- За большевистской партией идут рабочие, фронтовики, крестьяне, потому что большевистская программа - это их программа, и недалек тот час, когда Керенский со своими министрами полетит к чертовой матери! А из Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов мы выгоним меньшевиков и эсеров. Авторитет большевиков среди трудящихся растет с каждой минутой, потому что у большевиков слово не расходится с делом и трудящиеся воочию в этом убеждаются.
Воробьев рассказал, что Керенский, видя в большевиках, а особенно в Ленине, свою гибель, начал их преследовать. Рассказал о решении большевистской конференции немедленно отобрать землю у помещиков и о выступлении Ленина на Первом съезде Советов. Всего этого Дмитро еще не знал и потому слушал эти известия, как прекрасное художественное произведение. Напрасно Михайло, прерывая рассказ, просил Надводнюка пить чай. Дмитро тут же забывал о чае.
- Вот не знаю, все ли ты понял, Дмитро, - продолжал Михайло, - а только нам теперь нужно так действовать: в селах надо создавать крестьянские комитеты и немедленно отбирать помещичью землю. Это начинается наша революция. Не время сидеть сложа руки, надо действовать. Сделаем, Дмитро, нашу революцию, и тогда начнется в нашей стране настоящая жизнь. Помещиков и буржуев прогоним, чтоб и духу их не было. Помещичью, монастырскую и церковную землю конфискуем и отдадим крестьянам! Конфискуем у капиталистов фабрики и заводы и отдадим рабочим! Все будут иметь и хлеб, и к хлебу. Народные школы построим, чтобы все стали грамотные. Учиться наши дети будут бесплатно. Нам, брат, дороги не было при дворянах и буржуях, зато наши дети свет увидят. Из среды рабочих и крестьян выйдут инженеры, агрономы, учителя, ученые, профессора, художники… Всюду дорога будет открыта. По-другому будем жить! Все, что нам нужно, - все у нас будет, потому что вся сила будет в наших мозолистых руках.
При одной даже мысли об этой новой жизни у Дмитра дыхание перехватило, быстрее застучало сердце. "Это будущее уже недалеко. Как же тогда будет в Боровичах?" - подумал Дмитро, и перед ним возникло поле от села до железной дороги и даже до хуторов Мариенталя. Поле не Соболевского и Писарчука, а их, бедняков. Счастливый народ на работу спешит. Песни, песни… Лошь - не помещичья, а всего села. Лови рыбу, купайся, сколько хочешь. Сосновые леса, дубовые рощи - общественные. И сенокосы… Вот когда люди будут счастливыми! За такое счастье можно и жизнь отдать…
- Откуда у тебя сведения о Ленине? Петроград далеко, - тряхнув головой, спросил Дмитро.
Воробьев ласково улыбнулся, прощая Дмитру его неосведомленность в партийных делах.
- Человек такой был прислан к нам из центра для связи, понимаешь?
"Как не понять? Так вот откуда у Михайла эта удивительная сила, - подумал Надводнюк. - Михайло не один, он вместе с партией, с Лениным". - И у Дмитра впервые появилось сознательное желание быть таким, как Воробьев, все знать, понимать, обладать такой силой, как Михайло, быть ближе к Ленину.
- Мне с тобой, Михайло, по одной дороге идти к новой жизни… Я о моей партийности говорю. Ты как считаешь? - отвечая скорее на свои мысли, чем задавая вопрос, спросил Надводнюк. Воробьев посмотрел ему в глаза, улыбнулся тепло и приветливо.
- Хорошо, Надводнюк. Ты начинай работу, чтобы мы тебя в деле видели, а я поговорю в организации.
- Так научи, как и с чего начать.
Они вышли из-за стола и поудобнее уселись на кушетке.
