"Помнят наши милости-любят нас!.." - подумал опять Василий. Он приветливо улыбался жителям и кивал им головой, забыв в эту минуту все свои тревоги и опасения.
Радонежцы проводили великого князя до выезда из города и простились с ним.
- Дай тебе Бог говенья тихого, кормилец наш! Здрав будь, государь великий!.. - слышались из толпы напутственные пожелания.
Поезд спустился с Радонежской горы и через час уже подъезжал к стенам обители. Государь подоспел вовремя: в монастырских церквах только что ударили к вечерне…
Чернец-привратник, стороживший дорогу с караульной башни над воротами, издали разглядел государев поезд и опрометью бросился вниз оповестить игумена.
В обители засуетились. Через несколько минут длинная вереница братии с иконами и хоругвями в руках, во главе с игуменом уже выходила из ворот навстречу великому князю…
Царский поезд остановился. Василий с помощью бояр вышел из саней и подошёл под благословение к игумену.
Благословив государя, игумен и старейшие из братии почтительно поддерживая Василия под руки, повели его в собор прикладываться к мощам Сергия преподобного…
Прямо с пути, не отдыхая, простоял государь всю вечернюю службу. Вместе с ним простояли до конца и оба малолетних сына…
Тихий мир святого места и усердная молитва наполнили умилением душу великого князя.
Созерцание святых мощей преподобного Сергия уничтожило в сердце Василия всякие страхи и сомнения…
Тем же вечером после службы, беседуя с игуменом и другими старцами, Василий рассказал и о дурной примете. Но рассказал он уже успокоенный, без прежнего страха…
Игумен благословил его на сон грядущий.
- Спи покойно, государь благочестивый! - произнёс старец. - Преподобный и святой Сергий оградит тебя от всяких бед и напастей!..
И Василий спокойно заснул в эту ночь…
IV
Что-то будет?
На полпути между Москвой и Коломной, под вечер накануне Великого поста, по Коломенской дороге лёгкой рысью, почти шагом, подвигалась толпа всадников.
Дорога пошла густым лесом.
Проехав ещё с версту, передовой всадник остановился. Он внимательно огляделся кругом, взглянул на небо, порозовевшее от заката, и решительно спрыгнул на землю. Понемногу подъезжал и останавливался и весь отряд.
Передовой, сняв шапку, подошёл к двум всадникам, сидевшим на красивых вороных лошадях в богатой сбруе.
- Здеся-тко, государи великие! - произнёс он с низким поклоном. - Тут, влево, тропка сейчас будет…
Те, которых он назвал государями великими, с помощью слуг слезли с лошадей и вслед за проводником по чуть заметной тропке свернули в лес. За ними гуськом, по одному, потянулся весь отряд. Лошадей спешившиеся всадники вели в поводу.
- Надо быть, ночевать в лесу придётся, князь! - вполголоса проговорил высокий смуглый мужчина в лисьем кафтане - один из тех, к кому обращался проводник. Это был знакомый уже нам князь Дмитрий Юрьевич.
Товарищ его, князь Иван, пожал плечами:
- Коли не ждёт в сторожке- придётся, государь…
Впереди меж деревьев засветлело. Через минуту открылась небольшая лесная поляна. Та же узенькая тропка вела наискось через всю поляну к противоположной опушке. Здесь, под деревьями, приютилась небольшая сторожка, полузасыпанная снегом. Кругом не виднелось никакого другого жилья и стояла мёртвая тишина…
Проводник подошёл к сторожке и отворил низенькую покосившуюся дверь. Оба князя, нагнувшись, вошли вслед за ним. В избёнке было темно и холодно.
- Нету… ночевать будем, - проговорил Дмитрий. - Не уехал, знать, сегодня ещё…
Слуги натаскали в избушку сухого валежника, и через несколько минут на земляном полу затрещал небольшой костёр: едкий сизый дым наполнил всю сторожку, выбиваясь клубами в открытую дверь… В таком дыму, казалось бы, нельзя пробыть было и минуты, но оба князя, как и все русские люди, привычные ко всему, спокойно устроились на разостланных для них на полу кошмах…
Оживилась и пустынная лесная прогалина.
В нескольких местах запылали костры, послышался людской говор; с опушки то и дело доносилось ржанье лошадей…
Наступила тёмная, безлунная ночь; княжеская челядь - большей частью из небогатых боярских детей, - утомлённая дневным переходом, стала устраиваться на ночлег вокруг костров под открытым небом. Понемногу замолкали голоса; вся поляна погрузилась в сон.
Не все, однако, спали в эту минуту: около ближайшего к сторожке костра, шагах в десяти от двери, сидели четыре человека и тихо разговаривали между собой; одежда всех четверых была богаче, чем у остальных челядинцев; для них на снегу были постланы кошмы, и по всему было видно, что это - ближние княжеские люди… Между ними был и тот, который давеча указывал дорогу князьям на поляну. Он приходился дальним родственником боярину Старкову и вместе с ним приезжал из Москвы к князю Можайскому. Он был из числа тех выборных от боярских детей, о которых говорил боярин Можайскому. Звали его Иваном Волком, и это прозвище как нельзя более подходило к нему: лицо у Волка было постоянно угрюмое и нахмуренное, а маленькие, косые глаза совершенно по-волчьи злобно смотрели исподлобья.
