Когда Неглинной улицы еще не было, на ее месте открыто текла река Неглинная. Поэтому здесь нет и ворот в стене Белого города, а в глухой башне есть отверстие - широкая арка, перегороженная железной решеткой. Через отверстие и протекала река. Отверстие же имело в длину около двух с половиной саженей, то есть толщину стен Белого города и еще длину башни, и называлась "Трубою". Отсюда и вся местность стала носить название "Трубы", потом "Трубной площади".
В описываемое время Москва в основе своей была деревянной. Из-за нескончаемых пожаров в городе никогда не прекращалось строительство. Пожары лишали крова тысячи людей. Надо было восстанавливать жилища. Помощь требовалась безотлагательная, и плотник был необходимейшим человеком.
На Трубной плошади и образовался Лубяной торг - массовое изготовление и продажа готовых сборных домов, которые легко и быстро собирались и разбирались. Установка и приведение дома в полное жилое состояние производилось в один - два дня.
Торговля сборными домами шла чрезвычайно бойко. Спрос на них был огромный. Кроме готовых домов, тут же продавались части строений, от крупных до самых мелких: окна, двери, лестничные переходы.
Московские плотники мастерили складные готовые дома разных видов, размеров и различной стоимости. Но, в общем, это были более или менее простые и дешевые дома. Люди побогаче предпочитали возводить дома на месте, в особенности постройки большие, сложные.
Потолкавшись по Лубяному торгу, и присмотревшись к плотничьим артелям, Иван подошел к одному из вожаков.
- Доброго здоровья, большак. Вижу твоя артель самая крупная. Может, на месте мне дом поставишь?
Большак с нескрываемой усмешкой поглядел на человека в парике и немецкой одежде, и откровенно буркнул:
- Поищи, барин, другую артель. Не по нутру мне люди с Кокуя.
- Ошибаешься, братец. Дом буду ставить в Дорогомиловской ямской слободе. Не поскуплюсь.
- В ямской?.. Далековато, барин. Намучаешься бревна возить. Небось, к талерам привык? А коль так, в цене не сойдемся.
- Почему?
- Всем известно: кто с немцами торгует, тот над каждой монетой трясется. Прости, барин, но на жмота вкалывать артели нет резона.
- Жаль, что твои уши напрочь заложило. Повторю для глухих: не поскуплюсь.
Вожак пристально глянул в глаза барина, затем спросил:
- Какой дом изволишь возводить?
- Тогда мотай на ус. Бревна из дуба, в обхват до аршина. Жилье в два яруса, на высоком подклете для кладовой и людской. Горница должна соединена с повалушей теплыми сенями. К основному жилью - придельцы, присенья и задцы. По лицевой стороне - сени, обок их - покоевые горницы, с другой стороны - горницы для приема гостей. Над сенями - терем со светлыми окнами на все четыре стороны. Переднее крыльцо выдвинуть на середину переднего двора, чтоб занимал место между входом в дом и воротами двора. Для внешнего украшения с особой заботой - кровли, соединенные епанчей. Все окна украсить затейливой резьбой, внутри все стены - брусяные, покои же украсить шатерным нарядом. Затем дворовые постройки: погреба, баня, хлевы, амбары.
- То ж хоромы, барин. Важный заказ. Но ныне многие господа, остерегаясь пожаров, стали каменные палаты ставить.
- Плевать мне на палаты. В деревянных домах сухо и тепло, в каменных же сыро и холодно.
- Ну-ну. Денег на хоромы хватит?
- Называй цену.
Вожак назвал цену с солидным "припеком", но Иван уже предварительно разнюхал примерную стоимость хором, а посему произнес с ухмылкой:
- Ушлый ты мужик. На добрую треть цену завысил.
- Дело твое, барин. Ниже не спущу.
Вожак артели полагал, что барин начнет торговаться за каждый рубль, но тот (на диво) с названной ценой согласился:
- Будь, по-твоему, большак, но коль малейшую промашку замечу, цену скину.
- Не подведем, барин. Поставим хоромы на славу, но чтобы обрядить покои шатерным нарядом, следует тебе в Столешников переулок сходить. Там и ткань закажешь и любую мебель по надобности, там с мастерами и о цене договоришься. Когда и куда бревна доставлять, барин?
- Прошу без проволочек. Завтра и начнем. В Дорогомиловской слободе спросишь избу ямщика Силантия.
В Столешников переулок Иван пока не пошел: будет еще время. Вначале надо хоромы поставить, а потом уж и к скатертникам и краснодеревщикам идти.
