Весь день 15-го ноября был тяжелым. На рассвете в правый фланг полка ударил подошедший со стороны Долгово 7-й полк "Красных орлов". Его узнал Большаков в бинокль по командиру, шедшему в атаку впереди на пегом коне - всадник, знакомый по многим боям. Узнал он и своего шурина Ивана Буйлова, скакавшего на левом фланге. Партизанам удалось потеснить правый фланг 43-го полка. Но Василий Андреевич приказал повернуть все орудия и пулеметы против наступавших и открыть огонь. Атака была отбита.
Затем командовавший операцией генерал Степняк приказал обоим полкам идти в атаку. После короткой интенсивной артподготовки полки под прикрытием пятидесяти пулеметов по всему фронту, подковой охватывавшему Солоновку, пошли в наступление. Но атака не дала желаемых результатов. В самый кульминационный момент Большаков вынужден был часть пулеметов и правофланговый батальон повернуть против возобновивших наступление партизан 7-го полка. Тут же донесли Василию Андреевичу, что и 46-й полк повернул орудия и пулеметы на свой левый фланг, откуда повели наступление два партизанских полка (как он после узнал -4-й и 11-й). Пущенная в обход села кавалерия была встречена неисчислимой массой партизанской конницы, скакавшей по степи на разномастных лошадях с гиком и свистом. Кавалерия вынуждена была повернуть обратно и укрыться в бору.
Большаков чувствовал, что три полка, державшие оборону в Солоновке, выдыхаются. По спадшей активности стрельбы он догадывался, что у них на исходе патроны.
Еще одно усилие - и они будут смяты. Солоновка будет взята. Но в это время (как доложили Большакову) 6-й Кулундинский полк, громивший в Новичихе и Малышевом Логу тылы 43-го и 46-го полков, прорвал фронт и с большими трофеями вошел в Солоновку.
К вечеру теплый снегопад сменился морозом. Оба полка, лишившиеся в Мельникове и Малышевом Логу теплого обмундирования, остались в летнем. Солдаты дрожали от холода. К вечеру 7-й полк снова пошел в атаку. Эскадроны вел сам Коляда. В сумерках Большаков в бинокль отчетливо видел его пегую лошадь, далеко вырвавшуюся вперед. Он оттолкнул пулеметчика, повел огонь сам, целил по Коляде. Очередь… вторая… третья… Стиснув зубы, он пристреливался. Еще одна очередь - конь упал. Коляда вскочил и, размахивая шашкой, продолжал бежать вперед. Видно было, как поблескивала на нем кожанка. К нему подскакал ординарец с запасным конем. Коляда вскочил в седло. Лава конников, ни на секунду не останавливаясь, мчалась дальше. Коляда снова вырвался вперед. Он уже близко.
- Пулеметы! - закричал Большаков. - Огонь!
Бившие до этого короткими очередями, пулеметы ударили взахлеб. Лава смешалась, начали падать кони, люди. Большаков хладнокровно навел пулемет на оторвавшегося от эскадрона всадника, резанул. Конь на полном скаку грохнулся о землю. Сбившиеся было в кучу конники, увидев упавшего командира, начали нахлестывать лошадей, но пулеметы выкашивали всадников ряд за рядом, как траву. Нескольким из них все-таки удалось проскочить пристрелянную черту, но Большаков меткими очередями поснимал их всех.
- Не подпускать к нему никого! - кричал он пулеметчикам, большинство которых заменили офицеры.
Конная лава, неся небывалые потери, откатилась. Но из-за спин конников поднялась пехота.
- Передать по цепи: артиллерии открыть огонь, снарядов не жалеть! - приказал Большаков.
Загудела земля. Стало быстро темнеть. Теперь Большаков уже с трудом различал около мертвой лошади лежавшего Человека - жив или мертв? Но вот тот поднял руку, опустил ее. Потом сам приподнялся на локтях и снова упал.
- Жив… - проговорил сквозь зубы Большаков.
Партизанская атака захлебнулась. Большаков громко спросил:
- Добровольцы есть достать командира партизанского полка?
Сидевшие рядом в траншее поручик Семенов и унтер Карпенко понимающе переглянулись. Семенов незаметно кивнул головой.
- Дозвольте мне, господин подполковник, - сказал Карпенко.
Большаков, пробиравшийся по траншее, остановился, посмотрел на унтера, потом на Семенова.
- Нет, ты не пойдешь! - и стал пробираться дальше.
- Догадлив, сука, - вполголоса сказал Карпенко.
Через минуту от окопов отделился и пополз человек.
- Кто это выискался такой? - спросил, приподнимаясь, Карпенко. - Какой-то новенький.
Семенов присмотрелся.
- Это с Большаковым в пополнение пришел, из его отряда, Хворостов.
- Дай-ка я его под шумок стебану в затылок.
- Погоди, пусть дальше отползет…
- Прекратить огонь! - раздалась команда Большакова.
Он лежал недалеко от Семенова и наблюдал за ползущим. Следили и все солдаты за ним. Вот он скрылся в ложбинке, через минуту бесформенное в сумраке темное пятно выползло снова и медленно продвигалось к убитой лошади. В тени лошадиного трупа человека не видно было. Кирюха подполз совсем близко. И вдруг со стороны недвижной лошади брызнула красная огненная вспышка, вслед за ней - щелчок револьверного выстрела. Кирюха дико вскрикнул и замер.
