Вечером Каин пришел в Ямскую слободу и из собственной казны (сказал, что из дворянского куша) щедро вознаградил Кувая и всех членов свей ватаги.
- Теперь понятна моя затея? Нет колеблющихся?
- Понятна, Каин. Будем ждать новых охотников твоей марухи. Гульнем, братва!
- В меру, в меру! - погрозил кулаком Иван. - Не забывайтесь, коль хотите новых червонцев. И помните мой прежний наказ, господа честные купцы…
После третьей добычи в пользу Евдокии, Каин решил застопорить выгодное, и, казалось бы, безопасное дело. Острое чутье подсказывало ему: в каждом деле надо знать предел, иначе можно так загреметь, что от ватаги одни клочья останутся.
Довольно! Евдокия крупно разбогатела, теперь она могла купить все, что душа ее запросит, но Иван не торопил ее с дорогими приобретениями: болтовни будет меньше.
- И на тройке пока не выезжай. Приспеет еще твое время, Евдокия. Выедешь, когда я на Москву уберусь. А коль народ рот раззявит - один ответ: сожитель-полюбовник подарил. Поверят.
- Выходит, скоро вылетишь из моего терема, сокол?
- Еще не скоро, Евдокия. Как Волга вскроется, тогда и вылечу, а сие еще очень долго.
- Время стрелой бежит, - грустно вздохнула Евдокия.
Время действительно летело. Приспела осень, начались заморозки, но они не угрожали источникам, которые не замерзали даже в зимнюю пору.
До Кашина докатилась весть, что 17 октября 1740 года императрица Анна Иоанновна скончалась, назначив преемником малолетнего Иоанна Антоновича и регентом до его совершеннолетия Бирона, герцога Курляндского.
Цесаревне Елизавете, дочери Петра Великого, грозила серьезная опала, вплоть до заточения в монастырь.
Солдаты гренадерской роты Преображенского полка, у большей части, которых Елизавета крестила детей, выразили ей опасение: невредима ли она будет среди врагов? Елизавета решилась действовать. В 2 часа ночи на 25 ноября 1741 года цесаревна явилась в казармы Преображенского полка и, напомнив, чья она дочь, велела солдатам следовать за собой, воспретив им употреблять в дело оружие, ибо солдаты грозились всех перебить.
Ночью случился переворот, и 25 ноября издан был краткий манифест о вступлении Елизаветы Петровны на престол.
Все ждали новых вестей: а что будет с герцогом Бироном?..
Ровно через два месяца Каин пришел в контору вино-заводчика.
- Благодарю, Савелий Григорьевич. Я в превосходной степени отдохнул на ваших источниках. Воды действительно имеют живительную силу.
- Да уж наслышаны, Василий Егорович, - с хитрецой посмотрел на "московского купца" Зызыкин. - И воды живительны, и вдовушка, у которой вы изволили остановиться, весьма недурно вас потчевала. Видел намедни в храме. Розовый бутончик! На такую женщину не грех и потратиться. Повезло вам, Василий Егорович.
- Не жалуюсь, Савелий Григорьевич… Договор наш, надеюсь, не затеряли?
- Как можно-с? - Зызыкин достал из железного сейфа бумагу и с почтительной улыбкой взглянул на желанного посетителя. - Не желаете ли продлить на любой угодный для вас срок?
- Покорнейше благодарю, Савелий Григорьевич. Другие дела ждут. Разрываю документ на ваших глазах… Даст Бог, буду здесь следующим летом.
- Заходите. Буду весьма рад.
- Всенепременно, Савелий Григорьевич. Процветания источникам и вашему заводу. Виноградные вина ни в чем не уступают кавказским. А теперь разрешите откланяться.
С этого дня Каин стал нетерпеливо ждать окончания зимы и вскрытия Волги. Волжские просторы манили его все больше и больше. По Волге двинутся тысячи судов, набитых разным товаром. Он, Иван Каин, должен заиметь немеркнущую славу Стеньки Разина.
Давно засевшая в голову мысль, продолжала настойчиво преследовать его, не давая покоя.
Но если бы кто спросил Каина: неужели тебе не осточертели грабежи, то он бы без раздумий ответил:
"Грабежи - не ради грабежей и добычи, а ради удовольствия".
Он не гонялся за деньгами, ибо никогда не мечтал ни о палатах каменных, ни о высоких чинах, кои можно было заиметь даже на воровское богатство.
Его своеобразная натура, крайне редкостная для описываемой эпохи, жаждала только одного - дерзких приключений и громкой славы устрашителя богатых мира сего.
Часть вторая
Похищение Бирона
Глава 1
Песня
Плыли к Ярославлю. Любовались левобережными, низменными далями, охваченными дремучими лесами и гордыми крутоярами правого берега.