Двое других - старик и молодой, оба боярские дети-были стремянными князей Дмитрия и Ивана; четвёртый - молодой боярский сын по прозванию Бунко, родом рязанец - принадлежал к дворне Можайского. Во время последнего похода против татар Бунко оказал какую-то услугу князю Ивану, и тот обласкал его и наградил поместьем около Козельска…
Бунко и Волк лежали рядом на кошмах и только изредка вступали в разговор, который вели между собой княжеские стремянные…
Старик стремянный, которому всё казалоеъ холодно, подбросил несколько веток в огонь.
- Шибко морозит, - проговорил он, протягивая руки к самому огню, - ровно и на февраль не похоже…
- У тебя всё морозит, дядя Степан! - засмеялся молодой. - И летом, чай, в тулупе ходишь…
Старик, не говоря ни слова, подбросил ещё ветку.
- Поживёшь с моё, парень, сам такой же будешь… - добродушно заметил он. - И куда только тащимся мы, прости Господи?!
На этот вопрос никто ему не ответил. Старик не унимался.
- Волк, ты-то, чай, знаешь?! - обратился он снова к проводнику.
Волк лежал, облокотившись на руку, и пристально смотрел в огонь; пламя костра отражалось в его жёлтых глазах, и они то и дело вспыхивали и светились совсем по-звериному…
- Дорогу-то, старина, знаешь, по коей шли? - насмешливо спросил он вместо ответа.
Старик немного рассердился.
- И впрямь Волк ты, Иван, а не человек! - проговорил он. - Тебя по-божески спрашивают, а ты рычишь да огрызаешься… И где тебя нашёл такого боярин твой?!
- Родственники мы с ним: меня да его один поп крестил, - лениво отозвался Волк.
Молодой стремянный и Бунко засмеялись. Старик покачал головой.
- Ты говоришь, по какой дороге идём? Знамо-по Коломенской!.. А дорога в Москву ведёт, - в Москву, что ли, идём, Волк? Что тебе, аль сказать жалко?… Все дни молчишь, как пень…
- В Москву, старик, в Москву! Это ты верно угадал, - так же насмешливым тоном ответил Волк.
Старый стремянный что-то заворчал про себя и стал опять поправлять костёр.
- Дядя Степан, а дядя Степан! - заговорил вдруг молодой стремянный, красивый парень в щеголеватом зелёном кафтане. - Коли на Москву идём, что ж мы словно тайно по дороге пробираемся?… Неладно что-то. Оно правда, что у моего князя, Дмитрия Юрьевича, николи не узнаешь, куда едет, коли на коня сел… Кажись, не так что-то.
- Мели, мели, дурья голова! - сурово оборвал его Волк. - Хорошо твой князь делает, что про себя всё держит… Вы бы подняли трезвон…
Разговор ещё несколько времени продолжался в том же духе. Один только рязанец Бунко не принимал в нём никакого участия и, казалось, совершенно им не интересовался…
Но это только так казалось; на самом же деле неожиданный приезд Шемяки, а потом Старкова е товарищами сильно его занимали. Хитрый и догадливый рязанец всю неделю прислушивался и присматривался к тому, что говорилось и делалось на княжеском дворе… Но дворня Можайского сама ничего не понимала; а Волк, которого одного оставил боярин Старков, уехав в тот же день назад в Москву, был нем как рыба. На все вопросы иподходы он отделывался или молчанием, или бранью…
Бунко видел, что оба князя что-то затевают и что боярин Старков с ними в заговоре; но что именно, он всё ещё не мог догадаться…
Сегодняшний разговор пролил много света в его догадки.
Оба стремянные уже давно замолчали; заснул, казалось, и Волк…
Не спалось одному Бунко; он несколько раз вставал, поправлял затухавший костёр, ложился снова на кошму, но заснуть не мог… В голову рязанца нахлынуло столько мыслей, что ему было не до сна…
"Дела!.. - думал Бунко. - По Коломенской дороге идём… на Москву… А зачем на Москву? Коли с добрым, так не ходят тайком, - правду сказал парень. - А Волк-то на него как окрысился? Видно, не по сердцу пришлось!.. Нет, тут доброго мало… Князь-от Дмитрий не из таких… Неужто ж Василия и впрямь согнать хотят?!"
Бунко от такой мысли бросило в жар.
"И нашего князя сманил за собой!.. Видно, и впрямь так!.."
И чем больше думал и сопоставлял рязанец все последние события, тем более убеждался в справедливости своего предположения…
"Ну, сгонят они Василия, - думал он дальше, - мой-то князь всё ж ни при чём останется… Значит, и нам выгоды от этого мало… Князь-от Дмитрий своих небось за собой потащит!.. А что, коли упредить великого князя?! - мелькнула смелая мысль в голове Бунко. - Упредить и уберечь? То-то наградит небось! Окольничим сделает, в думу посадит, землёй без счёта наверстает!.."