О, mein Gott, сколько вдруг сразу оказалось самых неотложных дел! И неотложнее всех – чтобы из-под седалища не выдернули трон! Претендентов хватало. Первым из них был сын, Павел. Но если бы только он!
Принц Антон Ульрих, отец бывшего императора Иоанна IV Антоновича, заклинает Екатерину II, именуя себя "пылью и прахом": позвольте детей "хоть чему-нибудь учить". "Детей" – потому что их у него к тому моменту было уже пятеро: кроме самого Ивана Антоновича, свергнутого Елисаветой Петровной, и Екатерины Антоновны, очаровательная хохотушка Анна Леопольдовна родила еще троих детей: Елисавету (1743), Петра (1745) и Алексея (1746). Этими последними родами принцесса и умерла.
Екатерина II отвечает Антону Ульриху "с поспешностью":
"Вашей светлости письмо, мне поданное на сих днях, напомянуло ту жалость, которую я всегда о Вас и вашей фамилии имела. Я знаю, что Бог нас наипаче определил страдание человеческое не токмо облегчить, но и благополучно способствовать, к чему я особливо (не похвалившися перед всем светом) природную мою склонность имею. Но избавление Ваше соединено еще с некоторыми трудностями, которые Вашему благоразумию понятны быть могут. Дайте мне время рассмотреть оные, а между тем я буду стараться облегчить Ваше заключение моим об вас попечением и помогать детям Вашим, оставшимся на свете, в познании закона Божия, от которого им и настоящее их бедствие сноснее будет. Не отчаивайтесь о моей к Вам милости, с которой я пребываю".
Это было не более чем лицемерие. Писем Антону Ульриху она писать более не будет никогда. Но и одновременно с сим письмом она посылает архангельскому губернатору секретный запрос:
"Знают ли молодые принцы, кто они таковы и каким образом о себе рассуждают?"
В подтексте: будут ли претендовать на русский трон? Ответ коменданта крепости не оставляет молодым людям никаких надежд:
"Поскольку живут означенные персоны в одних покоях и нет меж ними сеней, только двери, то молодым не знать им о себе, кто они таковы, невозможно, и все по обычаю называют их принцами и принцессами"...
Самый опасный для нее, уже сидевший на престоле – пусть во младенчестве – Иоанн VI Антонович был переведен в Шлиссельбург еще Елисаветой. Вопрос для Екатерины теперь лишь в одном: как бы устроить так, чтобы и опасность, от него идущую, избыть, и чтобы ни одна собака не смела кинуть при этом камнем в нее?..
В Холмогоры, где избывали свою кровную причастность к царствующему дому остальные члены "Брауншвейгской фамилии", был послан заранее награжденный орденом св. Анны тридцатитрехлетний генерал-майор Александр Ильич Бибиков.
"Императрица уважала Бибикова и уверена была в его усердии, но никогда его не любила. В начале ее царствования был он послан в Холмогоры, где содержалось семейство несчастного Иоанна Антоновича, для тайных переговоров. Бибиков возвратился влюбленный без памяти в принцессу Екатерину46* (что весьма не понравилось государыне)...",
– отмечает А.С. Пушкин.
46*Вероятнее – "Елисавету"; так считает тонкий знаток вопроса Натан Эйдельман. Пушкин располагал очень ограниченным объемом информации о "Брауншвейгском семействе". Комендант крепости в 1762 г. сообщал, что Екатерина (которую четырехмесячной, в ходе переворота, уронил на лестнице пьяный преображенец) "сложения больного и почти чахоточного, а притом несколько и глуха, и говорит немо и невнятно, и одержима всегда болезненными припадками, нрава очень тихого". Между тем 19-летняя Елисавета "росту женского немалого и сложения ныне становится плавного, нраву, как разумеется, несколько горячего...". В начале 1768 г. он же отмечает: "принцесса Елисавета, превосходящая всех красотой и умом"...*
"Государыня холодностию приема дала почувствовать Александру Ильичу, что сие его к ним [принцам и принцессам Брауншвейгской семьи] усердие было, по мнению ее, излишнее и ей неприятное. Холодность сию изъявила она столько, что он испросил позволения употребить неблагоприятствующее для него время на исправление домашних его обстоятельств и уехал с семьей своею в небольшую свою вотчину в Рязанской губернии".
