- Благодарствую, - сказала она, когда оруженосец (сперва поцеловав) опустил ее на землю. - Вы, значит, из Святой Земли, сэр? Нет ли у вас вестей о том, кто был когда-то коннетаблем Честерским?
Де Лэси, который в это время снимал с коня седельную подушку, обернулся и спросил:
- А что вам до него?
- А то, добрый паломник, что я много чего порассказала бы ему… Ведь все его земли и все должности отойдут, говорят, к его негодяю родственнику.
- Да? К племяннику Дамиану? - гневно выкрикнул коннетабль.
- Ох, и напугали же вы меня!.. - воскликнула Джиллиан и добавила, обращаясь к Филиппу Гуарайну: - Уж очень гневлив ваш приятель.
- Это оттого, что он слишком долго жил под жарким солнцем, - ответил оруженосец. - Но отвечайте ему всю правду, и внакладе вы не останетесь.
Джиллиан тотчас поняла его:
- Вы спрашиваете про Дамиана де Лэси? Увы! Бедный молодой рыцарь! Ему не достанутся ни земли, ни должности. Скорее виселица, бедняге! А ведь за ним нет никакой вины, истинно вам говорю! Дамиану? Нет, вовсе не Дамиану, а Рэндалю Лэси. Ему теперь и быть главою рода, ему и все земли старого Хьюго, все поместья и бенефиции.
- Как? - сказал коннетабль. - Не узнав даже, жив ли старик или умер? Это, думается мне, и не по закону, и не по справедливости.
- Конечно! Но Рэндалю Лэси не то еще удалось. Ведь он поклялся королю, что коннетабля нет в живых. А попадись ему коннетабль, уж он бы постарался, чтобы так оно и было.
- Неужели? - сказал коннетабль. - Ты, наверное, клевещешь на благородного рыцаря. Сознайся, кумушка, ты говоришь так потому, что ты его невзлюбила.
- А за что мне его любить? - спросила Джиллиан. - Уж не за то ли, что он пользовался моей простотой и не раз пробирался в замок, вырядившись торговцем? Я и выболтала ему про все семейные тайны. Про то, например, как эти птенчики, Дамиан и Эвелина, чахнут от любви друг к другу, да не смеют в этом признаться, до того они боятся коннетабля, будь он хоть в тысяче миль от них. Да вам, никак, худо, почтенный? Осмелюсь предложить глоток из моей бутылки. Самое лучшее средство от сердцебиений и от приступов печени.
- Нет, нет, - произнес де Лэси. - Это просто дает себя знать старая рана. Ну, а потом, кумушка, Дамиан и Эвелина уж верно сошлись поближе?
- Куда им, бедным простачкам! - ответила кумушка. - Им бы нужен был мудрый советчик, чтобы их свел. А ведь знаете, почтенный, если старый Хьюго и вправду покойник, а так оно скорее всего и есть, то наследовать ему должны невеста и племянник, а вовсе не Рэндаль. Он всего лишь дальняя родня, да к тому же мерзавец и лжесвидетель. Прежде сулил мне золотые горы, а потом, что бы вы думали, почтенный паломник? Когда замок взяли и я ему стала более не нужна, он начал меня звать старой ведьмой и грозить церковным старостой и покаянной скамьей. Да, да, почтенный! Старая ведьма - это еще были самые ласковые слова, когда он увидел, что меня некому защитить, кроме старика Рауля, а тот и себя-то защитить не умеет. Но если суровый старый Хьюго все-таки привезет из Палестины свою дубленую шкуру и если он остался хоть вполовину тем, чем был, когда имел глупость уехать… Пресвятая Дева! Уж я бы ему все доложила про его родственничка!
Когда она закончила, наступило молчание.
- Так ты говоришь, - сказал наконец коннетабль, - что Дамиан де Лэси и Эвелина любят друг друга, но неповинны в грехе, в измене и в неблагодарности ко мне… то есть к своему родственнику, который в Палестине?
- Да, сэр, так оно и есть, - сказала Джиллиан. - Они любят друг друга, но как ангелочки, или ягнята, или как глупцы, если хотите. Они никогда и не заговорили бы друг с другом, если бы не выходка все того же Рэндаля Лэси.
- Какая выходка Рэндаля? - спросил коннетабль. - И зачем ему была их встреча?
- Нет, встреча вышла не потому, что он того хотел. Но он задумал сам похитить леди Эвелину. Ведь он разбойник, этот Рэндаль. Вот он и явился, прикинувшись продавцом соколов, и всех нас выманил из замка. И моего старого дурня Рауля, и леди Эвелину. Будто бы затем, чтобы позабавиться охотой с соколами на цапель. А сам держал наготове шайку валлийских коршунов, чтобы напали на нас. Если бы Дамиан не прискакал на выручку, я уж не знаю, что с нами было бы. А раненого Дамиана отнесли в замок потому, что больше было некуда. Ради спасения его жизни, а иначе, я в том уверена, леди Эвелина не разрешила бы ему даже перейти подъемный мост, как бы он ни просил.
