- Главным образом, подкупая слуг. Он платит людям вроде Гарри Лера, который поставляет ему сплетни. Говорят, у него есть сейф, до отказа набитый всяческой грязью обо всех именитых людях города.
- Взломай его!
- Что? - Блэз смотрел на нее тупо, насколько позволяли острые черты его лица.
- Разве это будет не праздник для Шефа? Опубликовать содержимое сейфа полковника Манна.
- Если он это сделает, они выставят его из города. - При этих словах появился сам Шеф с двумя молоденькими девицами, все трое были в вечерних туалетах. Блэз представил Каролину Херсту и двум мисс Уилсон. Появление Херста вызвало заметное волнение. Почитатели пожимали ему руку, недоброжелатели делали вид, что его не замечают. Шеф пристально посмотрел на Каролину и, когда оркестр, на сей раз в честь Херста, начал играть "Сегодня в городе горячий будет вечерок", сказал неожиданно тонким голосом:
- Хотите посмотреть, как я буду укладывать "Джорнел" спать?
- Мне казалось, что "Джорнел" никогда не спит.
- Она отправляется бай-бай, когда в последний раз перед сдачей в печать верстается первая полоса, - объяснил Блэз.
Херст умел настоять на своем.
- Пошли, - сказал он. Обе мисс Уилсон улыбнулись. Херст с отменной вежливостью предложил Каролине руку. - Мисс Сэнфорд, прошу. - Она внимательно разглядывала Шефа. Он был более шести футов ростом. Каролина улыбнулась и поняла, почему брат так перед ним преклоняется: Шеф был одним из тех редких людей, которые, как говаривала мадемуазель Сувестр, делают погоду.
Небезопасный старый лифт, приводимый в движение стариком-негром, доставил их на второй этаж "Трибюн-билдинг"; несколько человек еще трудились в длинной, пахнущей типографской краской комнате, напоминавшей скорее конюшню, разве что вместо седел и уздечек отовсюду свисали длинные полосы гранок, рисунков, фотографий. Электрические лампы и провода раскачивались над головой всякий раз, когда тяжелая повозка проезжала по Парк-лейн. Редактор Уиллис Эббот, энергичный, но смертельно усталый человек, возился над макетом первой полосы, главный заголовок которой сообщал читателям, что президент Маккинли собирается выступить с важной речью о Филиппинах в Сент-Луисе.
- О нет, - мягко сказал Херст. - Если мы не можем сообщить ничего такого, чего они не знают, скажем, что он намерен аннексировать всю эту страну целиком или сжечь Манилу…
"Сегодня в городе горячий будет вечерок" - непрошенно зазвучало в голове Каролины. С изумлением и ужасом она смотрела, как Херст положил на пол несколько полос гранок и квадратиков иллюстраций, затем опустился на колени и, как ребенок, решающий головоломку, начал создавать, вряд ли подберешь другое слово, новости завтрашнего дня. Однако "новости" - не совсем точное слово. То были не новости, а развлечение для публики. Убийство с низа полосы стало двигаться выше и выше. Рисунок убитой женщины, этакий идеализированный образ Богоматери, переместился в центр, а президент начал проваливаться вниз; что же касается заявления государственного секретаря Хэя, то оно и вовсе уплыло на третью полосу. Во время этой экзекуции сестры Уилсон репетировали в дальнем конце комнаты новый танец под большим рисунком Желтого мальчишки-китайчонка, героя первого комикса, изобретенного карикатуристом для "Уорлд" и перекупленного Херстом для "Геральд" (вместе с художником, конечно), что заставило удрученного мистера Пулитцера нанять другого карикатуриста для возрождения Желтого мальчишки и попутно дать жизнь термину "желтая" для обозначения популярной прессы.
- Шеф бесподобен, - прошептал Блэз на ухо Каролине. - Он как художник.
- Скажи, убийство всегда на самом видном месте? - тихонько спросила Каролина, но Херст, ползавший на четырех конечностях по полу, ее услышал.
- Предпочтительнее изнасилование, - сказал он. - Если вы простите меня за столь откровенное выражение.
Девицы Уилсон завизжали от восторга. Мальчишка-посыльный принес Херсту крупный заголовок: "Найдена убитая женщина!" Он поместил его над лицом Богоматери.
- Еще мы любим большой пожар.
- И большую войну, - почтительно сказал Эббот.
- Смотри, - сказал Блэз. На противоположной стене под американским флагом красовался громадный заголовок: "Война "Джорнел" победоносно завершена!"
- Это была ваша война, мистер Херст?
- В немалой степени, мисс Сэнфорд. Маккинли и Ханна не собирались воевать. Поэтому начали мы, и им ничего не оставалось, как… - Херст присел на пятки, и прядь тусклых светлых волос упала ему на глаза. - Мистер Эббот, а эта убитая женщина - ее нашли голой?
- Вообще-то нет, Шеф. На ней было платье в полоску…
- Преврати это платье в нижнее белье… разодранное нижнее белье. - Херст улыбнулся Каролине. - Надеюсь, вас это не шокирует.
- Нет. Блэз меня подготовил.
