- Хозяева открывают большие мастерские готового платья, и нам угрожает безработица. На машинах быстро шьют одежду. Я всю жизнь учился шить, а теперь любой неуч может сделать брюки. А как быть нам, умелым портным-одиночкам? Скоро у нас не останется заказчиков.
- Только и работы будет что закройщикам,- закричали из рядов, где сидели портные и портняжьи подмастерья.
Сток посмотрел на Вейтлинга. Он, как всегда напомаженный и одетый в чрезмерно обтягивающий сюртучок, нетерпеливо мял в руках листок бумаги.
Беспокойство среди портных нарастало.
- Что же помалкивает доктор Маркс? - крикнул Вейтлинг, пряча карандаш.- Ведь он великий теоретик!
И прежде чем кто-либо успел опомниться, он вскочил на шаткую трибуну и закричал, багровея и дрожа, как всегда, когда он волновался.
- Карл Маркс, как средневековый алхимик, хочет обогатить рабочий класс и уничтожить власть денег и буржуазии. Он занимается всем: историей людей, историей революций, историей денег. Отлично! Похвально! Он ненавидит невежество. Конечно, где уж нам, пролетариям, знать пути обогащения и революций! Но пусть скажет мне доктор Маркс, почему сейчас, когда Вейдемейер нашел в Вестфалии издателей не только для Маркса и Энгельса, но и для целой библиотеки иных социалистических авторов, зачем он отбросил меня, Вейтлинга, рабочего, портного, от этого денежного источника? Разве мое учение не приносит пользы моим собратьям? Я рабочий и знаю, как помочь пролетариату. Почему я отвергнут?
Лицо Маркса потемнело, брови сошлись на переносице. Энгельс, чья выдержка и умение владеть собой поражали даже невозмутимых англичан, прикоснулся к его плечу большой сильной рукой и сказал по-английски!
- Спокойствие, друг.
Однако спор разгорался и захватил весь зал. Претензии Вейтлинга не встретили сочувствия. Собрание высмеяло его за игру в новоявленного пророка. Выступавшие обзывали его кто павлином, кто индюком, а кто апостолом Вильгельмом.
Через несколько дней Вейтлинг сидел в квартире Маркса, и Женни наливала ему третью чашку кофе. Ленхен, поводя плечами не то с раздражением, не то с сожалением, принесла из кухни кусок поджаренного мяса с картофелем и поставила перед смущенным гостем.
- Что же, опять ни гроша? - спросила она, бесцеремонно глядя на светловолосую опущенную голову портного.
- Тот проект, который я сейчас разрабатываю,-сказал Вейтлинг таинственно,- стоит всего, что доныне открыли величайшие умы. Иной учится всю жизнь и ничего не открывает, а иного осенит, точно молния, истина, которой ждет страждущее человечество.
- Это уж что-то библейское,- улыбнулась Женни.
- Вы не верите в пророков и гениев? - оживился Вейтлинг.
Женни призадумалась и ответила медленно:
- Вот Энгельс говорит, что гений - это прилежание. Пророком в наши дни, мне кажется, может быть только очень образованный человек, умеющий обобщить все, что люди познали до него, и найти законы, движущие миром и людьми. Пророками были Галилей, Коперник, Стефенсон... Джемс Уатт, например, создал паровую машину и предсказал, что пойдут по рельсам поезда и по морям суда, на фабриках загудят станки, движимые новой силой.
- Мы расходимся в определении сущности пророческого дара,- сухо ответил Вейтлинг и жадно принялся за еду.- Как я буду смотреть в глаза Карлу после происшедшего на этом проклятом собрании, как с ним говорить? - спросил он вдруг, краснея.
- Вы скажете о своем бедственном положении, Вильгельм. Карл, несомненно, поможет вам, хотя, признаюсь, У нас сейчас очень плохо с деньгами. Но у вас их вовсе нет... А ваша гадкая выходка? Да, это было плохо, очень плохо. Но вы жалеете, следовательно, это не может больше повториться. Это главное.
Когда Карл, вернувшись домой, увидел Вейтлинга и узнал, что тот крайне бедствует, он не закрыл перед ним ни двери своего дома, ни своего очень тощего в эти дни кошелька.
Но вскоре, однако, наступил окончательный разрыв между Марксом и Вейтлингом. Карл простил ему личные нападки, но порвал с ним беспощадно, когда Вейтлинг посягнул на общее дело коммунистов и нарушил единство.
Один из объявивших себя коммунистом, ученик Фейербаха, немецкий эмигрант Герман Криге, поселившийся в Нью-Йорке, стал издавать там еженедельник "Народный трибун". Все статьи в журнале, и особенно статьи самого Криге, вскоре начали позорить своей пошлостью и ничтожеством идею коммунизма. Он на все лады склонял слово "любовь", заменяя им слово "борьба".
Герман Криге, выдавая себя за литературного представителя немецкого коммунизма, одновременно ловко устраивал в Америке свои делишки. Он выпрашивал без всякого стыда у американских богачей деньги, писал немецким купцам жалобные прошения, обильно цитируя псалмы и проповеди о любви к ближнему. Купцы, впрочем, ему не отвечали. Они предпочитали квакеров этому любвеобильному и подражавшему сектантам коммунисту.
