- Вот ты, касатик, голиком на меня запустил, а раньше бы побоялся рта раззявить, ибо я козырной дамой была, и весь воровской мир Москвы ко мне с превеликим почтением относился.
- Васька сказывал, что ты, бабка, маху не давала, даже богатых купчиков к себе заманивала.
- И не токмо купчиков, касатик. Самого стрелецкого голову как-то на прелюбы смустила. А чего? Девица я была видная, ядреная. Прости, Господи, душу грешную.
- А скажи, бабка, куда у тебя денежки утекли?
- Ох, касатик, младость на то и дана, чтоб деньгами сорить. Никогда не копила, поелику большие деньги во зло.
- Почему бабка?
- Когда будешь богачом, сам изведаешь.
Затем старуха смолкла, и вскоре с полатей послышался ее протяжный булькающий храп.
Ванька норовил спросить, почему бабка в молодости заимела кликуха Бобриха, но теперь решил вопрос отложить. Он уже знал от Зуба, что когда-то Бобриха, как и Дунька Верба, была владелицей притона, кой пользовался большим успехом у московской братвы, а затем притон прикрыли, Бобриха превратилась в нищенку, состарилась и потеряла всякий интерес у гулевой вольницы. В конце концов, Бобриха оказалась в старой избенке, которую братва использовала в своих целях, не забывая сунуть бабке денежку на пропитание.
Зуб целыми днями где-то пропадал, иногда и ночевать не приходил. Однажды заявился с окровавленным лицом и с тяжелым рогожным узлом.
- В Красном селе на торговый обоз напали. Крепко сцепились, но без добычи не ушли.
В просторном узле Зуба оказались три серебряных кубка, два десятка золотых рублевиков, древняя икона в серебряной ризе, унизанной драгоценными каменьями, и богатая аксамитная ткань.
Ванька смотрел на грабителя завистливыми глазами. Он настоящий гопник! Смелый, отчаянный. А он? До чертиков надоело сидеть в этой избенке и слушать старую Бобриху.
И Ванька не выдержал. На другой день сказал старухе:
- Пойду на завалинке посижу.
- Недолго, касатик. Мало ли чего.
- Чуток, бабка.
Вышел, глотнул полной грудью июльский воздух и подмигнул старой развесистой березе, что дотянулась своими зелеными ветвями до самой избушки.
- Здорово жили!
Ваньке каркнула с березы ворона. Он погрозил ей кулаком, постоял минуту другую и без всякой цели решил прогуляться по улице.
Не прошел и несколько шагов, как встречу попался рыжеусый солдат в зеленом мундире и треуголке.
- Эва, никак новый сосед. У Бобрихи гостюешь?
Глаза насмешливые.
Ванька норовил выкрутиться:
- Какое гостюешь? В горле пересохло. Кружку воды попросил.
- Да будет пули лить, - рассмеялся служилый. - Я тут не первый год обретаюсь. Избенка-то - хаза блатных. Да ты не бойся, стучать не буду. В Сыскной я не ходок, ибо сам когда-то едва гопником не стал, хотя уже в мазуриках ходил…Винцо пьешь?
- Пока особо не тянет.
- Молодой еще. Придет время, в три горла будешь булькать. А я вот чарочку уважаю, но как запью - дурак дураком. Всех дружков готов раздолбать. Худой я человек. Ради чарочки… Да что там говорить… Дай на шкалик.
Ванька вынул из кармана мелкую монету.
- Держи служивый, только в запой не входи.
- Это со шкалика-то? Не смеши.
- А про меня ты все же обмишулился. Я и в самом деле шел мимо и страсть водицы захотел.
- Не ври, парень. У меня глаз наметанный… Коль чего, заходи. Спросишь вон в том доме (указал на избу) Григория Порфирьева. Бывай!
Служилый неторпко зашагал в сторону питейного погреба, а Ванька чертыхнулся. И надо ж было с этим солдатом встретиться. Но он, кажись, не из доносчиков, на блатном языке вякает. И не мудрено: в мазуриках ходил.
Ванька успокоился и пошел к Панским рядам, где продавалась всякая всячина, и только ступил несколько шагов, как услышал позади себя знакомый возглас:
- А ну стой, стервец!
Ванька оглянулся и обмер. Конные холопы во главе с Митькой Косым! Норовил, было, дать деру, но Митька тотчас метко накинул на его шею татарский аркан.
Глава 9
Последнее пристанище
Холопы Петра Филатьева и в самом деле рыскали по Москве. Купец посулили за поимку вора пятьдесят рублевиков золотом, а посему дворовые носом землю рыли.
Сделал Петр Дмитрич холопам и другой наказ:
- Всем сказывайте: тот, кто укажет, где прячется Ванька, получит в награду те же пятьдесят рублей.
Но поиски пока результата не принесли.
Однажды вечером, когда конные холопы возвращались ко двору Филатьева, встречу им попался гарнизонный солдат Григорий Порфирьев. Был в изрядном подпитии, а посему смело загородил вершникам дорогу.
- Ты чего, служивый, руки растопырил? - спросил Митька.
- Слезай, холопья душа, разговор есть, - пошатываясь, ответил Григорий.
