- Как? Я уже все обдумал. Смотрите: вот над нами окно на втором этаже… Да не то, а вот это. Здесь - ее спальня. Леонид Петрович сегодня до поздней ночи будет занят… - он хмыкнул, - обсуждением важных государственных дел, а супруга будет скучать. Через часик я к ней пойду. Вам, господа, предлагаю вооружиться биноклями и взобраться вон на то Дерево. Вон, с раздвоенным стволом. И в бинокль будет видна вся внутренность спальни, в том числе кровать. Я уже на этом дереве был, проверял: ложе видно со всеми подробностями… Итак, господа, ровно через полтора часа вы должны быть на этом дереве. Шторку на окне я раздвину, даже могу окно открыть, и вы со своего наблюдательного пункта будете лицезреть чудеснейшую картину. Я постараюсь сделать так, чтобы ваше любопытство было полностью удовлетворено… Ба! Василий Андреевич! Привет, дорогой! Сегодня вы воочию убедитесь в том, что со мной нельзя спорить: Милославский проиграл пари. Вот хорунжий Бессмертный будет вашим проводником, если хотите. - Штабс-капитан похлопал подошедшего Большакова по плечу и вышел.
Через полчаса Большаков с группой офицеров в военном и штатском сидел в кабинете генерал-майора Биснека и слушал инструктаж. Василию Андреевичу только что сообщили, что он отправляется командиром отряда особого назначения в Камень.
Биснек устало щурил глаза и тонкими длинными пальцами тер виски.
- Ваш отряд, капитан, будет входить в состав карательной, - он поморщился, - я не люблю этого слова! - карательной экспедиции полковника Окунева. - Генерал повернулся к полковнику. - Мы уже разработали кое-какие меры по ликвидации большевистских гнезд в Каменском уезде. С этими планами господин полковник вас ознакомит. Это, - указал он на сидевших рядом с Большаковым людей, - офицеры вашего отряда и засылаемые в села под видом большевиков, бежавших из тюрем. Они тоже будут держать с вами связь. Это глаза и уши вашего отряда.
Большаков слушал Биснека, незаметно посматривал на часы и укоризненно думал: "Глаза и уши!.. Где у тебя у самого глаза и уши, господин генерал-майор? Всякие хлыщи, подобные Зырянову, насмехаются над твоей женой, а ты сидишь здесь и строишь из себя государственного деятеля!"
- Прошу вас, господа, - продолжал Биснек, - пройти сейчас в соседнюю комнату, где полковник познакомит вас друг с другом. Хотя вы, видимо, уже давно все знакомы? Но это не имеет значения. Полковник более подробно проведет с вами инструктаж. - Генерал устало наклонил голову, показывая этим, что аудиенция закончена. Когда все встали, он добавил - Прошу штабс-капитана Милославского и подпоручика Любимова остаться. У нас с вами будет особый разговор.
Уходя, Василий Андреевич внимательно посмотрел на одетого в штатский костюм подпоручика. Невысокий курносый, с жесткими, торчащими в сторону белокурыми волосами, он мало напоминал интеллигента. Большаков впервые встретил его сейчас - наверное, он откуда-то недавно приехал…
После этого тайного разговора с генералом Милославский исчез. Появился он через неделю без своих пышных усов, весь в синяках и ссадинах. Большаков, живший с ним в одной комнате, удивленно вытаращил глаза.
- Что с вами, Милославский?
Тот попытался улыбнуться, но на разбитых, распухших губах вместо улыбки появилась гримаса.
- Ничего, не удивляйтесь, капитан. Все сделано согласно разработанной начальством инструкции. - Он подошел к зеркалу и стал рассматривать незнакомую бритую физиономию. - Здорово все-таки они меня разукрасили, стервецы;
- Что же все-таки произошло?
- Ничего особенного. Я был в тюрьме.
- Не понимаю. Расскажите толком: где ваши усы, кто вас так избил?
- Усы? Усы списаны как издержки революции… Вы любите охотиться, капитан? - вдруг спросил он.
- При чем тут охота?
- Со мной проделывали эксперимент - я был подсадной уткой к арестантам.
- Ну и что? Они вас так избили?
Милославский любил удивлять людей. Ему нравилось недоумение Большакова.
Но Василий Андреевич начинал уже злиться, и штабс-капитан рассказал все.
- Я поступаю в ваше подчинение, капитан. Пока от вас скрывали это - не знали, удастся ли моя подсадка. Теперь все выяснилось. Я сейчас не штабс-капитан милиции, а рабочий из Сузуна, арестованный за участие в подпольной организации (мы на днях разгромили там всю их банду). Меня как подпольщика избили и бросили в камеру, где сидели подследственные большевики. Мне надо было сойтись поближе с одним типом. Он арестован месяц назад по подозрению в связи с подпольной большевистской организацией. На всех допросах он отрицал и отрицает всякую такую связь. Но мы располагаем данными, что такая организация существует.
- Да-а… - протянул Василий Андреевич. - Вы молодец, Михаил. Завидую. Но я бы не мог жить в их логове, не сумел бы.
