- По совести и без обиды? Тогда я так тебе отвечу, ваше степенство. Каин всему простому народу по нутру, ибо сам он сын крестьянский, а посему и богатеев разоряет, ибо они бедноту под себя гнут и кабалят не в меру. Зачем же нам на Каина сердце держать?
- Смел ты, мужик. Люблю таких. Ну, а вашу-то деревеньку кто кабалит?
- Есть кому, - насупился мужик. - Тебе в этом какая нужда, ваше степенство?
- Никакой нужды. Многих дворян знаю, потому и спрашиваю. Уж коль не забоялся правду о Каине сказать, назови и своего барина.
- И назову! - с каким-то злым вызовом воскликнул мужик. - НиколайМещерский. - Обретает от нас в пяти верстах. На самом взгорье недавно белокаменные палаты отгрохал. А за счет кого?
- Слышал краем уха. Непомерными оброками, чу, мужиков задавил.
И тут мужиков словно прорвало:
- Мочи нет!
- У барина, почитай, сотни деревенек, и всех ярмит в три погибели!
- Наши сенокосные и лесные угодья вдвое урезал! А лес-то залюбень, строевой. Хоть добрую избу из него руби, хоть корабли возводи. Урезал, мироед!
- А коль слово супротивное скажешь, бунтовщиком назовет, в застенок упрячет и всего изувечит, а то и к медведю кинет!
- Никакого нам житья, ибо барин-то под боком живет.
Чем дольше кричали мужики, тем все больше темнел лицом Каин. Его порывало открыться этим несчастным людям и воскликнуть: "Я уничтожу этого злодея!".
И все же Иван сдержал себя, ибо начинать путь к Самарской луке, назвав свое имя, означало провалить задуманный план. Мужики, узнав, что перед ними сам Иван Каин, наверняка попросят его припугнуть зарвавшегося барина. И если он отвергнет их просьбу, то потеряет всякое к себе уважение.
Что ж сказать этим бедолагам?
- Сочувствую, мужики, худой у вас барин. Потерпите, авось…
Иван резко развернулся и торопливо зашагал к берегу Волги.
Мужики проводили торговых людей снулыми глазами.
Вначале, когда Иван услышал ответ о Каине первого мужика, настроение его и вовсе стало отрадным, и не оттого, что мужики одобряют разбои Каина, а оттого, что ненавидит народ богатых людей, не зря он отзывается кровавыми бунтами, которые, несомненно, и впредь будут, пока богачи существуют в этом неправедном мире. Болотниковы, Разины, Булавины вновь и вновь будут появляться на Руси. Вот и сейчас недовольство народа ширится, а посему не за горами новое восстание, которое сотрясет всю Россию.
А вот когда Иван выслушал злые выкрики мужиков, он и вовсе посуровел лицом. Этих дворян Мещерских на Руси великое множество. Вот кого надо уничтожать в первую очередь. Дворян, которые кабалят русский народ.
И эта мысль прямо-таки пронзила Каина, ибо раньше она никогда не возникала. Почему? Да все потому, что он свои отроческие годы провел в купеческой среде и нагляделся, как купцы и приказчики наживают свое добро путем обмана, недовеса и всевозможных сделок у коих одна цель - подешевле закупить товар и подороже его сбыть. На таких торгашей ему было тошно смотреть. Хитрят, изворачиваются, и всячески унижают своих дворовых.
Сколько побоев ему пришлось претерпеть от Петра Филатьева и его приказчиков! Вот и нарастала в нем злость не по дням и по часам, вот и задался он целью не только сбежать от ненавистного купца, но и разорить его, а затем и ему подобных.
Правда грабил не только купцов, но и другой богатый люд, но все же основная его цель - как можно больше разорить торгашей. Дворянство же оставалось в стороне. А ведь именно оно являлось злейшим врагом крепостных крестьян. Не случайно же мужики толпами шли в войско Степана Разина, не случайно и гремит его слава не как лихого разбойника, а как всенародного заступника.
Что же получается, Иван? Ты тешишь себя мыслью повторить стезю Разина, а сам крайне далек от его пути, и если ты останешься только грозой купцов, забудь о немеркнущей славе Степана Тимофеевича. Как был ты разбойником, таким ты и останешься в глазах народа. Ну что из того, что мужики довольны, как ты грабишь купчишек? Грабит-де и молодец. Похвалят, ибо простолюдины веки вечные не любят богатеев. Но им-то от этого легче не становится, ибо на их шее, как въедливый клещ, сидит дворянин. Как горбатил он мужика, так и будет горбатить…
Ишь, что о Мещерском толковали. Даже в застенке мужиков калечит, скотина. Его повесить, а имение сжечь. Но хватит ли сил? Поди, одной дворни до сотни человек держит, без ружей не сунешься… Разгромить усадьбу на обратном пути с Самарской луки, когда будет с братвой удалая повольница? Но сие надолго может затянуться. Терять время - не в характере Ивана. Надо что-то придумать.
Глава 26
Николай Мещерский
"Знатное имение. Дом белокаменный с колоннами и никакого забора. По новой моде барствует господин Мещерский", - усмехнулся Каин.
У парадного крыльца стоял тучный лакей в ливрее. Стоял величественный, в лайковых перчатках, с широкими, пепельного цвета, бакенбардами.
- Доложи, милейший, что господина Мещерского желает видеть московский купец первой гильдии Василий Андреевич Колесов. (Каин вновь изменил свою фамилию). Остальные - мои приказчики.
Лакей придирчивыми глазами оглядел купца и торговых людей, и важно изрек:
- Их превосходительство, генерал-аншеф Николай Павлович Мещерский изволит отдыхать после охоты, а посему покорнейше прошу навестить их превосходительство завтра, не раньше полудня.
- Мое судно, милейший, не может ждать и часу, так как выполняю срочное поручение столичного генерал-губернатора Семена Андреевича Салтыкова. Прошу незамедлительно доложить его превосходительству, иначе у тебя, милейший, будут большие неприятности.
Лакей как застыл неподвижной глыбой, так продолжал ей и оставаться. В голове его всего лишь одна мысль: "Камердинер приказал никого не принимать, ибо их превосходительство после псовой охоты всегда ложиться почивать".
- Ты что оглох, мерзавец? - перешел на резкий тон Каин. - Да господин Мещерский за твою заминку отправит тебя на конюшню мордой навоз чистить.
Грубая речь Каина возымела свое действие. Глыба качнулась и выдавила из себя два слова:
- Доложу камердинеру.
Камердинера долго ждать не пришлось. Выслушав Каина, он тотчас сообразил, что отставлять без внимания просьбу московского купца не следует, и что придется разбудить барина.
- Подождите несколько минут, ваше степенство.
Через десять минут Каин поднимался по мраморной лестнице на второй этаж дома Мещерского. Остальным приказано подождать у парадного подъезда. Еще минут через пять Иван был принят в кабинете генерал-аншефа в отставке, который завершил службу в пятьдесят лет и теперь все летние месяцы пребывал в своем новом имении, а зиму - в Санкт-Петербурге, где имел роскошный особняк на Васильевском острове, неподалеку от бывшего дворца Александра Меньшикова, в котором принимал по четвергам своих военных друзей и гражданских лиц из высшего светского общества, приближенных к самой императрице Елизавете Петровне. Разумеется, он посещал балы и рауты, где высматривал себе молодую жену, ибо первая умерла два года назад.
Несмотря на свои пятьдесят лет, генерал-аншеф выглядел превосходно, ибо был высок, строен (чувствовалась многолетняя военная выправка) и моложав. Имея успех у женщин, Мещерский не торопился выбрать даму сердца, ибо летом, находясь в своем имении, он частенько навещал любвеобильную барыньку, которой не было и тридцати, и у которой муж был убит на дуэли.
Всем хорош был бравый генерал, если бы не его суровый нрав, часто переходящий в жестокий, особенно тогда, когда дело касалось крестьян.
Три тысячи крепостных душ, казалось бы, должны приносить генералу достаточный доход, но он любил жить на широкую ногу, особенно в столице, где устраивал такие званые приемы, которые поражали даже богатейших людей Петербурга.
Роскошная жизнь требовала огромных средств, они же выколачивались с трудом, ибо мужики считали оброки невыносимыми. Стремительно росли недоимки, некоторые крестьяне призывали к бунту. Вот тут-то и пригодилось узилище, построенное еще дедом Мещерского. Находилось оно еще в старом имении, на месте которого генерал возвел новое, но узилище сохранил, которое напоминало жуткий застенок печально известного палача Малюты Скуратова. Наиболее упорных недоимщиков-мятежников генерал приказывал подвешивать на дыбу, где, порой, крестьянам не только выворачивали из плечевых суставов руки, ломали ребра, жгли огнем, но и забивали до смерти.
Случалось, что в узилище приходил и сам Мещерский, и когда видел, что мужик выкрикивает с дыбы крамольные слова, сам брался за нагайку и с такой силой хлестал по обнаженной спине узника, что рвал тело до самых костей.
Таков был красавец мужчина Николай Павлович Мещерский.
Камердинер остановился напротив дверей рабочего кабинета генерал-аншефа.
- Извольте минуту подождать, сударь. Без доклада не позволено. Повторите свое имя.
- Я уже называл и ты уже был у своего барина. Для глухих дважды обедню не служат, - довольно жестко произнес Каин.
Камердинер от такого грубого обращения несколько опешил: перед дверями генерал-аншефа робели даже высокие губернские чиновники, а этот, какой-то купчик, ведет себя по хамски, не соблюдая малейшего приличия.
Камердинер выжидательно уставился на Каина, но тот и не думал вторично называть свое имя, хотя и понимал, что его визит к Мещерскому может сорваться. Но давнишнее презрение к всякого рода "приказчикам" добавило ему злости.
- Послушай, холуй. Либо ты тотчас идешь к барину с докладом, либо я сам к нему войду, ибо выполняю поручение генерал-губернатора.