Глава 3
Суженая
К Егору Вешнему хоромы Ивана Каина были готовы. Он с довольным видом ходил по сеням и присенкам, по горницам и повалуше, поднимался в терем-светелку и здесь надолго останавливался, теперь уже, уносясь от хозяйственных забот в иные мыли.
Хоромы готовы, но они пусты и нет в них ни жены, ни детей, кои наполнили бы звонким смехом просторные комнаты с нарядной мебелью и изразцовыми печами.
Дело за суженой. Почему-то на ее месте он видел лучезарную Глашу из деревни Богородское, что на Ветлуге под Варнавиным. Видел, но…отлично понимал, что она не может стать его женой. Шила в мешке не утаишь (это предчувствие никогда не пропадало), а посему пусть он останется в ее глазах чистым, добрым, ни в чем не запятнанным человеком.
Он так и не менял своего обличья, которое позволяло ему свободно расхаживать по Москве. Нередко он видел на той или иной улице или слободе, особенно в торговых рядах знакомого вора, коих он знал многих и нарочно делал себе проверку. Неторопливо шел навстречу гопнику, но тот, глянув на "немецкого" купца в парике, провожал его безразличным взглядом, хорошо зная, что "немец" в карманах денег не держит, а хранит их в кожаной сумочке, что приделана на поясе под камзолом.
И так было несколько раз, что придавало Ивану полную уверенность в своей неузнаваемости. Но когда он, отобедав в самой богатой ресторации, возвращался в свои пустынные хоромы, то с раздражением скидывал с себя опостылевшее облачение и вновь начинал думать о суженой, которая может резко изменить его жизнь.
В торговых рядах он присматривался к девушкам и молодым женщинам, но так никто ему и не приглянулся, хотя среди них было немало привлекательных лиц.
Приходил и к храму Василия Блаженного, где продавали румяна и белила, венцы, кокошники и кики, летники и сарафаны. Тут же стояли подвыпившие женщины, торговавшие золотыми колечками, держа во рту перстень с бирюзой, что означало "я веселая". Но и здесь никто не привлек внимания Ивана.
Но все решает случай. Однажды он явился на Лубяной торг, а затем зашел в избу к знакомому краснодеревщику, что жительствовал подле Трубной площади.
- Надумал я, Акимыч, поставец в повалуше поставить.
- Хоть гораздо и занят, но для тебя, ваша милость, не откажу. Сегодня же и займусь.
Акимыч знал, что говорил, ибо купец всегда расплачивался хорошими деньгами.
- Благодарстую, Акимыч.
- Может, кваску? У меня особенный, "монастырский".
- Пожалуй, не откажусь.
Иван знал сей квас, изготовляемый монахами на пчельниках, который он впервые попробовал несколько лет назад в торговых рядах на Красной площади.
- Авелинка!.. Принеси кувшин из погребца с монастырским квасом. Угости их степенство.
Девушка лет семнадцати выпорхнула из горенки и шустро удалилась к погребцу, а когда вернулась и ступила к купцу, тот на какой-то был обескуражен: дочь краснодеревщика была удивительно похожа на Глашу: те же вьющиеся русые волосы, те же лучистые зеленые глаза с темными бархатными бровями, то же чистое прелестное лицо. Среднего роста, в голубом сарафане, в ушах поблескивают серебряные сережки, через правое плечо перекинута длинная светло-русая тугая коса, обвитая алой лентой. Лицо чистое, прелестное. Господи, уж не померещилось ли?
Девушка налила из кувшина квас в оловянную кружку и с поклоном поднесла Ивану.
- Откушайте, ваша милость.
- Благодарствую.
"А голос у девушки иной: у Глаши нежный и ласковый, у Авелинки - сдержанный, спокойный и совершенно безучастный. Какая огромная разница! Но дело не в голосе".
С удовольствием осушил кружку, хотел еще раз поблагодарить Авелинку, но та уже скрылась в горнице.
- Славная у тебя дочка, Акимыч.
- Грех жаловаться, ваша милость. Она у меня искусная златошвейка.
- Так вот отчего у тебя дом со светелкой.
Акимыч, как известный краснодеревщик, не бедствовал, а посему мог себе позволить и дом со светелкой.
Ивану захотелось еще раз взглянуть на девушку, чтоб полюбоваться ее красотой, но страстное желание его было прервано словами краснодеревщика:
- Поставцы я разные делаю. Пойдем в мастерскую, ваша милость, глянешь. Какой на сердце ляжет, такой и сотворю.