29.IV. Все взволнованы до глубины души бегством начальника штакора ген. Доставалова, захватившего с собою 6000 драхм. По этому поводу сыплются замечания: "И этим мошенникам мы вручили свои судьбы!", "Куда ушло столько лет жизни?", "С кем мы теперь?".
Ночь молчит. По проливу медленно ползет ярко освещенное морское чудище, гудит низкой октавой, подходя к Галлиполи,- что несет нам судьба? Гибель "богов", оказавшихся пустыми, бездушными истуканами, ложными, гнусными, продажными.
В головах офицеров военного времени и молодежи из кадровых бродят мысли о дальнейшей борьбе за честь и свободу России. Но не все согласны с ними. Полковник Золотухин находит, что борьба с большевиками невозможна, они сильны...
11.V Подполковник Сагайдачный помчался в штакор хлопотать все о том же - о своем награждении орденом Николая Чудотворца,-за что и какими путями? Нужно не иметь совести, личного достоинства и многого другого.
15. V. Перед ужином получена информационная сводка штакора с приказом Кутепова N2 289 - о расстреле старшего унтер-офицера Бориса Коппа за агитацию к распылению армии, за родственные связи с советскими деятелями и за службу в симферопольской Чека в 1919 году... Когда вспомнили...
Все истолковывается как "агитация за распыление армии и разрушение организации". Страшна и беспощадна т. наз. "организация" и ея заплечных дел мастера.
26. V. Лагерь опустел - ушло у нас 118 чел., у дроздов-цев -600. Тает армия, уходит все молодое, физически здоровое, надеющееся на свою силу. Осталось все старое, фанатики идеи.
Слухи из города - Галлиполи ген. Кутепов объявил на военном положении. Первый случай в истории человечества-диктатура на чужой территории.
В артдивизионе ушли почти все солдаты. Ищут причины, пускаются на ^догадки... Армия добровольцев задыхается... В тысячный раз приходит в голову ужасная мысль: "Неужели же это конец борьбы?" Где же выход? Где русские Гарибальди? Где Минины и Пожарские?
28. V На днях говорил с подполковником Ермоловым. Это человек безусловно преданный идее освобождения родины по заветам ген. Корнилова. Он "ужаснулся, попав в эту среду". "Школа большевизма - лагерные условия жизни" сделали неузнаваемой эту массу людей, в большинстве своем 2-3 года пробывших в Добровольческой армии. Я не узнавал близких людей, мне казалось, что передо мною фронт ноября 1917 года, хмурый, озлобленный, жаждущий крови.
ЗО. V. С 8 час. утра началась военная игра по крымской карте-в районе Перекопа... Перешеек нами прорван, противник отошел, к нему через переправы у Каховки подходят большие резервы, его обозы в панике забили все переправы... Завтра предстоит бой с авангардом конницы противника. Начальство требует копии приказов, приказаний, сводок, донесений. Совсем как на самом деле война...
1. VI. Встали рано, опять бумажная война - осточертело все до крайностей... Победное шествие по советской Таврии - на бумаге!
Прочел брошюру ген. Келчевского "Думенко и Буденный". Только теперь стало многое понятно из причин катастрофы... Поздно!"
Однажды, вскоре после публикации этих строк в декабре 1980 года в "Комсомольской правде", в редакцию зашел, находясь по делам в Москве, начальник отдела одного из крупных приволжских заводов, кандидат технических наук, внук генерала Келчевского.
- Знаете,- начал он,- я на днях получил письмо из Москвы. В нем говорится, что в каталоге личной библиотеки Владимира Ильича Ленина под N& 4489 обнаружена книга А. К. Келчевского "Думенко и Буденный. Роль, значение и тактические приемы конницы в русской гражданской войне", Константинополь, издание автора, 1920 год, 16 страниц со схемой". Об этой книге я знаю со слов моей мамы. В частности, в ней высоко оценивается военное искусство командарма Буденного. Беззаветная любовь деда к России для меня свята...-Он помолчал, закурил.-В военных кругах старой России хорошо знали А. К. Келчевского - автора ряда военных трудов. Во время первой мировой войны он был начальником штаба армии генерала Брусилова, участвовал в разработке Черновицкой и Станиславской операций в 1916 году, закончившихся значительным успехом русской армии. После Октябрьской революции оказался в белом лагере. Затем в силу ряда причин он порывает с белой армией. Барон Врангель увольняет его из армии. За отступником, как рассказывает семейная история, началась охота...
За месяц до гибели, видимо, предчувствуя, что жизнь вот-вот оборвется, генерал Келчевский пишет дочери в альбом: "Учись любить свою Родину. Помни, что она тебе вторая мать. Подобно тому, как каждая травка, каждый кустик, каждый цветок и каждое деревцо впитывает в себя сок земли родной и дает ея отпечаток, точно так и человек, рожденный в среде своего народа, впитывает все национальные особенности его и отражает природу земли родной...
