В течение всего времени болезни она не хотела, чтобы к ней приходил Ян, говоря, что она его стесняется. Ей стыдно, что она страдает женской болезнью, о которой с сыном нельзя говорить. Но она не говорила о ней и со снохой, которая была слишком молода, чтобы это понять. Теперь она попросила, чтобы к ней пришел сын.
Ян взял мать за холодную, исхудавшую руку и присел на край постели.
- Я рад, что ты меня позвала. Ты хочешь мне что-нибудь сказать?
Голос матери был тихий и глухой. Но она сказала твердо:
- Еник, я знаю больше, чем ты, наверное, думаешь. Я знаю, что ты хочешь снова от меня уехать. Я знаю, что это будет скоро. Материнским сердцем я это чувствую и поэтому прошу тебя: сожми мне руку в знак обещания, что останешься с отцом, если я умру, не оставляй его!
Об этом Ян до сих пор не думал и поэтому ничего не ответил.
- Не можешь мне этого обещать? Жаль, Еник.
- У меня в Москве работа.
Мать выпрямилась и широко открыла глаза:
- Будь проклято все, что забрало тебя у меня! Война, на которую тебя погнали, этот плен, будь проклят день, когда ты покинул Машу, которая мне совсем не нравилась, но которая скорее бы привязала тебя к дому, чем я. Будь проклята все эта страшная, непонятная жизнь!..
- Мама!
Уставшая, она упала навзничь и утопила голову в измятой подушке.
- Мама, - Ян взял мать за обе руки, - почему ты так несчастна?
- Потому что у меня был единственный сын, да и того уже нет!
- Ведь я жив и здоров. Я не погиб на войне, как миллионы других. Я привез с собой жену, которую я люблю, и милого, здорового ребенка…
- Еничека… - просияла мать и тут же крикнула: - Его ты не увезешь! Я тебе его не отдам!.. Где твои нежные детские слова? - немного успокоившись, сказала она. - Где твоя чистая душа? Куда девались твои глаза, которые так мило на меня смотрели? Теперь ты смотришь так, будто изучаешь, о чем я думаю. А я тебе не скажу, о чем я думаю, унесу это с собой в могилу! Я не обманывала тебя, Еник, когда писала тебе в Россию, что умру, если ты не приедешь. Ян, я была мертва, клянусь, что я была мертва и ожила только, когда снова тебя увидела. Десять лет я была мертва. Ты приехал и воскресил меня, Еничек, случилось чудо, но теперь я снова лежу и умираю, потому что знаю, что ты не навсегда приехал, а только на время. Не нужно было этого делать! Нужно было дать мне умереть… Кто уже однажды умер, не должен подниматься из мертвых! Смерть лучше. Не видишь, как все вокруг тебя лгут, как обманывают тебя, как смеются над тобой, потому что ты старая и слабая. Смерть милосердна, и поэтому я умру, тогда делай, что хочешь. Убей и отца, когда убьешь меня… Еничек, спокойно убей его! Дети вообще убивают родителей, по крайней мере, мать - всегда. Уже своим рождением ты начал убивать меня. Разве не из-за тебя я истекала кровью? И сейчас снова у меня кровотечение… Ничего мне не обещай! Ты у меня все сердце по частям изглодал! Никогда ты не делал того, что было приятно мне. Всегда все наоборот. И наверное, иначе не может быть. Но сердце не выдержит и однажды остановится. Я слышу свое сердце ночью. Уговариваю его быть спокойнее и умнее. Но оно не хочет, не может. Это - материнское сердце.
Мать села на кровати, улыбнулась Яну, погладила его по волосам. Рука ее уже не была холодной.
- Еничек, я не больна. Это просто во мне тяжело умирает женщина. Никому своей женственностью я не принесла радости. Так меня воспитали. Даже твой отец не знает, какова я на самом деле. Я была красива, но он не познал мою красоту. Вот, теперь ты знаешь… Говорю тебе про себя всю правду. Всю свою любовь я вложила в материнство. Наверное, не надо было так делать, но теперь уже поздно жалеть. Сегодня я впервые попыталась представить тебе счет. Вознагради меня! Ты не можешь не вознаградить. - Она склонила голову и сказала: - Каждый вечер я становилась на колени и молилась. Я надеялась, что вымолю тебя, но бог не смилостивился. Еник, добей материнское сердце, которое истекло кровью ради тебя…
Она обняла Яна и целовала его сухими губами в щеки, лоб, волосы. Поцеловала ему руку.
- Мама, я не уеду! - сказал Ян.
- Так ты не покинешь отца, когда я умру?
- Я вообще не уеду!
- Даже если я выздоровлю?
- Не уеду.
- Это большая жертва с твоей стороны? - Ян не ответил. - Ты остаешься не добровольно?
- Не спрашивай, мама, ты поправляйся…
- Я выздоровлю, Еничек. Я все для тебя сделаю. Продам последнее, если тебе будет что-нибудь нужно. Продам дом, Еник, чтобы у тебя было все, что ты пожелаешь. Я сделаю все, что могу! Еник, здесь твой дом! Здесь, в этой комнате, на этой постели, я тебя родила. Нигде на свете ты не найдешь покоя, если не будет его здесь. До сих пор ты все время шел обходными путями. Одна только прямая дорожка ведет домой. По краям ее растут кровавые цветы. Я никогда уже не буду проклинать, Еник. Прости меня за мою вину, дитя мое…
Больная устала. Но когда после ухода Яна она уснула, то сон ее был легким, и она улыбалась…
К вечеру ей стало лучше. Температура уже не поднималась.