В своем журнале "Народный трибун" Криге обращался к женщинам, обещая нм любовью исцелить все социальные недуги и быстро осчастливить все человечество. Он писал, не смущаясь никакими слащавыми оборотами: "Женщины, вы - жрицы любви", и, объявляя любовь основой отношений между людьми, повторял без конца: "Любви, любовью, из-за любви", "лучи любви", "звуки любви"...
Но возмутительнее всего было обещание, которое "Народный трибун" давал в одной из своих статей: "Мы не хотим нарушать ничьей частной собственности; то, что ростовщик уже имеет, он может сохранить..."
Одиннадцатого мая у Маркса собрались коммунисты. Чтение статей из "Народного трибуна" заняло не много времени.
Затем Эдгар фон Вестфален сказал:
- Криге сознательно своим бредом о любви расслабляет и мужчин и женщин. Нам с Криге не по пути. Все высокопарные разглагольствования его напоминают религиозные проповеди. Он хочет быть пророком и превратить коммунизм в какую-то новую религию.
Затем Эдгар фон Вестфален под общее одобрение прочел полный критический разбор материалов "Народного трибуна" и огласил документ, названный "Циркуляром против Криге".
Лишь Вейтлинг промолчал, когда все присутствующие стали выражать возмущение писаниями Криге.
- Прошу еще внимания, я зачитаю вам резолюцию,- сказал резко Маркс, обращаясь, казалось, более к Вейтлингу, который в это время встал из-за стола и подошел к окну, заложив руки за спину.- Слушайте проект постановления...
"1) Тенденция, проводимая в "Volks Tribun" ее редактором Германом Криге, не является коммунистической.
2) Детски напыщенный способ, при помощи которого Криге проводит эту тенденцию, в высшей степени компрометирует коммунистическую партию как в Европе, так и в Америке, поскольку Криге считается литературным представителем немецкого коммунизма в Нью-Йорке.
3) Фантастические сентиментальные бредни, которые Криге проповедует в Нью-Йорке под именем "коммунизма", оказали бы в высшей степени деморализующее влияние на рабочих, если бы они были ими приняты.
4) Настоящее постановление вместе с его обоснованием будет сообщено коммунистам в Германии, во Франции и в Англии.
5) Один экземпляр посылается редакции "Volks Tribun" с требованием напечатать это постановление вместе с его обоснованием в ближайших номерах этой газеты".
Едва Карл закончил чтение, Энгельс решительно взял лист с резолюцией и подписался под ней первым. За ним последовали остальные. Один только Вейтлинг продолжал стоять у окна, то сдвигая, то раздвигая тяжелую полосатую штору.
- Очередь за вами, Вейтлинг,- сказал Вестфален,- ваша подпись будет девятой.
- Я не собираюсь подписывать эту резолюцию,- вызывающе бросил Вейтлинг и с силой дернул шнур с кистями.- Криге - искренний человек. Он добр к людям, он борется под лозунгом "Да здравствует любовь!". А вы все насмешники, неверующие, всеразрушающие. Я повторяю его слова: "Мы принадлежим человечеству".
- Браво! Криге и Вейтлинг вместе перепевают "отца" Ламенне,- вспылил Эдгар фон Вестфален. Ему очень хотелось сцепиться с Вейтлингом, но Энгельс властно призвал его к хладнокровию. Все же Эдгар успел высказать Вейтлингу то, что думал: - Вы и Криге с вашими проповедями становитесь отныне тормозом в рабочем движении. Вас нельзя считать коммунистами.
- Прощайте, наши дороги расходятся,- ответил напыщенно Вейтлинг.- Я уеду в Америку к тому, кого вы считаете моим единомышленником, к Герману Криге. Время скоро покажет, кто из нас настоящие коммунисты - вы или я, сын рабочего и подлинный рабочий.- Он поклонился на манер трагика из мелодрамы и вышел, неестественно подняв плечи и откинув светлые растрепавшиеся волосы.
- Мы сделали все за эти полгода, чтобы найти с ним общий язык, и не нашли,- тихо сказал Маркс.- Больше других я осыпал похвалами в свое время его книгу, как выход на арену социальной борьбы. Но, несмотря на природную одаренность и некоторую проницательность, он не смог подняться настолько высоко, чтобы увидеть завтрашний день и понять суть противоречий и борьбы. Вейтлинг, не отдавая себе в этом отчета, озлобляется, замыкается в себе, презирает нас и катится вниз...
Карл долго не ложился спать и выкурил немало сигар. Зайдя в его кабинет после полуночи, Женни тщетно попыталась вернуть ему спокойствие. Разрыв с Вейтлингом тягостно отразился на настроении Маркса. Наедине с собой он, как всегда в юности, беспощадно рылся в самом себе, проверяя, не сделал ли ошибки, не поддался ли мелкому чувству раздражения, которое должен был бы подавить. Он вспомнил о том, с каким радушием встретил Вейтлинга, как хотел помочь ему разобраться во всем, как уговаривал продумать п понять свои заблуждения.