В этой радостной сутолоке Леа чувствовала себя чужой, почти безразличной. Проходили танки со звучными именами: "Аустерлиц", "Верден", "Сен-Сир", "Эль Аламейн", "Мортом", "Экзюперанс"… Экзюперанс? Стой. на башне своего танка, сияющий офицер с закопченным лицом приветствовал толпу. Его взгляд скользнул по Леа.
- Лоран!
Ее возглас затерялся в шуме моторов и криках толпы. Она попыталась пробиться к нему, но удар чьего-то локтя, задевшего ее по раненой голове, на мгновение лишил ее сознания.
Молодой боец ФВС сумел вытащить ее из толпы.
Она пришла в себя в маленьком кафе на улице Ля Пошетт.
- Держитесь, милая, выпейте. Это вам поможет. Хорошее вино, я хранил его, чтобы встретить победу.
Леа взяла маленький стакан, который ей протянули, и, не отрываясь, проглотила янтарную жидкость. Она взорвалась у нее во рту и почти мгновенно принесла облегчение.
- Ничего нет лучше доброго арманьяка, чтобы щечки девушки порозовели.
Итак, Лоран здесь!.. Как только она увидела его, ее сердце забилось… Может быть, она все еще любила его? Слегка опьянев, Леа погрузилась в розовый туман. Все было кончено. Вдруг раздались выстрелы.
- Внимание… Снайперы на крышах!
Словно по волшебству, улица опустела, возвратив Леа к реальности: да, Лоран здесь, но Камилла мертва. При мысли, что она должна будет сообщить ему об этом, она снова почувствовала, что теряет сознание. Необходимость противостоять его горю казалась ей превосходящей ее силы. Пусть кто-нибудь другой скажет это ему вместо нее. Она устыдилась своего малодушия и покраснела. Никто, кроме нее, не должен сообщить ему об этом. Камилла не хотела бы ничего иного.
Танки остановились на площади перед Нотр-Дам, но она не видела танка, названного "Экзюперанс". По набережной двигалась колонна бронеавтомобилей. Парижане комментировали:
- Ты видел эти машины?.. Если бы такие были у нас в сороковом, мы не проиграли бы войну.
- Ты уверен, что это французы в таких формах?..
- Это американская форма… Однако это практичнее, чем обмотки на ногах…
- Все-таки наших невозможно узнать.
- Да плевать на их форму. Англичане, американцы или русские - неважно, главное, что они пришли сюда. Да здравствует де Голль!.. Да здравствует Франция!..
Леа брела вдоль набережной, она так устала, так вымоталась, что перестала соображать, что творится вокруг. В ее затуманенном сознании вращалась фантастическая карусель.
"Лоран жив!.. Что стало с Пьеро?.. Я потеряла Лауру и Франка… Надо предупредить моих тетушек… Узнали ли они что-нибудь новое о Франсуазе?.. Для Шарля было молоко сегодня утром?.. Лоран вернулся!.. Как сказать ему о Камилле?.. Почему все эти люди аплодируют?.. Ах, да, солдаты Леклерка здесь… Лоран с ними… А Франсуа, где он?.."
- Простите, мадемуазель, - сказал кинооператор с камерой на плече, сильно толкнувший ее.
Она очутилась на площади Сен-Мишель, поднялась в квартиру Франка. Никого - ни его, ни Лауры. Зато квартиру занимали полтора десятка бойцов ФВС. Она безуспешно пыталась объясниться с ними. В возбуждении они ничего не слышали. Надо было все же известить тетушек, как на грех, телефон, работавший все эти безумные дни, сейчас забастовал. В комнате матери Франка Леа нашла губную помаду и написала на всех зеркалах квартиры: "Я у теток. Лоран, Франсуаза и Пьеро тоже, может быть, там".
Танки!.. Танки сгрудились на площади Сен-Мишель, окруженные восторженной толпой, которая, аплодируя, приветствовала их. Леа пробралась к одному из них, забралась на гусеницу и поднялась к башне.
- Вы не знаете, где капитан д'Аржила?
- Нет, я не видел капитана после Орлеанских ворот.
Среди шума прозвучала команда:
- Спускайтесь, мы идем атаковать Сенат!
- Я прошу вас, если увидите его, скажите, что Экзюперанс…
- Это название его танка!
- Да, я знаю, скажите ему, что Экзюперанс в Париже у тетушек.
- Договорились, но взамен я хочу получить поцелуй.
Леа расцеловала его.
- Вы не забудете?
- Это ваш возлюбленный?.. Ему повезло иметь такую подругу, как вы. Слово чести, я не забуду. Если меня не убьют, конечно…
У Леа кольнуло сердце.
Она соскочила с "шермана" и наблюдала, как маневрируют танки. Они двинулись по узкой улице Сент-Андре-дез-Ар под приветствия толпы, собравшейся на тротуарах веред лавками с опущенными железными жалюзи, на которых кое-где виднелись надписи мелом: "Внимание! Машина ФВС №… захвачена четырьмя полицейскими! Стреляйте по ней!"