- У Блэза хорошее чутье. - Великий человек приступил ко второй странице, комментируя ее Эбботу, требуя новых фотографий и заголовков покрупнее. - Мы уделяем слишком много места этому болвану Рузвельту. Помните, что мы за Ван Вика. За честное правительство и все такое прочее.
- Вы имеете в виду Таммани-холл, Шеф? - улыбнулся Эббот.
- Платт всегда предпочтительнее Таммани. Ван Вик - наш мошенник. Рузвельт - их. Но мы скоро очистим этот город.
- Реформа? - спросила Каролина, которая теоретически знала, что значит это слово; знала и практически, что оно означает применительно к Нью-Йорку, но не имела представления, какой смысл в него вкладывает Херст.
- Да, мисс Сэнфорд. И всю страну тоже. Брайан безнадежен. Маккинли - просто ширма, за которой прячутся старые денежные мешки вроде Ханны. - Херст встал. На полу остался его шедевр - первая полоса завтрашнего выпуска "Нью-Йорк джорнел". - Нам нужен кто-нибудь новенький, чистенький.
- Таким считают Рузвельта, - осторожно заметил Блэз.
- Он кандидат Платта. Как можно реформировать Платта? Но он все равно проиграет. Мистер Эббот. - Херст повернулся к редактору, когда этот смертельно усталый человек передавал печатнику сложную мозаику первой полосы.
- Да, Шеф?
- Я решил, кто будет следующим президентом. - Услышав это, девицы Уилсон прекратили танцевать. У всех сделался торжественный вид. Волнение ощутила даже Каролина.
- Да, Шеф? - невозмутимо повторил редактор. - Кто?
- Адмирал Дьюи. Герой Манилы. "Открывайте огонь, когда будете готовы, Гридли". Это ничуть не хуже, чем "Не стрелять, пока не станете различать белки их глаз".
- Но действительно ли адмирал произнес эти вдохновляющие слова? - Каролину захватил процесс сотворения истории, в том числе и президентов.
- Мы написали, что он их произнес. И, наверное, он сказал что-нибудь в этом роде. Дьюи не опроверг нас, и это главное. Ведь он разгромил испанцев и захватил Манилу. Вы его знаете? - Хотя Херст смотрел на Каролину, вопрос был обращен к Эбботу.
- Нет, Шеф. Думаю, мы могли бы написать ему или телеграфировать и спросить…
- Ничего в письменной форме! - решительно отрезал Херст. - Пошлите кого-нибудь в Манилу, чтобы прощупать его. Если он согласен, мы выдвинем его кандидатуру против Маккинли.
- А разве адмирал - демократ?
- Кого это волнует? Уж не его, конечно.
- Но хочет ли он быть президентом? - спросила Каролина.
- Здесь все этого хотят. Вот почему мы называем себя демократией. Конечно, почти всякий может стать президентом, особенно если заручится поддержкой "Джорнел".
- И вы тоже? - смело, чем повергла в замешательство Блэза, спросила Каролина.
Херст был невозмутим.
- Вам нравятся Вебер и Филдс?
- Обувной магазин? - Каролина слышала имена. - На Бонд-стрит?
Девицы Уилсон отозвались гармоничным повизгиванием.
- Да нет. Комики. В водевиле. Ну просто обожаю их. Нужно как-нибудь взять ее с собой, - повернулся он к Блэзу, а затем продолжал, обращаясь к Каролине. - Вот послушайте. Вебер и Филдс заходят в шикарный парижский ресторан, после обеда подходит к ним официант и спрашивает Вебера, не желает ли он чашечку кофе, и Вебер говорит "да". Затем официант спрашивает Филдса, и Филдс говорит "да". - В этот момент Херст уже не мог сдержать смех. - Да, я желаю чашечку кофе, и… - Тут Херст просто зашелся от смеха, а сестры Уилсон повизгивали, прильнув друг к другу. - … и еще я хочу полный кофейник. - Комната отозвалась дружным хохотом, и Каролина поняла, что Херст, хотя и несколько иносказательно, ответил на ее вопрос.
Блэз отвез ее в "Уолдорф-Асторию", проводил в номер, где старая Маргарита в ночном капоте обрушила на него целый каскад изысканных французских фраз.
- Она не желает учить английский, - объяснила Каролина, вручая Блэзу подарок - бутылку коньяка, которую он тут же откупорил. Пока он разливал коньяк в рюмки, Маргарита произнесла тираду о красоте и удобствах Сен-Клу-ле-Дюк, несравнимых с нью-йоркскими ужасами, и отправилась спать.
Во всех вазах гостиной в стиле Людовика XVI стояли хризантемы, несмотря на то что Маргарита потребовала их убрать: весь цивилизованный мир знает, что хризантемы годятся для поминовения усопших. Каролина убеждала ее отказаться от предрассудка, но сама испытывала некоторое неудобство от этого memento mori . И все же распорядилась оставить эти желто-золотистые цветы как доказательство новообретенного, не знающего предрассудков американизма.
- Как тебе Шеф? - Блэз потягивал коньяк. Каролина налила себе виши.
- Не думаю, что мне будет легко проникнуться к нему симпатией. Но наблюдать за ним, слушать его очень забавно. Он действительно всемогущ?
- Шеф действительно может кое-кого сделать президентом.
- Он не сказал "кое-кого". Он сказал - "всякого".