- Ах он, сволочь!.. - Большаков вскочил. - Подпоручик Ширпак! Вышлите свой взвод!
- Есть выслать взвод! - И тихо, дрогнувшим голосом спросил: - Самому тоже идти?
- Сами можете не ходить.
В это время партизаны открыли сильный ружейный и пулеметный огонь.
- Не иначе, как прикрывают своих лазутчиков, - сказал Большаков Зырянову и пустил вверх осветительную ракету. От окопов партизан ползла большая группа. - Открыть огонь! - скомандовал он и пустил ракету.
При ее свете он заметил, как раненый Коляда медленно, на руках стаскивал свое парализованное тело в ложбинку. Ракет на всю ночь не хватит, поэтому Большаков одной из них поджег стоявший в стороне стог сена.
Стало светло. Отчетливо видно ползущих с той и другой стороны.
Стрельба не прекращалась всю ночь, вода в пулеметах закипала. Несколько раз солдаты подползали почти вплотную к выемке, где лежал Коляда, но взять его не могли. К утру остатки взвода вернулись в свои окопы.
Измученные холодом, полуголодные солдаты утром с великой неохотой пошли в наступление. Два часа поднимали их офицеры, и только после того, как капитан Зырянов застрелил одного из солдат, наотрез отказавшегося вылезать из окопа, полк пошел. Но атака была вялой. Партизаны отбили ее без особого труда. Мороз не убавился и с наступлением дня. Солдаты дрожали и уже не про себя, а в открытую ругались и в следующую атаку не пошли.
Взбешенный Большаков бегал по траншеям и грозил наганом. Налетал на Карпенко.
- Почему твое отделение не поднимается?
- Не хотят, ваше высокоблагородие.
- Как так не хотят?
- Спросите их.
- Я вот спрошу! Как стоишь?! Как разговариваешь?! Сволочь. Пристрелю, как собаку! - Он судорожно полез в кобуру.
Карпенко злобно прищурил глаза, не спеша вынул из-за пояса бутылочную гранату.
- Я тебе "пристрелю"! - сквозь стиснутые зубы процедил он. - Я вот как ахну сейчас под ноги, так от твоего благородия ош-шметки полетят!
Стоявшие вокруг солдаты шарахнулись в стороны. Большаков побледнел. Он не был труслив. Но по лицу унтера понял, что тот не задумываясь ахнет гранату. И решительно захлопнул кобуру.
- Ну, подожди! - пригрозил он, уходя. - Мы с тобой еще встретимся.
- Дай Бог.
Вечером руководитель подпольного солдатского комитета Карпенко провел летучее собрание. Единогласно решили: довольно! И разошлись по ротам.
С наступлением ночи полк самовольно снялся с позиций и пошел - на Мельниково, а оттуда через Новичиху в Поспелиху. Оставленный без поддержки 46-й полк к утру, побросав раненых и обмороженных, ушел следом за 43-м. В Поспелихе Семенов узнал о падении Омска - столицы Верховного правителя. В первый же день прибытия в село на квартиру к Семенову пришел посыльный из штаба полка.
- Вас срочно вызывает к себе подполковник Большаков, - доложил он.
У Семенова сидели Карпенко, Меншиков, ефрейтор Петренко, пришедший в полк вместе с остатками отряда Большакова, и еще двое солдат, членов подпольной организации.
- Передайте подполковнику, что я не могу прийти, - сказал он связному. - Если я очень нужен, пусть придет ко мне.
- Правильно, - одобрил Карпенко, когда за посыльным закрылась дверь. - Ты, Петр Алексеевич, один вообще теперь не ходи никуда.
Через пять минут на квартиру явился сам Большаков. Пришел один.
- Я считал вас храбрее, поручик, - сказал он, переступив порог комнаты. - А вы нашкодить нашкодили, а прийти в штаб держать ответ струсили.
- Если вы пришли только за тем, чтобы обвинять меня в трусости, то можете считать вашу миссию законченной. Унтер покажет вам, где дверь.
- Нет, я пришел не за этим. Прикажите нижним чинам выйти, у нас будет чисто офицерский разговор.
- Нижние чины мне никогда не мешали, тем более не мешают сейчас.
- Они мешают мне, поэтому я прошу, чтобы вы их удалили.
- Не забывайте, подполковник, что не я у вас в квартире, а вы у меня.
- Хорошо, - согласился Большаков. - Тогда скажите, вы - большевик?
- Да, большевик и по убеждениям и по принадлежности.
- Тогда нам не о чем разговаривать… Поздно я вас раскусил.
- Поздновато…
Большаков направился к двери.
- Мой совет вам, поручик, побыстрее покинуть полк. Иначе я не ручаюсь за вашу жизнь…
- Благодарю вас, подполковник, за совет, но я в нем не нуждаюсь.
После ухода Большакова наступило минутное молчание.
- Бесстрашный, черт, - не без восхищения сказал Меншиков.
- А все-таки, когда я в тот раз замахнулся гранатой, он струхнул.
- Еще бы, у тебя такие дикие глаза были, любой испугается.
- Он один из тех, - вмешался Семенов, кого надо уничтожать безоговорочно, без суда и следствия.