Глава шестая
Дня через три после того, как Надводнюк виделся с Воробьевым, из Сосницы в Боровичи прибыл в фаэтоне эсеровский эмиссар, заехал прямо к Писарчуку, пробыл у него часа два и уехал по направлению к Макошину. Это не удивило бы Дмитра, но сразу после отъезда эмиссара он, как и все его друзья и другие крестьяне, сидевшие возле лавки (было воскресенье), увидели Писарчука, который лихорадочно и озабоченно метался по селу. Вскоре возле Писарчука оказались Маргела, Варивода, собственники хуторов, жившие по ту сторону железнодорожного полотна, - братья Сергей, Евдоким и Иван Орищенко, владелец лавки Верещака и другие. Они постояли у церкви, посовещались и быстро разошлись в разные стороны.
- Что-то затевают, нюхом чую, - подтолкнул Надводнюка Ананий Тяжкий.
- Забегали… - сплюнул общественный пастух, Свирид Сорока, низенький, обтрепанный, в дырявом соломенном бриле.
Хоть наступил уже вечер, но домой никто не шел. Всем хотелось узнать, отчего суетится кулачье?..
Вскоре по направлению к усадьбе старого Луки Орищенко, находившейся у самой церкви, прошел поп Маркиан, потом проковылял сам Лука, пробежали Писарчук и Маргела. По одному сходились кулаки. Шли они степенно, возле лавки убавляли шаг и здоровались с толпой, но, здороваясь, смотрели куда-то в сторону, мимо людей. Всем было ясно, что собираются только званые.
- Чего это они? - удивлялись у лавки.
- Может, люди хотят рюмку выпить в честь праздника?
Надводнюк оглянул толпу и сказал:
- Нет, друзья, у них собрание будет. Какое-то секретное. Вот видите: пошли только свои. Для чего-то приезжал ведь эсеровский эмиссар?
- Секретное? - воскликнул Ананий. - А вот я пойду и тоже послушаю. Рюмки ихней мне не нужно, а послушать я хочу.
- И я с тобой пойду! - оперся на палку Сорока.
- Идем, хлопцы, все! - позвал Надводнюк.
Поднялось немало народу и пошли к высокой, окрашенной калитке под навесиком.
На резном крылечке сидела старая, толстая, похожая на стог сена, жена Орищенко. Увидев толпу, она ушла в хату. На крыльцо вышли Писарчук и Лука.
- В чем дело? - громко спросил Федор Трофимович.
- Послушать хотим, - выступил вперед Надводнюк.
- Не о вас разговор будет.
- Здесь только собственники, - тоненьким дискантом выкрикнул старый Орищенко из-за спины Писарчука. Этот дискант всем был хорошо знаком: Орищенко по праздникам пел на клиросе.
Писарчук дернул его за рукав, но было уже поздно. К крыльцу, тяжело ступая, подошел Ананий.
- Я тоже собственник.
По двору прокатился хохот.
- Что же у тебя есть, Ананий? - перегнулся через перила Писарчук.
- Хата.
- В которой и от дождя не спрячешься! - закричал кто-то в толпе.
- Что еще у тебя есть?
- Земли три упряжки. Жена есть, дети!
- Принимаете?
- Шутить любишь, - хотел засмеяться Писарчук, но лицо его искривила колючая гримаса.
- Какие там шутки? Вы дело говорите!
Все притихли в ожидании ответа.
- Придешь ко мне, поговорим.
- Сейчас говорите!
- Неподходящая кандидатура, правда? - отозвался Бояр. Писарчук побагровел.
- Вон со двора!
Надводнюк вскочил на стоявшую возле крыльца скамью. Толпа сразу же окружила его.
- Слыхали? Как скотину, гонит! - громко сказал Надводнюк. - Видели, кто здесь собрался? У одного сорок десятин, у другого пятьдесят, у третьего еще больше. Анания не принимают - не ко двору. "Собственники" будут совещаться. Мы знаем, о чем богатеи совещаются! Не поможет вам ваш совет…
- Ты знаешь, куда девают таких? - схватил Надводнюка за плечо Писарчук.
Рядом с Дмитром стали Бояр, Ананий, Малышенко и Кутный. Затрещали колья в плетне. Писарчук вбежал в сени и загремел засовом.
Возмущенная толпа стала выходить со двора.
Надводнюк шепнул Бояру:
- Скажи Ананию, Малышенко и Клесуну, другим я скажу, как только стемнеет, - ко мне.