Хозяин с гостями ещё долго говорили о щедрости и чуткости аллаха, затем, прочитав последний, пятый намаз, улеглись спать.
После утреннего намаза, позавтракав, отправились дальше. Отдохнувшие лошади легко потащили скрипучую арбу. Какие-то всадники, - обогнав их, поздоровались с братьями. Затем, арба обогнала путников, едущих на верблюдах, ишаках, а то и шагающих пешком. Большинство из этих людей, как выяснилось, следует в Машед на паломничество. "И правильно, - думал Хабип, - ведь почти каждый человек имеет свои недостатки. У одних дети не родятся, у других они долго не живут, у третьих постоянно голова кружится, у кого-то ноги болят… Словом, у каждого достаточно веских причин для поездки в святые места…"
Солнце палило нещадно. Ризакули часто останавливал телегу и пил из кувшина воду. Впереди у поворота что-то показалось. "Вроде бы поблизости нет никаких селений", - удивился Ризакули. Спросил у брата. Но пальван, занятый своими мыслями, даже не расслышал вопроса.
- А? Что ты говоришь? - словно проснулся Хабип. - Что-то виднеется? Ну и пусть себе виднеется.
Но Ризакули не был погружён лишь в раздумья о боге. Его интересовало и то, что происходит вокруг. Он разглядел, как впереди них на дороге мужчина был впряжён в арбу. Рядом шла женщина, наверно, жена. Так они доехали до какой-то придорожной хижины и остановились. Навстречу им вышел мужчина. О чём они беседовали, Ризакули не слышал, но видел, что хозяин хижины стал опускаться в глубокое ущелье, откуда вроде доносилось журчанье ручья…
Ризакули тоже остановился возле них. Поздоровался с немолодым путником. Затем немного в стороне от дороги распряг лошадь и стал кормить её. Хабип-пальван тоже спрыгнул с арбы и слушал горестный рассказ путника:
- Два верховых разбойника вон за тем поворотом обнажили сабли и силой отняли у нас и деньги, и продукты, и лошадь. Как нам теперь быть, не приложу ума, - горестно вздыхал путник. Жена его, закутавшись в чадру, тихонько плакала.
- Куда держите путь? - осведомился Хабип.
- Жена у меня больная, хотели съездить в Машед, да вот с полпути вынуждены будем вернуться… - мужчина огорчённо вздохнул.
С двумя вёдрами, наполненными холодной родниковой водой, хозяин, обливаясь потом, выбрался из невероятно глубокого ущелья. Напоив всех и отдышавшись, он проговорил:
- Надо делать людям добро и этим смывать свои грехи. У меня ни на что больше, как жить у дорога и утолять жажду путников, не хватает сил. Для худайёлы - жертвоприношения богу - у меня нет скота, отправиться в дальний путь на паломничество нет средств - вот я я служу людям, как могу…
Хабип-пальван внимательно выслушал рассказ этого добродетельного человека и повторил про себя: "Надо добрыми делами смывать свои грехи". Они все вместе пообедали. Хабип предложил хозяину большую банку каурмы, лепёшки.
- А как по-вашему, можно ли завоевать прощение, если посвятить себя служению правде?..
- Наверно, можно, только моя вина слишком тяжела, её искупить непросто, - расстроился старик, - тридцать лет назад я несправедливо заподозрил жену в измене и убил её. Она была красивой и статной женщиной… И во искупление этого тяжкого греха я вот уже двадцать лет проживаю у этой дороги и чем могу помогаю путникам.
"Говорит, что совершил тяжкий грех, а всего-то я убил одного человека", - печально подумал Хабип. Вспомнил его слова: "Надо добрыми делами искупая" свои грехи", подошёл к путнику, у которого украли лошадь, и предложил ему с женой поехать в Машед вместе с ними.
Путник с благодарностью принял предложение Хабипа. Он сначала посадил на арбу свою больную жену, а затем и сам примостился рядом.
- Спасибо за приют! - поблагодарил Хабип-пальван хозяина хижины и тоже вскочил на телегу.
Был конец весны. Солнце палило нещадно. Длинные, свисающие завитки папахи Хабипа спасали от лучей только лоб и шею. А папаха Ризакули из валяной шерсти давала тени я того меньше. От такой жары ни ситцевая рубаха, ни бязевые штаны - не защита. Поэтому мужчины сидели в национальных халатах - донах. Женщина тоже была закутана с ног до головы.
Сейчас на этой накатанной дороге было мало путников. А вот осенью, после сбора урожая, движение здесь оживляется. У людей от продажи овец и продуктов появляются деньжата. Да в осеннюю пору и свободного времени у них оказывается больше. Дорога становится забитой теми, кто едет в святые места или возвращается оттуда.
Первым двух всадников, едущих впереди, заметил Ризакули. "Интересно, - подумал он, - почему эти конники едут по разным сторонам дороги, словно поссорившиеся друзья"…
- Это же те самые разбойники, что забрали нашу лошадь, - испуганно закричал мужчина, сидевший возле больной жены, - будьте наготове, как только наша телега поравняется с ними, каждый из них бросится с обочины к нам, обнажив саблю…
Хабип выразительно посмотрел на него, и тот сразу умолк.
