ли она переселиться в старческий дом?
- Я спрошу, но она все равно ничего не поймет.
- Кофе! Кофе! - продолжает настойчиво повторять Анна и тянет меня за руку.
- Сделайте ей удовольствие и выпейте по чашке кофе,-говорит Дженни.
Мы идем вслед за сияющей Анной на кухню. Дженни кипятит воду для кофе. Мы садимся и осматриваемся: из-за кухонной двери доносится запах какой-то тухлятины.
- Чем это пахнет? - спрашиваю я.
Дженни, налив нам по чашке кофе, уводит нас из кухни в гостиную. Анна плетется вслед за нами.
- Опять она собрала отбросы и принесла их домой,- с сердцем говорит Дженни.-Уборщица будет ворчать, она очень брезглива.
- Какие отбросы, миссис Т.?
- Анна каждый день обходит квартал, складывает отбросы съестного из мусорных ящиков в мешок и приносит его домой. Вы видите, в каком она состоянии? Заметьте, она приносит домой только отбросы съестного - корки хлеба, огрызки мяса... А по пятницам - остатки сырой и жареной рыбы. Вы представляете, какой здесь смрад в конце недели? Я за ней убираю в те дни, когда не приходит уборщица, потому что боюсь нашествия тараканов и мышей.
- Какая странная мания,-говорю я.
- Мы за ней следим - и я, и уборщица. Но я знаю, что ее родители, приехав сюда, очень нуждались, и дети, и Анна, и ее покойный брат часто недоедали.
- Память прошлого. Бедная женщина!
- Но вы ей поможете, да? - чуть не со слезами спрашивает Дженни.
- Конечно, мы ей поможем! Но потерпите, милая миссис Т., мы не сможем устроить раньше чем через два месяца.
Дело Анны Д. передано в суд. До того, как Анне назначат опекуна, мы будем ее посещать.