- Да ну! Слава тебе, Господи. И кто ж хозяйкой в терем войдет?
- Как-то при тебе краснодеревщик Акимыч ко мне заходил. Дочь его, Авелинка.
- Дочь краснодеревщика?.. М-да.
- Ты чем-то недоволен, Силантий?
- Мог бы и купеческую дочку приглядеть. Краснодеревщик же - простолюдин.
Иван глянул на ямщика строгими глазами.
- А мне хоть мужик из захудалой деревеньки, лишь бы дочь его приглянулась. К черту мне сословия!
- А ты, никак, с особинкой. Ну, да Бог тебе судья. На свадьбу-то хоть на порог пустишь?
- Не чуди, Силантий. Дорогим гостем будешь. Ты ведь с меня ни полушки за постой не взял. Пора и расквитаться. Сидеть будешь в алом аксамитном кафтане, в синих бархатных штанах и в сапогах из белой юфти. А как друг пожалуешь мне золотые часы на золотой цепочке.
- Будет тебе шутковать, Иван Потапыч.
- Все так и будет, Силантий. Поверь моему слову.
Ожидание двух недель оказалось для Ивана слишком мучительным. Он страсть не любил долгих заминок. Его деятельная, предприимчивая натура всегда требовала быстрых решений, а посему в хоромах ему не сиделось и он отправился к Лубяному торгу в надежде столкнуться с краснодеревщиком.
Но столкнулся с большаком артели, который возводил ему дом в слободе.
- Будь здоров, барин. Аль еще что понадобилось? Всегда к вашим услугам.
Голос душевный, уветливый. Еще бы! Барин щедро расплатился с артелью. Изобильно угостил с зачином и окончанием возведения хором. У такого хозяина работать - одно удовольствие.
- Пока нет надобности. Краснодеревщика Акимыча ищу. Дом почему-то на замке.
- Утром его видел. Сручье за плечами, никак куда-то подался. А жена его сверх меры богомольная. Чай, к обедне ушла.
- Спасибо, братец.
Иван довольно хмыкнул. Всё складывается как нельзя лучше. Значит, Авелинка в доме одна, и он переговорит с ней с глазу на глаз.
Иван тихо вошел в дом, огляделся. Дверь горницы была полуоткрыта. Иван негромко постучался, но ответа не последовало. Горница была пуста.
"Никак в светлице за рукодельем сидит… Ну что ж, была не была".
По сумрачной лесенке Иван поднялся к светлице и осторожно открыл дверь. Особого волнения не испытывал, правда, сердце билось чаще обыкновенного.
Иван замер на пороге. Какое совпадение! Помнится, когда он вошел к Глаше, она сидела к нему боком, вот в такой же позе он увидел теперь и Авелинку. Казалось бы, тоже лицо, те же волосы, те же проворные руки. Лишь одно отличие - Глаша сидела за прялкой, Авелинка же сидела за столом, на котором лежали золотые, серебряные и мишурные нити. Сама же девушка выводила узор на тонком голубом сукне.
- Доброго здоровья, Авелинка.
Девушка не вздрогнула от неожиданного голоса как Глаша, она лишь и повернулась к "купцу" и молвила взыскательным голосом:
- Как вы посмели, ваша милость, подняться в мою светлицу? Это же неслыханное оскорбление над девичьей честью!
- Прости, Авелинка. Я шел к родителям, но в комнате их не оказалось. Подумал, что они у тебя в светелке.
Девушка пристально посмотрела "купцу" в глаза и все тем же взыскательным голосом произнесла:
- Вы говорите от лукавого, господин Головкин Вы хорошо знали, что маменьки и тятеньки нет дома. Прошу вас немедленно удалиться.
"В прозорливости ей не отказать".
Иван, не ожидавший такого холодного приема, постарался улыбнуться и заговорить примирительным тоном:
- Ради Бога, простите меня, милая девушка. Я действительно шел к твоим родителям. Хотите перед Господом поклянусь?
- Всяк может крестным знамением себя осенить, да не всяк в Бога верует. Не нужна мне ваша клятва. И не называйте меня Авелинкой. Я не ваша дочь.
- Вновь прошу прощения, Авелина Демидовна. Я ж от доброго сердца?
- Доброго? Опять говорите от лукавого. Я не вижу в вашем сердце ничего хорошего.
- А вы, случайно, не цыганка? - продолжая улыбаться, спросил Иван.
- Какие глупости, господин Головкин. Я же вас просила удалиться.
"Однако. Эта девица неприступна как крепость, но не будь я Каином, чтобы не взять цитадель в лице какой-то юной девчушки. Это уже дело принципа".