- Я с удовольствием поиграю в подпольщика. Вы знаете, в детстве родители отмечали у меня незаурядные артистические способности и прочили мне будущее большого актера, но, как видите, из меня вышел… жандарм…
3
Неожиданно в конце июля в Усть-Мосиху вернулся Андрей Борков. Его отпустили из тюрьмы как безнадежно больного, отпустили только затем, чтобы умер дома…
…В глубоком бездонном небе катилось раскаленное, пышущее солнце. Воздух был сух, ароматен. Андрей лежал на душистом сене и часто, неглубоко дышал. Он глядел кругом и не мог наглядеться. Неужели он скоро будет дома? Верил и не верил этому. Думал о друзьях. Как они обрадуются его возвращению!
И он не ошибся. Друзья обрадовались. На вторую же ночь проведать его пришел старый друг Аким Волчков, потом - Матвей Субачев. Они долго говорили. Андрей рассказывал им о допросах в тюрьме, о побоях.
И вот несколько дней спустя, в одно из посещений, Матвей Субачев увидел в доме Боркова незнакомого парня с кровоподтеками на лице. Вопросительно глянул на Андрея, лежавшего на постели. Тот слабо улыбнулся и тихим, глухим голосом ответил:
- Помнишь, Матвей, я рассказывал тебе о парне из Сузуна, который поддержал меня в трудную минуту. Вот это он самый. Сбежал-таки. Податься некуда, пришел ко мне.
Матвей протянул новичку руку.
- Субачев Матвей.
- Милославский, - ответил тот мягким баритоном.
Матвей оглядел его пристально. Это был тщедушный парень лет двадцати пяти - двадцати семи с тонким с горбинкой носом и белесыми навыкат глазами, темные прямые волосы жидкими косичками прилипали ко лбу и вискам. Милославский довольно охотно рассказывал о себе.
Через два дня к Милославскому пришел Иван Тищенко. С присущей ему крестьянской неторопливостью он подробно расспросил Милославского буквально обо всем. Ничему не удивлялся, ни о чем не рассказывал ему сам. Проводив Тищенко, Милославский задумался: "Ну вот и познакомился кое с кем. Это наверняка друзья Данилова. Ничего, заслуживают того, чтобы с ними бороться в полную силу. Тот, первый, решительный и ловкий, но необузданный. Этот осторожный, берет исподтишка, но цепко. Каков же сам Данилов? Не дай Бог, если он сочетает в себе все эти качества! Тогда я тебе не завидую, штабс-капитан Милославский… Но ничего, чем умнее противник, тем острее игра. Правда, Зырянов уже сломал зубы на этом орешке. Но мы попробуем этот орешек прогрызть изнутри…"
После Ивана Тищенко к Милославскому долго никто не наведывался. У него даже закралось опасение: не заподозрили ли они что!
Но однажды ночью неожиданно за ним зашел Субачев и пригласил на собрание подпольной организации. Подпольщики собрались на краю села в заброшенном овине. К удивлению Милославского, их было много. Он насчитал около двадцати человек. "Вот уж этого бы я не сделал, - подумал Милославский не без удовольствия. - Нового, непроверенного человека не пригласил бы на собрание, где будут все члены организации. А где же сам Данилов? Должны же меня с ним познакомить…"
Данилов вошел с Иваном Ильиным после всех. Поздоровался. Окинул собравшихся взглядом. Глаза у него были карие, с задоринкой, подвижные и в то же время внимательные, цепкие. На мягком недеревенском лице особенно выделялись глаза, широкие черные брови и выпуклый квадратный лоб. "У-у, да он совсем юноша!" - удивился Милославский. Поэтому, когда Данилов подошел к нему и протянул руку, не вытерпел, улыбнулся:
- Товарищ Данилов, извините за не совсем деловой вопрос, сколько вам лет?
Данилов по-ребячьи подмигнул товарищам, ответил:
- Двадцать один год. - Улыбнулся - Давно уже из отцовских штанов вырос… А что?
- Не таким я вас раньше представлял. Вы мне казались человеком пожившим, умудренным.
Данилов быстро спросил:
- А вы откуда обо мне раньше слышали?
"Так, - крякнул про себя Милославский, - чуть не влопался". Но ответил подчеркнуто спокойно:
- Да здесь в селе слышал разговоры.
- Вы, видать, уже ознакомились у нас?
- Да, в основном. Я очень общителен.
- Это хорошо.
В ходе собрания Милославскому дали слово первому.
Он закатил большую речь. Рассказал о работе подпольной организации Сузун-завода, об аресте подпольщиков, о пытках в тюрьмах. Задрал рубаху, показал все еще не подсохшие раны на теле. Говорил он горячо. Не раз у него на глазах навертывались слезы, дрожал голос. Слушали его очень внимательно, почти с восхищением.
На собрании обсуждался вопрос об оружии - самый коренной вопрос сегодняшнего дня в организации, как сказал Данилов. "Значит, готовятся к восстанию, - сделал вывод Милославский. - Неужели поздновато я приехал, не успею?"
Милославский был очень собран, ловил каждое слово. К концу собрания понял, что только двенадцать человек жили с Даниловым, а остальные находились дома, в селе, свободно разгуливали по улицам.
Узнал Милославский, что, кроме членов организации, подпольщики имели немало сочувствующих, которые в любую минуту могли им помочь.