Но Митька, человек заносчивый, схватился за плетку.
- Я тебе дам холопья душа. Посторонись!
- Ну и дурак. Помышлял о Ваньке сказать, а ты плеткой грозишься.
Митьку с коня как ветром сдуло.
- О Ваньке? Сказывай, служивый!
- Больно прыткий. Видел дулю? Вот так-то. Ты допрежь меня чарочкой угости, а то - язык на замок.
- Угощу, служивый, хоть штоф!
- Другой разговор, православные, - возрадовался Григорий. - Тогда пойдем во двор.
Угощали солдата в саду, подле заброшенного колодца. Служилый после третьей чарки и вовсе разбухарился:
- Теперь я как барин заживу. Денщика - в услужение, будет у меня на цырлах ходить. Ать, два!
- Гриша, хватить болтать. Где вор прячется?
- Опять торопишься. Дайкось еще чарочку… Как говорится, пей досуха, чтоб не болело брюхо.
Гриша выпил, крякнул и огладил широкой ладонью живот.
- Лепота. Будто Христос по чреву в лопаточках пробежался. Лепота, православные! Ныне я за пятьдесят целковых весь полк в вине утоплю. Веди меня к хозяину!
- Сведем, Гриша, но вначале надо Ваньку изловить. А вдруг ты наплетешь нам с три короба.
- Сам ты пустоплет, - обиделся служилый и заплетающимся языком продолжал. - Гришка Порфирьев в жисть никому не врал. Ванька в норке сидит, а норка в Козьем переулке, недалече от Панских рядов. Я сам вашего купчину к Ваньке поведу. Сам! А вам будет дырка от бублика.
Гриша вновь показал холопам кукиш и приложился к горлышку скляницы. Булькая горлом, допил остаток и рухнул под старую вишню.
- Готов, Гришка. Целый штоф вылакал… Что делать будем, братцы? - спросил Косой.
- А ты как полагаешь, Митька?
Косой толкнул солдата сапогом, но тот лишь что-то промычал, а затем и вовсе впал в пьяную дрему.
- Вы слышали, что он вякнул? Получим дырку от бублика. А ведь так и будет, братцы, коль купец изведает, кто нас на грабителя навел. И полушки не даст.
- Труба дело, Митька. Неуж без награды останемся?
- Без таких-то деньжищ? Ищи в другом месте дураков.
И Митька глянул на служилого такими ожесточенными глазами, что у него даже лицо перекосилось.
- Зрите колодец?
- Ну?
- Аль не допетрили?
Холопы переглянулись. Вестимо допетрили: лихое дело задумал Митька, рисковое, но пятьдесят золотых рублей на дороге не валяются. Такие деньги могут холопу только во сне пригрезиться.
- Ну что, потащили?
- Потащили, Митька.
Заброшенный колодец стал последним прибежищем Гришки Порфирьева.
Глава 10
Аришка
Ваньку ожидало зверское наказание, но оно откладывалось, ибо купец отбыл по торговым делам в Ростов Великий и должен вернуться лишь на четвертый день.
- А пока посадить его в сруб на цепь вкупе с медведем, и не давать ни воды, ни крохи хлеба, - распорядился приказчик Столбунец.
- Так медведь его слопает, - высказал один из дворовых.
- Не слопает, он тоже на цепи. Ваньку прикуем вблизи от косолапого.
- Кабы от гладу и страху не сдох до приезда хозяина.
- Это уж как Бог даст.
У Ваньки замерло сердце, когда он увидел медведя. Тот, обнаружив подле себя незнакомого человека, заурчал, и ошалело заметался, громыхая цепью, а затем поднялся на задние лапы и пошел на Ваньку, и быть бы ему растерзанным, но медвежьей цепи не хватило всего на какой-то шаг.
- А ну пошел на место! Какой же ты озорник, Михайло Потапыч. На место! Сейчас кормить тебя буду.
Удивлению Ваньки не было предела. Прямо перед медведем с плетеным коробом очутилась молодая статная девка в сером домотканом сарафане, с тугой соломенной косой, переплетенной алой лентой.
Ванька ее знал: дворовая девка Аришка, но он подумать не мог, что та ходит в сруб кормить медведя.
Аришка вначале изумила даже самого Филатьева.
- Да как же ты, Аришка, зверя не боишься. Сожрет - и костей не соберешь.
- Не сожрет, ваша милость. Он меня как родную дочку возлюбил.
- Все до случая, Аришка. Зверь все же. Наложу запрет.
- Ой, не надо, милостивый Петр Дмитрич! - взмолилась девка. - Ей Богу не тронет он меня.
Купец, знать, не зря оберегал девку. Все ведали, что пригожая Аришка была в прелюбах с Петром Дмитричем, но девку не осуждали: крепостная, куда ж денешься? К тому же сирота казанская, не к кому притулиться. За холопа выйти? Купец того не желает, ибо не хочет терять веселую ладящую молодку.
Аришка была не только веселой, но и задорной. Любила подшутить, незлобиво подковырнуть, подстроить шалость, особенно среди остальных дворовых девок.
- Нашей Аришке в балагане бы в затейниках ходить, - сказал как-то Ваньке дворник Ипатыч. Уж такая егоза.