- Ваша просьба, барышня, будет непременно исполнена. Еще одну минуту. Я вижу, вы занимаетесь золотым рукоделием. Значит, вы любите и цените прекрасное, а раз так, как мне думается, вам придется по душе мой скромный подарок, который еще более подчеркнет вашу удивительную красоту.
Иван подошел к с толу и раскрыл перед Авелинкой две коробочки с драгоценностями.
Иван надеялся, что душа девушки будет в какой-то мере поколеблена, холодность, граничащая с суровостью, заметно улетучится, но Авелинка лишь мельком посмотрела на монисто и серьги и решительно отодвинула их от себя.
- Заберите, господин Головкин! Неужели вы подумали, что я куплюсь на ваши подарки? И разве вам не понятно, что я не желаю вас больше видеть?
- Просьба сударыни - закон для мужчины. Я удаляюсь. И все же я убежден, что нас ждут более приятные встречи. До скорого свидания, прелестное создание.
Иван отвесил легкий поклон и шагнул к двери.
- Заберите ваши подарки!
- Ни в коем случае!
Он уже спускался по лесенке, как почувствовал на своей спине легкие удары коробочек, но он не остановился и вышел из дома краснодеревщика.
Неожиданный отпор Авелинки, конечно же, озадачил Ивана. Впервые в жизнь его отвергла женщина, и не какая-нибудь великосветская дама, а простолюдинка, дочь ремесленника. Правда, ее ремесло редкое и изысканное, но это не дает ей право так сурово разговаривать с купцом второй гильдии. Никакого повода к этому он не давал, разве что вошел в ее светлицу, что нарушает старый обычай.
Но дело совсем в другом. Девица, словно искусная колдунья, сумела в короткий срок изведать его душу - черную, жесткую, испоганенною немалой кровью. "Я не вижу в вашем сердце ничего хорошего". Тотчас отгадала она и его ложь о родителях, к коим будто бы он приходил… Да она и впрямь чаровница. Но откуда такое прозрение в семнадцатилетней девушке?
Прочем, Авелинка не только прозорлива, но и строптива, чересчур горда. Все это никак не укладывается в обычные рамки… Неужели что-то пронюхал о его прошлом отец девицы? Тогда все пропало: не быть Авелинке суженой… Чепуха! Акимыч ничего не должен узнать, коль его даже бывшие воры не узнают. Просто он нарвался на супротивную девку, которая слишком много о себе возомнила. Но он не отступится: чем труднее победа над неприступной женщиной, тем более, юной и привлекательной, тем слаще будут страстные ночи. А норов Авелинкин он быстро обломает, лишь бы быстрее угодила в его терем. Он такой устроит ей "Домострой", что она станет смиреной овечкой.
Любопытно, что скажет сам краснодеревщик. Должен же он понимать, что его дочь выйдет не за босяка, а за сказочно богатого человека. Золото хоть и не говорит, но чудеса творит. Успокойся, Иван.
И он, вопреки своему характеру, решил терпеливо ждать намеченного срока. Акимыч явился сам на два дня раньше: привез на подводе весьма нарядный резной поставец.
Иван приказал нанятой стряпухе накрыть стол, а затем пригласил Акимыча потрапезовать.
Посидели, потолковали о том, о сем, но наступил черед основному разговору.
- Как не оттягивай, Демид Акимыч, но пора тебе и о дочери слово замолвить. Толковал с ней?
- Вестимо, Иван Потапыч, был разговор.
- ?
- Понимаешь, какое дело, - как-то уклончиво начал краснодеревщик, сопровождая слова сухим покашливанием. - Я бы не прочь дать родительское благословение, но Авелинка у меня отчего-то супротивничать стала. Не пойду за купца - и всё тут. И что на нее нашло?
- Странно слушать, Демид Акимыч. В кои-то веки дочь родительского благословения не принимала?
- Пойми ее. Коль, бает, благословите, в омут кинусь. И кинется, ибо нрав у нее - решительный … Небось, сам приметил?
- Рассказала? Я - то думал, что ты дома, а потом в светелку поднялся. Уж так нежданно-негаданно получилось, Демид Акимыч.
Краснодеревщик тяжко вздохнул и выложил на стол две коробочки, обтянутые малиновым бархатом.
- Ты уж прости, Иван Потапыч. Просила вернуть… Чую, не сладится у нас дело.
Лицо Ивана стало мрачным и жестким, каким оно чаще всего бывало в дни лютых разбоев.
И Каин взорвался:
- Слабак ты, Акимыч, коль в доме своем не хозяин. Слюнтяй!
Акимыч тотчас поднялся, снял с колка кафтан и шапку, и сердито сверкнул глазами: