Но почему вдруг вкралась сумятица в душу, непредсказуемая и, казалось бы, совершенно необоснованная. Именно вкралась и теперь не дает покоя. Оказывается ты, Иван Каин, делаешь ненужное дело. По словам Деда, сколько бы воры не грабили, мир не изменишь - ни сейчас, ни в грядущие века, отсюда - никчемны все твои воровские подвиги, Каин… Брр!
Непротивление злу, всякие там добродетели - основа бытия. Легко слушать попов, но как свершать все это в безжалостной жизни, где выживает сильнейший, то есть тот, у кого власть, сила и деньги. Все остальное - горегорькое бытие - стонущее, битое, пухнущее с голоду, вымирающее, как чахлая тварь среди сильных мира сего.
Тяжко и опасно сладиться с тобой, Дед. Никогда Иван Каин не станет непротивленцем. Он не будет подставлять щеку, а ответить на зло еще большим злом. Пошел ты к дъяволу, премудрый пескарь! Не лезь в голову. Ему надо о другом думать - о злодее Бироне, коего он должен злодейски казнить.
Глава 9
И вновь Град Ярославль
Перед прибытием судна в Ярославль, в каюту вошли сподвижники Каина.
- Ответь, Иван, что нам придется делать, пока ты будешь размышлять, как захватить Бирона. Дело серьезное, может затянуться на две-три недели. По ресторациям нам, что ли сидеть?
- Ты прав, Петр. Дело крайне серьезное. Самое трудное, что мы не знаем, в каком состоянии находится Бирон, - то ли он в тюрьму заключен, то ли в келью Спасского монастыря, то ли совсем в другое место. А посему по ресторациям сидеть не придется. Надо все вынюхать, найти подходы и даже, возможно, сунуть на лапу солидные деньги караульным, но действовать крайне осторожно, чтоб ни сучка, ни задоринки, ибо ниточка порвется, вся сеть расползется. Тебе, Петр, об этом как нельзя лучше знать.
- Ясно, Иван.
- А что с бурлаками? По трактирам водку трескать да гулящих женок тискать?
- Бурлаки, Зуб, будут находиться на судне, и ждать подвод с хлебом.
- А, может, пока ты репу морщишь, нам грабануть кого-нибудь? Руки прямо-таки чешутся. Город богатый, сам говорил.
Иван нахмурился.
- Я уже всех предупреждал, - и про воровской жаргон и грабеж, а коль у тебя, Зуб, руки чешутся, поди к бурлакам, замени Деда и гребани.
- Да ты что, Каин? Известный вор за весла сядет? Срамота!
- А атаману не зазорно за веслами сидеть? Ступай и гребани со всем старанием, чтоб ладони до кровавых мозолей!
Иван так посмотрел на Зуба, что тот с мрачным лицом безропотно вышел из каюты.
- Правильно ты его, атаман, - сказал Кувай.
Поддержали Ивана и оставшиеся соратники, ибо Зуб не пользовался особым уважением.
* * *
Терентий Нифонтович Светешников весьма радушно встретил московского купца Василия Корчагина.
- Судьбу даже на кривой оглобле не объедешь. Не чаял, что скоро вновь увидимся Василий Егорович.
Светешников до сих пор был доволен торговой сделкой с Корчагиным, когда тот сбыл ему хлеб по весьма умеренной цене и вновь посулил, что если Бог даст, то все торговые операции станет решать с ярославским купцом полюбовно.
- Ныне чем порадуешь, Василий Егорович?
- Август, Терентий Нифонтович. Страдная пора. Мужики из деревенек хлеб на торги привозят. Буду скупать.
Светешников воспринял намерение Корчагина без восторга.
- А ладно ли так будет, Василий Егорович? Уездные мужики хлебушек продают втридорога. Здесь не Саратов, родится, дай Бог, сам дуг. Не мое, конечно, дело, но не лучше ли хлеб в Нижнем Поволжье закупить?
- И спору нет, Терентий Нифонтович. Именно так следовало мне и поступить, но когда все прикинул - шкурка выделки не стоит.
- Не разумею, - пожал полными скошенными плечами Светешников.
- До Саратова - не близок свет. Бурлаки, грузчики, крючники в копеечку встанут, а главное - время можно упустить. Пока из Саратова до Рыбинской слободы доберусь, Волгу льдом может сковать, и прощай Петербург. Так и останешься до весны куковать в Рыбне. Мне ж, дорогой Терентий Нифонтович, всенепременно надо осенью в столице быть. Дела-с.
- Понимаю, Василий Егорович. Иногда нужное дело - дороже любых денег.
- Золотые слова, Терентий Нифонтович. Погляжу недельку, и коль с хлебом начнется затор, брошу все - и в стольный град.
- Уж как сердце подскажет, Василий Егорович. Недельку-то, надеюсь, у меня поживешь?
- Если не стесню, был бы рад.
- Какой разговор, Василий Егорович? Приму с превеликим удовольствием, и приказчику место найдется.
- Благодарствую, Терентий Нифонтович, но мои торговые помощники в Гостином дворе поживут. Дело для них привычное.
- Как вам заблагорассудится, Василий Егорович. А сейчас не побрезгайте хлебом-солью.
С хозяйкой, Натальей Федоровной, Иван познакомился еще в прошлый раз, отметив ее доброту и рачительность к домашним делам. Старший сын Светешникова уехал по отцовским делам в Москву, а младший - как раз занимался хлебными делами в Саратове.
Единственная дочь Светешникова была выдана замуж за купца Гурьева. Так что просторный каменный дом Терентия Нифонтовича был на сей раз малолюден.
После обычных здравиц, Иван спросил о городских властях.
- Трудно сказать, но таких бесчинств, как при Павлове и Кашинциве было, пока не заметно. Никак новой императрицы опасаются. А вообще скажу, Василий Егорович, худо живется в Ярославле. Много темноты, невежества, безграмотных людей. У нас не только купцы, но и дворяне темны, а уж про купцов и говорить не приходится…Вам-то далось ученье?
- Отец когда-то нанял дьячка из приходской церкви. Жутко повезло: и читать и писать научил. Правда, дальше вся моя ученость завершилось.
- Хоть так-то - и то, слава Богу.
- Кстати, Терентий Нифонтович, а ведь один из моих бурлаков с вами на Надеинское Усолье когда-то ездил.
- Да ну! Вот уж действительно неисповедимы пути Господни. И кто ж?
- Земеля. Занятный мужик.
- Хорошо помню сего бурлака. Я его, когда соль добывал, главой артели назначил. Толковый мужик.
- Толковый. Намедни беседовал с ним. Добрыми словами о тебе и твоем прадеде Наде Епифаныче отзывался. Даже любопытную историю поведал.
- Уж не о горшке ли золота?
- Угадали. Жаль, что клад оказался в руках графа Орлова-Давыдова. Каким же подлецом оказался этот граф. Живи он ныне здесь, добром бы для него дело не кончилось.
- Неужели вмешался бы?
- Терпеть не могу наглых людей. Забрать чужое добро, на кое твой прадед помышлял возвести новый храм!
- Бог накажет его.
- Вы так думаете, Терентий Нифонтович?
- Бог долго ждет, да метко бьет… Кстати, граф сейчас пребывает в Ярославле.
- Любопытно, - пощипал сухими твердыми пальцами черную бородку Иван. - Весьма любопытно… И какими судьбами он здесь оказался? Не для передачи же присвоенного клада?
- О том и разговора быть не может, Василий Егорович. Суд окончательно и бесповоротно решил дело в пользу графа, столь влиятельного при Дворе императрицы. Сам же граф от имени Тайной канцелярии прибыл в Ярославль, чтобы проверить, как обстоят дела с заточением герцога Бирона
Чарка застыла в руке Ивана. На лице его возникло такое удивление, которого он, казалось бы, в жизни не испытывал.
- Вот новость, так новость, Терентий Нифонтович… Всесильный Бирон теперь не у власти и сослан в Ярославль? Это же счастье для всего русского народа. Я все в поездках да поездках, а тут такие дела. Выходит, с герцогом расправилась новая императрица?
- Вы правы, Василий Егорович. Бирон был приговорен к четвертованию, но государыня заменила приговор ссылкой в Пелым, что в Сибири, - с лишением чинов, орденов и имущества, а затем герцог по распоряжению Елизаветы Петровны был переведен в Ярославль
- Любопытно узнать, Терений Нифонтович, куда заключен Бирон.
- Не поверите, Василий Егорович, но воевода заселил герцога в доме купца Елизара Мякушкина, с видом на Волгу. Можно сказать в полуверсте от моего дома.
- Не ожидал того, Терентий Нифонтович, никак не ожидал. Полагал, что ненавистный герцог либо заключен в тюрьму, либо в келью Спасского монастыря. Живет в доме купца! Надеюсь, дом находится под особенным караулом?
- Я бы не сказал. Дом Елизара Мякушкина находится без малейшего караула.
- Да быть того не может! Злейший враг России вольготно живет в Ярославле?!