- Эгей, удалые молодцы, помогите тарантас вытолкнуть! - крикнул пропойцам Иван.
Те, грязней свиней, с мутными, осоловелыми глазами, долго не могли понять, о чем их просят, но, наконец, один из них, шатаясь, сипло изрек:
- Шкалик!
- Ай да молодца. Два!
Бражники, откуда только сила взялась, приподняли зад тарантаса, и лошади под ударом плетки рванули вперед, выбравшись на сухое место.
Но на этом происшествия не закончились.
У Власьевских волрот Рубленого города десяток солдат и драгун (на большом подпитии) почем зря лупцевали проходящих через башню посадских людей. Пехотинцы - кулаками, конные драгуны - плетками.
Тарантас остановился.
- Чего это они ярославцев колошматят? - спросил Легат.
- А может, лихих? - предположил Васька Зуб.
- Ерунду говоришь, Вася. Радли озорства. Лихих бы повязали - и в участок.
- Веселенькое озорство, Иван, когда даже стариков и женщин в кровь бьют.
Иван страсть не любил, когда бьют женщин и детей.
- Попробую остановить.
Иван забрался на крышу тарантаса и, выхватив пистоль из-за кушака, гаркнул, что есть мочи:
- Прекратить побоище! Прекратить, сказываю!
Иван бухнул из пистоля, и брань остановилась.
- А ты кто таков, чтоб нам, государевым людям, приказы отдавать? - надменно выкрикнул статный драгун в синем мундире с эполетом на левом плече, в больших тупоносых сапогах с железными шпорами; воротник и обшлага ярко-красного цвета; у левого бедра - шпага; строгие, красивые усы; смуглость лица оттенена напудренными волосами, убранными в косу, и шляпой с железной тульей или каскетом с черным подбородным ремнем; силуэт шляпы подхвачен желтым галуном; по сторонам поигрывают маленькие синенькие кисточки; руки в замшевых перчатках, ноги накрепко затянуты в лосиные штаны. Под драгуном - строевой мускулистый конь, на котором он браво покачивается на коричневом немецком седле.
- Вестовой от генерал-аншефа, губернатора Московской губернии к коллежскому советнику Павлову с поручением из Тайной канцелярии.
- А чего не при мундире от их высокопревосходительства?
- Приказано ехать в мирской одежде. И хватить болтать! У меня срочный приказ. Может, чтобы не мешал, "слово и дело" крикнуть? Прекратить мордобитие и очистить ворота!
"Слово и дело" произвело на служилых мгновенное действие. Солдаты и драгуны ретировались, как их и не было.
- Ты бы, милостивец, воеводе-то нашему пожаловался. Никакого житья от вояк нет, - обратился к Ивану один из посадских с разбитым в кровь лицом.
- Всенепременно! - спрыгнув с тарантаса, заверил мужика Каин. - Как к дому Павлова проехать?
- Поезжай прямо по Калининской улице, милостивец, а как Ильинскую площадь минуешь, недалече и палаты воеводы.
Но воевода Каина совершенно не интересовал, а посему он, добравшись до Ильинской площади (главной торговой площади Ярославля), спросил, где находится Гостиный двор, на что ему ответили:
- Между Власьевскими воротами и Спасским монастырем, ваша милость.
Гостиный двор, с окружавшими его торговыми лавками, оказался обширным каменным зданием в два этажа.
Сдав тарантас и лошадей конюшенным людям, ватага разместилась на втором ярусе и тотчас осадила Каина:
- На какой ляд ты вестовым московского губернатора назвался? - спросил Одноух.
- И как нам теперь свои дела проворачивать? Зачем ляпнул?
- Затем, Зуб, что решение иногда приходит мгновенно, но оно нам пойдет на пользу. Дайте мне часок поразмыслить, а потом и за дела примемся. Нутром чувствую, что нас ждет крупная удача.
Ивану вспомнился разговор с московским купцом Евлампием Кулешрвым, с которым он преднамеренно посидел в питейном погребке на Макарьевской ярмарке. Уже тогда Каин вынашивал планы "пошарпать" Ярославль.
Осушив чарку, Иван с превеликим почтением, произнес:
- Вновь повторю, дражайший Евлампий Алексеевич, добрый советчик нужен, кой в торговых делах собаку съел. Есть мыслишка в Ярославль заскочить, да вот города я, по своему малому разумению, совсем не знаю.
Евлампию же сии учтивые слова - бальзам на душу.
- Страсть люблю, когда неоперившиеся птенцы у мудрых людей совета просят. Ибо мудрый - всегда на доброе дело наставит. Жаль, что нынешние молодые купцы из себя великих знатоков торгового дела корчат, вот и попадают в долговую яму. Ты ж, Иван Осипович, не из этой породы, а посему с превеликим удовольствием поведаю о Ярославле, в коем я бывал не единожды.