- Женщина, - сказал коннетабль, - думай, что говоришь. Если ты сама многому повредила, как видно из собственного твоего рассказа, не вздумай заглаживать это новой ложью, и все из досады, что не получила обещанных благ.
- Паломник, - сказал старый Рауль голосом охрипшим от многих охот, - по части сплетен моя жена Джиллиан может поспорить с любой сплетницей во всем христианском мире. Но ты расспрашиваешь ее как человек, которого эти дела близко касаются; поэтому скажу тебе прямо: в своих постыдных делах, в пособничестве этому самому Рэндалю Лэси жена моя сознается, но говорит она истинную правду. Я и перед смертью готов поклясться, что Дамиан и леди Эвелина так же неповинны в измене и в иных бесчестных делах, как нерожденные младенцы. Но что проку, если говорят это такие, как мы. Мы ведь уж до нищенства дошли, а жили когда-то в хорошем доме и служили хорошему господину, благослови его Господь!
- Но неужели, - спросил коннетабль, - не осталось прежних слуг, которые могли бы сказать то же, что и вы?
- Ха! - ответил егерь. - Людям неохота болтать, когда Рэндаль Лэси щелкает кнутом над их головами. Немало слуг убито или умерло с голоду; от иных избавились, иные сами исчезли неведомо куда. Правда, есть еще там ткач Флэммок с дочкой Розой. Те знают обо всем не меньше нас.
- Как? Уилкин Флэммок, дюжий голландец? - сказал коннетабль. - Он и его дочь Роза, смелая на язык, но верная? За их правдивость я поручился бы жизнью. Где они сейчас живут? Что сталось с ними после всех перемен?
- Да сам-то ты кто, если задаешь эти вопросы? - сказала кумушка Джиллиан. - Ох, муженек, слишком уж мы дали волю языкам! Его голос и взгляд кого-то мне напоминают…
- А ты вглядись в меня пристальней, - сказал коннетабль, откидывая капюшон, до тех пор совершенно скрывавший его лицо.
- На колени, Рауль! На колени! - вскричала Джиллиан, сама при этом падая на колени. - Ведь это сам коннетабль! А я-то в глаза называла его старым Хьюго!
- Во всяком случае, это все, что осталось от коннетабля, - сказал де Лэси. - И старый Хьюго охотно прощает тебе такую вольность за добрые вести. Так где же Флэммок и его дочь?
- Роза все еще состоит при леди Эвелине, - ответила кумушка Джиллиан. - Миледи выбрала ее покоевой девушкой вместо меня, хотя Роза никогда не умела одеть даже голландскую куклу.
- Какая преданность в этой девушке! - сказал коннетабль. - А где сам Флэммок?
- Король простил его и очень к нему благоволит, - ответил Рауль. - Он живет в своем доме, вместе с подмастерьями-ткачами, а дом этот возле самого Моста Сражения. Так теперь называют место, где вы, милорд, разбили валлийцев.
- Туда я и направляюсь, - сказал коннетабль. - А после посмотрим, какой прием окажет король Генрих Анжуйский старому своему слуге. Вы оба должны сопровождать меня.
- Милорд, - промолвила после небольшого колебания Джиллиан, - вы знаете, что бедным людям крепко достается, если они мешаются в дела знатных. Надеюсь, милорд сможет защитить нас, когда мы станем говорить правду, и не вспомнит мне прошлое, ведь я старалась как лучше.
- Помолчи ты, черти бы тебя взяли! - крикнул Рауль. - Заботься прежде не о своей старой и грешной плоти, а о том, как спасти нашу милую молодую госпожу от гонений и позора. А что до твоего злого языка и злых проделок, милорд знает, что такая уж ты уродилась.
- Ладно, добрый человек, - сказал коннетабль. - Мы не станем поминать твоей жене старые грехи, а тебя наградим за верность. Что касается вас, мои преданные слуги, - то де Лэси, когда вступит в свои права, а так оно, несомненно, будет, первым делом наградит и вас за верную службу.
- Моя служба была и будет сама себе наградой, - сказал Видаль. - Я не приму щедрот от того, кто преуспел, если он, когда бедствовал, не дал мне пожать свою руку. Наш счет еще не закрыт.
- Полно, дурень ты этакий! Впрочем, на то и ремесло твое, чтобы дурачиться, - сказал коннетабль; его обветренное и некрасивое лицо теперь, когда оно светилось благодарностью Небесам и благоволением к людям, казалось даже красивым. - Мы встретимся у Моста Сражения за час до вечерни, - сказал он. - За это время я многое успею.
- Времени немного, - заметил его оруженосец.
- Мне случалось выигрывать сражение и за более короткое время, - ответил коннетабль.
- За такое время, - сказал менестрель, - многие успевали умереть, а между тем были уверены в победе и долгой жизни.
- Так будет с моим родственником Рэндалем и с его честолюбивыми планами, - сказал коннетабль и отправился в путь, сопровождаемый Раулем и его женой, которые снова сели на свою лошадь. Менестрель и оруженосец последовали за ними пешком и, разумеется, гораздо медленнее.