Сидел Иван на носу судна в алом кафтане, подпоясанным лазоревым кушаком, и душа его ликовала. Вот оно! Сбылись его давние грезы. Отныне он гулевой атаман поволжских повольников. У него, как и у Стеньки Разина, два есаула. Один - Петр Камчатка, другой - Роман Кувай, верные его сподвижники. А на веслах - остальная вольница, коя увеличилась за счет лихих бурлаков, напросившихся на расшиву.
Народ ушлый, не первый год по Волге ходят; порой и кистеньком могут перелобанить, - тем и пришлись по нраву Каину.
Каждого - лично отбирал, желающих - хоть отбавляй, ибо время стало и вовсе худое. Незадолго до смерти императрица Анна Иоанновна провозгласила наследником престола своего внучатого племянника малолетнего Ивана Антоновича, а регентом при нем Бирона. Русь стонала от невыносимого гнета ненавистного герцога. Крестьяне с трудом находили работу на отхожих промыслах. Нанятым на судно - считалось хлебным местом.
Место и в самом деле для бурлаков было хлебное, ибо расшива везла, почитай, сорок тысяч пудов кашинского хлеба, как и сулили закупить у местных торговых людей жито "московские купцы".
Иван Каин не только держал слово, но и снимал всякие подозрения со своей ватаги, кои не только пили целебную воду, высматривали богачей, сидели с мерзавчиками по трактирам, но и занимались переговорами на торгу о скупке хлеба.
Расшиву арендовали до Ярославля на одном из причалов Сергиевской пристани, что в четырнадцати верстах от города Кашина. Туда же перевезли на крестьянских подводах закупленный хлеб, там же наняли крючников, грузчиков и бурлаков.
Хлеб решено было сбыть в Ярославле купцу Светешникову, а затем ватага должна перейти на более легкое и быстроходное судно - струг. Именно струг, как хотелось Каину, именно на таком судне и громил купцов Стенька Разин.
А пока Каин сидел на носу расшивы и вглядывался в очертания приближающего города. Из груди его внезапно выплеснулась песня:
Ах ты, наш батюшка, Ярославль-город.
Ты хорош, пригож, на горе стоишь,
На горе стоишь, на всей красоте,
Промежду двух рек, промеж быстрыих,
Промежду Волги-реки, промеж Котраски.
Протекала тут Волга-матушка,
со нагорной да со сторонушки,
Пробегала тут река Котраска,
Что свеху-то была Волги-матушки.
Что плывет-гребет легка лодочка,
Хорошо-то была лодка изукрашена
У ней нос, корма раззолочена;
Что расшита легкая лодочка
На двенадцать весел.
На корме сидит атаман с ружьем,
На носу сидит есаул с багром,
По краям лодки добры молодцы,
Посреди лодки красна девица,
Есаулова родна сестрица,
Атаманова полюбовница.
Она плачет, что река льется,
В возрыданье слово молвила:
"Нехорош-то мне сон привиделся:
Уж кабы у меня, красной девицы,
На правой руке, на мизинчике,
Распаялся мой золотой перстень,
Выкатился дорогой камень,
Расплеталася моя руса коса,
Выплеталася лента алая,
Лента алая, ярославская;
Атаману быть пойману,
Есаулу быть повешену,
Добрым молодцам - головы рубить,
А мне, красной девице, - в темнице быть,
Пел Иван, пел протяжно и задушевно, пел собственную песню, хотя были в ней отголоски народной песни и про удалого атамана Стеньку Разина, и про его красну девицу, а вот про недобрый сон сестрицы есаула похожих отголосков уже не было. Пел Каин про девичий сон, и на сердце его вдруг стало так тягостно, что, казалось, душа его зарыдала.
- Иван, очнись… Очнись! - затряс Каина за плечо Камчатка.
- Что? - словно пробуждаясь от жуткого сна, повернулся к есаулу атаман.
- К причалам подступаем. Где вставать будем?
- К причалам?..
Иван окончательно пришел в себя и крикнул кормчему:
- Огибай город, Митрич. Причалим на Которосли, против Спасского монастыря.
- Слушаю, батька!
Бурлаку бечеву не тянули, благо расшива шла по течению да еще под упругим ветром, напиравшим на верхний и нижний паруса мачты.
Место причала Каин определял с ярославским купцом Терентием Светешниковым, с коим повстречались в Кашине, и кой решил взять в Ярославле всю партию хлеба. Сделку заключили по векселям, затем ударили по рукам.
Однако Васька Зуб, никому ни во что не веривший, усомнился в ярославском купце.
- Да как это можно каким-то бумажками верить? Купец тебя на понт взял, а ты, Каин, и уши развесил.
Иван не удержался и дал Ваське "горячего" щелбана.