Колонна повернула налево, в сторону Одеона. Леа пошла по улице Де Бюсси. "Только полдень", - подумала она, взглянув на уличные часы. Кафе снова распахнули свои двери. Она проглотила полпорции мороженого в бистро на улице Бурбон-лё-Шато среди жителей квартала, обсуждавших события. Один из них уверял, что видел американские танки и грузовики на Новом мосту.
В нескольких окнах полоскались трехцветные флаги. На порогах своих домов люди обменивались впечатлениями, временами бросая беспокойные взгляды в сторону крыш.
Дверь квартиры ее теток на Университетской улице была широко открыта. При входе царил необычный беспорядок. "Боже мой, Шарль!" - подумала Леа, бросаясь в свою комнату. Сидя на кроватке, он с серьезным видом листал альбом Бекассина, принадлежавший матери Леа. Улыбка осветила его лицо.
- Ты вернулась! Я так боялся, что ты больше не придешь.
- Мой дорогой, как ты можешь говорить такое! Я никогда тебя не покину. Ты поел?
- Да, но это было невкусно. Сегодня хорошая погода. Пойдем гулять!
- Не сегодня, на улице еще война.
- Я знаю, я слышал сейчас крики и выстрелы. И тетя Альбертина плакала.
"Она узнала, что Пьеро мертв", - подумала Леа.
- Я вернусь, только поговорю с тетей Лизой.
Она нашла плачущих Лизу и Эстеллу на кухне.
- Наконец-то ты! - воскликнула тетка.
- Что с вами? Что происходит?
Женщины опять заплакали.
- Скажете вы мне, наконец, что произошло?
Эстелла прошептала:
- Мадемуазель Франсуаза…
Вдруг Леа стало холодно.
- Франсуаза! Что с ней случилось?
- Ее арестовали…
- Когда?
Эстелла сделала неопределенный жест.
- Об этом сказала молочница с улицы Дю Бак, пришедшая нас предупредить, - выговорила Лиза. - Альбертина тотчас же ушла, даже не успев надеть шляпу.
При других обстоятельствах такое замечание вызвало бы у Леа улыбку, но в данном случае забыть о шляпе значило, что речь шла о чем-то очень важном.
- Куда она направилась?
- На площадь перед церковью.
- Давно?
- Может быть, с полчаса.
- Я иду туда. Последите за Шарлем.
- Не ходи туда! Не ходи! - кричала Лиза, хватая ее за руку.
Леа молча освободилась и вышла.
19
Погода была великолепная, в воздухе словно ощущалась праздничная атмосфера. На улице царило оживление: куда-то спешили смеющиеся девушки в коротких светлых платьях, украсив волосы кокардами или маленькими трехцветными флажками; элегантные женщины, которых обычно встречаешь на воскресной мессе, освободившиеся от своей чопорности; пожилые дамы под руку с пожилыми господами, вновь обретшими былую живость. Все направлялись к площади.
Хотя и готовая к подобной картине, Леа замерла в изумлении: площадь была черна от народа.
На верху церковной лестницы, видевшей некогда другие зрелища, разыгрывалась трагикомедия перед публикой, которая смеялась, гоготала и издевалась, поощряя актеров жестами и голосом. Декорацией служили: несколько скамей, плетеный стул и прикрепленный кинжалом над дверью алтаря большой лист белой бумаги, по которой еще стекали чернила, с надписью: "Здесь стригут бесплатно". Пьеса уже началась. Актеры исполняли свои роли, играя очень "натурально". "Ведущий", толстый мужчина в рубашке с повязкой ФВС, выкрикивал очередное преступление:
- Восхищайтесь супругой Мишо, которая донесла на своего мужа в гестапо. Заслуживает ли она оправдания народного трибунала?
- Нет, нет, - вопили зрители.
- Тогда-а-а-а…
- Пусть ее обстригу-у-ут!.. Га… га… га…
Мощный взрыв смеха сотряс присутствующих.
На импровизированной сцене помощники народного правосудия заставили жену Мишо сесть на стул. Появился "парикмахер", вооруженный большими портновскими ножницами, он вращал ими с щелканьем над ее головой и с ужимками Мориса Шевалье пел:
Видели вы новую шляпу Зозо?
Эта шляпа - потешная шляпа,
Спереди на ней маленькое павлинье перо,
А сбоку любовь попугайчика.
Около Леа икала от смеха толстая девица в белом халате молочницы или мясной торговки, цепляясь за руку пожарного.
- Она намочит себе штаны… Га… га… га… Я говорю тебе, что она описается… Га… га… га… Так и есть!..
Взрывы смеха сотрясали толпу, вызывая у Леа головокружение. Она видела, как размахивали отрезанными прядями волос, будто на арене хвостом и ушами быка, слышала приветствия толпы, напоминающие выкрики на корриде. Тянулись руки, чтобы завладеть этими печальными трофеями.
- После грубой обрезки… стрижка!
Рухнув на стул, жена Мишо с опухшим от слез лицом, выпачканным плевками, понесла справедливую и заслуженную кару за вероятное доносительство на своего мужа в гестапо. Какое имеет значение, что она говорит, будто он бежал в маки Корреза, чтобы уклониться от принудительных работ? Разве соседка не видела, как она отвечала немецкому солдату, спрашивавшему у нее дорогу?..