Отправляясь в Ливонию весной 1764 года, Екатерина хотела взять Павла с собой. Она не желала, чтобы в ее отсутствие Павел был возведен на престол. Волнения в армии и среди придворных позволяли думать, что такое может случиться. Эти сведения она получала не только из собственных источников, но даже от господина Боссе, посла Франции. И ведь будущее показало, что она была права! Некто поручик Василий Мирович47*"Мирович, как видно, попал в масонскую ложу", – замечает С.М. Соловьев.* летом намеревался путем переворота возвести на трон узника Иоанна Антоновича... Попытка освободить его, правда, не удалась: стражники точно выполнили данную им инструкцию – при малейшей опасности убить узника. Так, 5 июля 1764 года закончилась жизнь императора Иоанна VI, виноватого лишь в том, что в его жилах текла кровь Романовых48*Современники считали, что заговора не было, а выступление Мировича явилось лишь провокацией, необходимой кому-то другому, чтобы убить Иоанна Антоновича. Нам трудно судить сегодня об истине в этом деле: все документы допросов и следствия были тщательно обработаны государственным секретарем Николая I графом Д.Н. Блудовым.*.
Были, были в стране люди, которые раскусили ее, поняли, почему она первым пропустила на престол Петра. Да и трудно было бы не раскусить. Ни один договор, ни один указ Петра Екатерина не денонсировала, слегка подправила уж слишком одиозные меры Петра в отношении православной церкви, собственно, приостановила инвентаризацию ее имений и передачу их в распоряжение Коллегии экономии. Почувствовав под ногами твердую почву, она эту работу продолжила. Ведь что такое, в конце концов, религия?
"Христианская вера – бесчестная вера, отвратительная гидра, чудовище, поражаемое ныне сотнями невидимых рук; философы должны всячески уничтожить христианство, они должны дерзать на все, лишь бы подавить бесчестного; ecrasez l'infame" *Раздавите гадину (франц.).*,
– этот завет Вольтера она хорошо помнила. А у церкви – колоссальная собственность; ее только нужно умненько, как и все вообще, что делаешь, обратить в свою пользу. В пользу своей страны. Своего народа.
Избранные монастыри переводились "в штат": правительство определяло число иеромонахов, иеродиаконов и монахов в них, полагая им жалованье, разумеется, мизерное. Другие, очень немногие, оставались за штатом; этим жалованья не полагалось, а доходы, в результате конфискации земельной и иной собственности "вне ограды монастыря" резко упали. Им оставалось одно: милостыня христолюбцев. Все остальные монастыри попросту закрывались.
Закрывая монастыри, Екатерина как-то невзначай забыла, что тем нарушает право собственности и волю тех, уже умерших, людей, из пожертвований которых, отписываемых по духовным на помин души, и сложились по большей части имущества монастырей, в том числе земельные. Последняя воля умирающих не подлежала никаким изменениям. Но теперь не только жертвы их были конфискованы, но часто и самый помин души не мог свершатся: обитель упразднялась за невозможностью дальнейшего прозябания!
Возмущение в среде духовенства секуляризацией церковных имуществ было столь велико, что архиепископ ростовский Арсений *В миру Александр Мацеевич. Один из интереснейших людей "эпохи дворцовых переворотов", польский шляхтич, с 1715 по 1723 гг. учился в Киевской духовной академии, с 1723 г. рукоположен в иеромонахи. Проповедовал слово Христово в Тобольске, в 1734-36 гг. участвовал в работах 2-й Камчатской экспедиции, изучении бассейна р. Обь, отыскании Северного Морского пути. В 1736 г. был, по доносу, под судом и следствием, признан невиновным. С 1741 г. – митрополит Тобольский и Сибирский, с 1742 г. Ростовский епископ, член Св. Синода. Боролся со старообрядческим расколом, основал в Ярославле духовную семинарию. Вошел в круг лиц, близких Бестужеву-Рюмину. Его выступления против секуляризации церковных земель привели к ввержению его в 1763 г. в московский Симоновский монастырь, откуда он продолжал обличения императрицы.* позволил себе вычеркнуть имя императрицы из текстов молитв. В пространном и резком донесении к Синоду Арсений сравнивал Екатерину не то что с римским императором Юлианом Отступником, но даже и с Иудой!
"Первый начал отнимать церковные имения Царь Юлиан Отступник, у нас же от времени князя Владимира, не только во время царствования благочестивых князей, но и во времена татарской державы, церковные имения оставались свободными. При Петре Великом Мусин-Пушкин сделал постановление относительно доходов с церковных имений и управления ими. Это постановление Мусина-Пушкина превосходило не только турецкие постановления, но и уставы нечестивых царей римских, идолослужителей"...
Архиепископ Арсений призывал своих прихожан молить Господа
"хранить бесценную жизнь горячо любимого наследного князя [Павла], единственного законного государя империи"...
Этого Екатерина стерпеть не могла.
"Прежде, без всяких церемоний и соблюдения приличий, в делах, без сомнения, гораздо менее важных, духовным особам сносили головы. Не представляю, как мне сохранить мир в государстве и порядок в народе (не говоря уж о защите и сохранении данной мне Богом власти), если виновный не будет покаран",