Мать победила, но она не радовалась победе. Она даже не чувствовала, что это победа.
Ведь каждому ясно, что сын не должен бросать мать, и каждый должен возвращаться домой!
10
Яну казалось, что Таня будет несчастна, узнав о его решении, но она сказала:
- Где ты, там и я. Будет нелегко. У нас жить нам было бы легче. Но это твоя судьба. Тебе надо быть с твоими родными. Я буду помогать тебе.
Он радовался Таниным словам.
Но нужно было еще многое сделать, и прежде всего поговорить с Миреком Восмиком, узнать, что он обо всем этом думает.
Мирек был удивлен. Сняв очки, он сказал:
- Для вас было бы лучше вернуться в Москву. Ты долго еще будешь чужим дома. Тебя нигде не возьмут на работу. Это будет борьба за хлеб. Но… старина, ты когда-то писал хорошие стихи. Потерпи, казак, будешь и ты атаманом…
По сути, Мирек был рад решению Яна.
Оставалось сообщить обо всем Вадиму Петровичу в Институт истории в Москву.
Труднее было написать комиссару Окулову.
Окулов ответил через три недели:
"Я знал, что зов родины неодолим. Не забудь, однако, о стране, которая приняла тебя как родного, о народе, с которым тебя связывает жена. Береги ее. Мы будем вспоминать о тебе как о хорошем друге. Не забывай Ирку и его могилу на байкальской станции. Издали на тебя будет смотреть и твой комиссар Окулов".
Ян Мартину во второй раз пошел на виллу "Тереза". У железной калитки вновь ходил постовой, опять нелюбезно спросивший: "Вам куда, молодой человек?" Услышав ответ, он снова показал Яну рукой на калитку.
По винтовой лестнице спускался светловолосый близорукий человек.
- Проходите ко мне, - сказал он и показал Яну дорогу. - Что вам угодно?
- Я остаюсь в Чехословакии! - сказал Ян почти строптиво.
- Ну… оставайтесь, это ваше дело! А как жена? Она тоже остается?
- Да.
- Если у вас будут трудности, заходите. Мы всегда вам рады. Ваша жена хочет сохранить советское гражданство? Если понадобится помощь, пусть зайдет к нам, хорошо? До свиданья.
Таким образом, все было решено очень быстро. Все? Все! Но в сердце оставалась большая тревога.
На Прагу падал снег. Было много солнца, и город сверху напоминал хрустальный замок из зимней сказки. Где-то, наверное в храме Людмилы, звонили полдень. Колокола родины…
11
На горы спустилась молодая весна, такая же веселая, как и десять лет назад, когда Ян с 11-м полком уезжал в Карпаты. Цвели луга в предгорьях Шумавы. Таня выбегала на зеленые склоны над оттаявшей Кубицей и гонялась с сыном за бабочками-капустницами. Еничек падал в траву и болтал ножками. Мать сплетала ему венки из весенних цветов. Вдали, на Яворе, еще лежал снег, однако солнце пригревало все сильнее и сильнее, и однажды утром яблоневая аллея у "Лесного отеля" расцвела так пышно, будто не знала, что летом принесет всего-навсего кислые яблоки.
Ян Мартину приехал сюда с Таней и Еничеком для сбора материалов о Врхлицком. Когда-то здесь, у мраморной балюстрады "Лесного отеля", сиживал смертельно больной поэт. Это был его край. Эти прелестные горы в серебряной мгле были его горами. Ян писал о нем диплом под названием "Славянские мотивы у Ярослава Врхлицкого", работа над которым была прервана войной.
Мать, как и обещала, сделала все, что было в ее силах. Она заняла денег на ремонт ольшанского дома. Ремонт предстоял большой. Но, занимая деньги, мать смотрела вперед и раздобыла столько, сколько было нужно на ремонт и на учебу Яну.
Ян принял дар матери. Когда-нибудь он вернет его ей. А пока он пошел и записался на факультет, где теперь учились юноши и девушки на десять лет моложе его - его бывшие однокашники уже были доцентами и профессорами в новых университетах в Брно и Братиславе. Молодежь на коллегу Мартину смотрела с застенчивым любопытством. Старенький профессор говорил с ним сердечно и учтиво. Его радовало, что Ян продолжает учебу.
- Жизненный опыт - это и научная школа. Нам нужны слависты, это наша классическая традиция со времен Добровского. Нам нельзя от нее уходить. Там, на восточной стороне… - старик не докончил фразу.
Ян учился, учился и писал дипломную работу. Он привез с собой в деревню горы книг и целыми днями просиживал в комнате. Поднимая глаза от бумаг, он видел Шумаву и балюстраду, где сиживал Ярослав Врхлицкий. До Домажлице отсюда было двадцать минут езды поездом. Там был дом, где умер Врхлицкий. В Домажлице когда-то жила и Божена Немцова.
Ян не рассказывал Тане, что здесь, в этих местах, он уже когда-то бывал, что приезжал сюда к Маше. Зачем ее беспокоить? Здесь уже не было Маши, не осталось ее и в сердце Яна.