Словоохотливый купец многое рассказал:
- Город древний, большой, по числу жителей - второй город после Москвы. В торговле бойкий, тороватый. На первом месте - торговля хлебом, кой местные купцы закупают в низовых волжских городах, а продают в Петербург и зарубежье, часть оставляют на нужды города и себе. Видное место занимает торговля железом. Тут в больших людях ходят "короли железа" Пастуховы, кои имеют даже собственные железные заводы под Вяткой и Пермью. Большие капиталы получают ярославские купцы и от продажи льна, кой они скупают в начале зимы в самом Ярославле от местных крестьян, приезжающих на торги, но немалую часть они вывозят из самих деревень. Лен же в основном продают опять-таки в зарубежье. Солидная торговля идет, кожей, салом, рыбой, селитрой, бакалеей, москательными и прочими винами. Всегда в ходу красный товар…
Долго перечислял всевозможные ярославские товары Евлампий Алексеевич. Каин, как всегда слушал чутко, чтобы впоследствии, за что-то можно было зацепиться, а затем спросил:
- А нельзя ли назвать, дражайщий, Евлампий Алексеевич, наиболее именитых купцов?
- Назову, Иван Осипович, обо всех столпах ярославских. Запоминай, коль память гирькой не отшибли.
- И такое бывает?
- Торговля! Русский человек глазам не верит: дай пощупать. На Москве сам видел. Подошел к одному известному купцу молодой торговый сиделелец из соседней лавки, в коей рыбой продавал, и давай красный товар щупать, а от самого за версту зеленым змием разит Купец ему: "Ты мне грязными руками парчу не марай. Пошел прочь!". А пьяному да дураку, хоть кол на голове теши. Знай, грязнит красный товар. Купец раз сказал, другой, - сиделец как не слышит, вот и получил в темечко гирькой. Живой остался, но память отшибло. Молодым несмышленышам наука.
- Истинные слова, Евлампий Алексеевич.
- Истинные. А теперь о тузах: Гурьевы, Затрапезновы, Красильниковы, Яковлевы, Светешниковы, Пастуховы, Мякушкины…
Имен двадцать назвал московский купец, и Каин, обладая исключительной памятью, всех запомнил.
- Однако, чтобы впросак не попал, прямо скажу, Иван Осипович, с кем лучше всего дело вести. Посоветовал бы Светешникова, Пастухова и Затрапезнова. Остальные либо жмоты, либо не без плутовства. Пастухова ты, правда, можешь и не застать, ибо часто на своих заводах пропадает, а вот Светешникова Терентия Нифонтовича и Ивана Дмитриевича Затрапезнова чаще всего в своих домах живут. Первый - светлой души человек, весьма уважаемый. Правда, чересчур с попами сдружился. Почитай, все деньги на храмы вкладывает. Как-то заночевал у него, ибо и он мой московский дом знает. Два дня как-то гостил. Доведется встретиться - земной поклон. Что же касается Ивана Затрапезнова, чей отец в Ярославле полотняную фабрику открыл, среди горожан Правдолюбцем именуется, ибо многих людей защищает от неправедных судей, зло-корыстного воеводы Павлова, и полицмейстера Кашинцева.
- Выходит, смел Иван Затрапезнов, коль с местными властями тягается?
- Смел, Иван Осипович, да только, неровен час, свернут ему шею ярославские властители. Они самим Бироном ставлены. Не зря говорят: с сильным не борись, с богатым не дерись. Уж так на Руси заведено. Веди себя чинно, деловито, но в драки с властями не влезай. Упаси Бог!
- Золотые слова, Евлампий Алексеевич. На всю жизнь запомню.
- Ох, по нраву же ты мне, Иван Осипович, - опрокинув очередную рюмку, с сияющим лицом произнес Кулешов. - Давай-ка мы с тобой расцелуемся по православному… Вот так. Вернешься в Москву, непременно заходи в мой дом, что в Столешниковом переулке. Меня вся Москва знает. Спросишь, как пройти и каждый учтиво: "Как же, как же не знать дом любезного Евлампия Алексеевича"… У меня, любезный, Ванюша, девка на выданье. Зятем мне будешь.
Купец явно захмелел, а Иван всячески подыгрывал его словам:
- Благодетель. Сочту за честь. Таких умнейших людей поискать.
- И не сыщешь, Ванюша… Забыл тебе сказать. Коль будешь в Ярославле, держи ухо востро. Город лихой, пьяный. Жуть! Грабеж средь бела дня, к пристаням разбойные суда с ружьями и пушками пристают.
- А чего ж воевода и полиция?
- Ха! Первейшие воры, хоть самих в кандалы. Никакого, Ванюша, порядка и благочиния. Ужасть, что в Ярославле творится!..