...Находясь временно вдали от своего народа, от своей земли родной, помни, что общество, в котором мы живем, как говорил наш великий историк-моралист Соловьев, может существовать только при условии жертвы, когда члены его сознают обязанность жертвовать частным интересом интересу общему... В этом перевесе сил нравственных над материальными и заключается все величие Руси. Она крепка сознанием своих несовершенств и сбережений ею способностью не мириться со злом.
В тяжкий путь жизни я всегда ставил свои интересы ниже общественных. Страдал и дома и вне, но ни разу не сдал и уйду из мира сего в сознании, что делал не свое личное, а "сверхличное" дело".
Эти слова отца о России, о долге перед обществом и родиной вспомнились Ире несколько позже: при встрече с художником Репиным. Шестнадцатилетней девушкой она побывала у него в Пенатах. Великий старец долго беседовал с ней и как будто случайно привел на большой, голубой от васильков луг. Показывая на его противоположный край, он сказал: "Смотри, Иринка, там Россия, родина... Я стар уже... Но ты обязательно должна вернуться туда!"
Через много, много лет - в середине шестидесятых - она придет на этот луг вместе со взрослым сыном и поймет, что дорога домой, в Россию, для нее началась именно здесь...
Ира, Ирина Анатольевна - это моя мама. Замуж она вышла в Праге. Федор Михайлович, мой отец, вопреки традиции, по которой сын священника тоже становился священником, поступил на кораблестроительный факультет. Когда Федю провожали в Петербург, к нему подошла цыганка: "Тридцать три года не быть тебе дома, вернешься в родные края со спелыми яблоками".
Лишь немного ошиблась цыганка: почти сорок лет пройдет до того дня, когда Федя, Федор Михайлович, вернется домой!..
Эти долгие годы - студенческие, военные, на первой мировой и на гражданской, эвакуация с госпиталем за море. Турция, Болгария, Франция, Чехословакия... Всюду эмиграция говорила и спорила о судьбах России, надеялась вернуться на "белом коне". Но с годами миф о недолговечности большевистской власти рассеивался.
Однажды Федор услышал, как бывший легальный марксист Струве, имевший когда-то шикарную рыже-красную, а в тот год уже белую шапку волос, обратился к одному давнему идейному противнику. Струве, вспомнив былое, горько скаламбурил: "...Был я когда-то красным, вы были черным, а теперь мы оба белые..."
Впрочем, нет, эмиграция не была однородной. Она неуклонно раскалывалась на два лагеря: одни до гробовой доски оставались врагами Советской России, другие чаще думали о дне, когда можно будет вернуться домой. Среди них был Федор.
- Это все очень интересно. Может быть, вы попробуете написать, с какими чувствами вернулись на Родину ваши родные?
- Попробую,- отозвался наш гость.
Через несколько недель в редакцию пришло его письмо. Откроем его несколько позже. Пока же продолжим дневник Найдича.
"6.VI. Сегодня из беженского батальона уехало 600 записавшихся солдат на нефтяные промыслы - запись производил советский агент г. Серебровский. В этом положении виновно и наше командование, доведшее своими приемами массы до выводов: "Все равно спасения нет нигде". Сколь уж говорилось, что пребывание в лагерях - школа большевизма. Как болит душа за отчаявшихся!
9.VI. Вспоминали времена занятия Александровска, грабеж на станции ген. Писаревым эшелонов красных, о промедлении действий донцов, захвативших на ст. Софиевка 9 советских эшелонов с советскими служащими, чекистами и громадным количеством ценностей. Сначала повальный грабеж, затем буйный разгул, насилование женщин по степи рядом со станцией. Грабеж и насилие - наше несчастье...
Упадок чувства законности, нравственности. Стоянка нашей дивизии в Александровске и с. Вознесенском - темные слухи начали носиться по городу: обнаружены трупы убитых на берегу Днепра... Только вчера выяснилась действительная сторона загадочных, погромных убийств. Во 2-м полку при его штабе организовалась банда грабителей-налетчиков во главе с ген. Гравицким - он отправил своей содержанке в Мелитополь целый тюк дамской одежды. Занимались обысками, вымогательством и убийствами. Теперь - ордена св. Николая, обилие валюты, вечный разгул и пьянство... Руки опускаются...
Галлиполи взбудоражено происшествием - потоплением русской парусной лодки "Елена" французским миноносцем... Дело было так. Группа офицеров, не попав на пароход в Севастополь, захватила парусно-моторную лодку... Ген. Кутепов сообщил французскому командованию, что он не отвечает за бежавших пиратов. Французы привели лодку на буксире, а офицеров передали в штакор - всех предали военно-полевому СУДУ-
25. VI. Всю ночь лезли тучи, сползались и дымились над торчащими над нашим лагерем горами. На рассвете полил мелкий осенний дождь.