Ризакули с вожжами в руках обернулся к брату, словно спрашивая его: остановиться или следовать дальше?
Хабип-пальван понял его невысказанный вопрос, сунул ему в руки один пистолет и приказал ехать вперёд. Расстояние между всадниками и телегой сокращалось. Женщина не выдержала:
- Да вы же везёте нас на верную смерть! Остановите лошадь, мы сойдём! - кричала она, вцепившись мужу в рукав халата.
Хабип, не глядя на неё, твёрдо отчеканил:
- Сидите спокойно! Не кричите!..
Оба разбойника были на вороных лошадях. Телега уже совсем приблизилась к ним. У разбойника, ехавшего справа, с левой стороны висела кривая шашка.
И хотя арба была уже почти рядом, они ехали спокойно, делая вид, что им до неё нет никакого дела. И только арба поравнялась с ними, как послышался строгий окрик одного из них:
- Все долой с телеги, и немедленно распрячь коня! - и с обнажёнными саблями они окружили телегу. Но увидев направленные на них два пистолета, отпрянули назад. Один из разбойников узнал пальвана.
- Хабип-ага, простите нас! Мы ошиблись! - Он мигом спрятал саблю в ножны, сложил руки на груди и отвесил поклон.
- Будь проклят твой отец, - грозно глянул на него Хабип, - ты ведь говорил, что уходишь от Абдуллы, потому что туркменов опасно грабить, а теперь ты нашёл более безопасное место для разбоя, стал грабить несчастных паломников?! Трудно и придумать большее грехопадение, чем грабёж бедных людей, следующих в святые места. У вас обоих на душе несмываемый грех. Таких надо безжалостно уничтожать.
- Просим именем святого Хезрета Апбаса, не убивайте нас, мы больше никогда и никого не будем грабить на дороге, - не поднимая склонённой головы, умолял разбойник.
- Сволочь ты, Ремев, я ведь хорошо тебя знаю! Сейчас же верни коня и деньги, отнятые у этих несчастных, - кивнул он на сидевших в его телеге мужа и жену.
- И ты постой! - сердито прикрикнул пальван на второго разбойника, ещё молодого парня. И тот тоже в испуге натянул поводья и замер возле телеги.
- Привяжи свою лошадь, - приказал ему пальван, - спустись в ущелье и принеси ведро родниковой воды.
Парень кинулся выполнять приказ пальвана. А Ризакули стал распрягать коня и стелить в тени арбы белую мягкую кошму.
Хабип-пальван прилёг. Пригласил в тень и мужа с больной женой.
- Значит, вы, ага, знаете этого разбойника? - подивился путник.
- Да, знаю этого негодяя. Он ещё недавно был наёмным сербазом у Абдуллы, это очень скверный и жадный человек, - объяснил Хабип.
- Но вернут ли они нашу лошадь? - сокрушался мужчина.
- Обязательно вернут! Он очень хорошо меня знает, - заметил пальван, - и арбу доставят, и деньги отдадут.
- Спасибо, добрый человек, я до смерти не забуду того, что вы сделали для нас, - сложил руки на груди путник.
- Что же за болезнь у вашей жены? - спросил пальван у собеседника.
- Моя жена самый несчастный человек, - печально склонил голову путник. - Как-то раз Абдулла-серкерде ехал в Машед, чтобы продать захваченных им туркменских пленников. По пути он сделал небольшой привал в нашем селе. Когда мы прибежали в чайхану, Абдулла с тремя товарищами пил чай. Возле чайханы сгрудились пленники, прижимаясь друг к другу. Мы стали разглядывать их. Одни - чтобы купить себе раба или рабыню, другие - просто из любопытства. - Паломник указал на свою жену. - Она мне, тогда ещё девчонка, очень понравилась, хотя и была бедно одета. Молодая пленница всё время прижималась к матери, видно опасаясь глазевших на неё людей… Наш местный бай долго торговался с Абдуллой, и наконец купил её мать, немного худощавую, но очень красивую женщину. Мать и дочь не хотели разлучаться и крепко держались друг за дружку. Слуги бая стали растаскивать их. По двое схватились за каждую. Наконец им удалось оторвать мать от дочери и увести. Девушка рыдала во весь голос. Но Абдулле всё это нипочём. Мне стало жаль худенькую миловидную девушку, и я решил её купить. Абдулла недорого взял за неё, видно, хотел поскорее избавиться от этих рыданий. Потом она подросла и стала моей женой. Теперь у меня три сына от неё. Но вот сама она больна. Страдает одышкой, сильно кашляет. Может, Хезрети Али-Риза поможет несчастной избавиться от своего недуга, - окончил свой рассказ путник и посмотрел на восток.
Услышав скрип телеги, паломник вскочил:
- Наша лошадь и наша арба!
А разбойник, подъехав к отдыхающим, спрыгнул с арбы и протянул паломнику узелок с деньгами.
Хабип-пальван бросил угрожающий взгляд на всадников:
- Вы мне поклялись, что больше никогда не будете разбойничать. Если до меня дойдёт слух, что вы нарушили клятву, я вас где угодно найду и не пощажу.
- Нет, ага, - в один голос крикнули они, - мы никогда не нарушим данную клятву, никогда не будем грабить…
- Идите, - махнул презрительно рукою Хабип.