Они пили чай с ромом, у отца покраснели глаза и надулись вены на висках, но он был весел.
- Твоя Таня мне очень нравится, я ее люблю как дочь или, скорее, как младшую, гораздо более младшую сестру. В ней есть что-то от твоего деда, Рашовицкого… Наверное, простые люди ближе друг другу, чем эти чертовы господа. С ней не бойся ничего. Если уж ты остался здесь, то борись. Тебе будет труднее, чем было мне. Но в конце концов вы выиграете… Я хотел бы до этого дожить.
- Мартину живут долго! - сказал Ян.
- Если их разбойники не убьют, как твоего прадеда, - улыбнулся отец и начал говорить о том, как он теперь будет жить. Будет ходить гулять с Еничеком и будет ему рассказывать обо всем, что знает сам. О жуках и бабочках, о цветах и машинах, о деревьях и старых временах. Кое-что ребенок забудет, но многое запомнит. Быть дедушкой - это тоже профессия! Это полезная работа, и никто тебя с нее просто так, ни с того ни с сего, не уволит…
Почтальон принес первую пенсию отцу 2 февраля. Но уже с 1 февраля он приступил к исполнению своих дедовских обязанностей.
14
Ян искал работу.
Какую работу мог искать поэт? Такую, к которой у него были способности.
Что умел поэт? Вне сомнения, он умел писать. Его печатали, а модный издатель Арношт Штраус-Колини сообщил ему, что был бы согласен издать томик его стихов, а также прозу о Сибири. Поэт умел мыслить. Московская подготовка была неплохой. А дипломная работа доказывала, что он разбирался и в методике. Его тянуло в старинную университетскую библиотеку в Клементинуме. В библиотеке работали его бывшие коллеги по факультету. Директором там после ухода старого немца из Штирии, проведшего в Праге пятьдесят лет жизни, был мрачный лирик, ученик Врхлицкого, член академии, в молодые годы автор витиеватых стихов Ондржей Вельский. Он Яна не принял. Зато с ним поговорил помощник директора доктор Хроуст.
Хроуста Ян знал по университету. До войны они вместе ходили на семинар к профессору Пастрнку. Ян давал ему свои конспекты. В 1914 году Хроуста не призвали, он окончил учебу и теперь уже восьмой год работал в университетской библиотеке.
- Так… Мартину? Что вам угодно? - Хроуст сидел за столом в стиле барокко. - Вам хотелось бы работать в университетской библиотеке… А не слишком ли поздно вы начинаете? Кто до тридцати лет не нашел себе подходящего места, тот, вероятно, не найдет его до смерти… Вы знаете генерала Горжеца? Он рассказывал недавно про вас в одной компании… Но по старому знакомству… Вот вам моя визитная карточка. Идите в министерство просвещения к советнику Опльту. Я ему позвоню.
- К доктору Вельскому я не попаду?
- Ни в коем случае, он простужен.
С визитной карточкой Хроуста Ян пошел в министерство просвещения.
Всегда, когда Ян шел по Карлову мосту, у него словно вырастали крылья. Что было причиной этого - раскидистая ли аллея святых, или же Влтава с серебряной плотиной на Кампе, или же величественный вид Града на холмах, - он не знал. Вот и сегодня он на время забыл, что идет во дворец Роганского к советнику Опльту с визитной карточкой в кармане и что эту карточку ему дал человек, с которым они когда-то были на "ты", но теперь он перестал так обращаться к Яну, потому что слышал, как генерал Горжец рассказывал о таких вещах, о которых ему лучше было бы помолчать, хотя бы ради себя самого.
Однако Ян выкинул из головы Горжеца и словно на крыльях пролетел через Малостранские ворота моста. Вдалеке промелькнула знакомая фигура. "Маша", - узнал ее Ян и поспешил вдогонку, но тут же понял, что идет всего лишь за воспоминанием.
Дворец Роганского маленький и опрятный. Пан советник Опльт сидел совсем один в своем кабинете, но Яна не впустили. Плохо выбритый служащий пробормотал:
- Вам придется подождать, у пана советника совещание.
Ян ждал час, другой.
- Долго будет это совещание?
- Этого никто не знает. Я пойду посмотрю.
Служащий приложил ухо к дверям пана советника. Покачал головой:
- Еще некоторое время придется подождать.
На водосточную трубу дворца Ностицкого уселся дрозд и весело запел.
"Сегодня впервые дрозда я слышал свист…" - вспомнил Ян первую строчку своего давнего стиха о мартовских Петршинах.
Наконец его впустили в кабинет. Советник Опльт восседал в глубоком кресле, теребя рукой поседевшую ассирийскую бородку. Лицо у него было желтое, глаза раскосые.
- Прошу, - полным достоинства голосом произнес он и показал на кресло. - Мне о вас звонили от доктора Хроуста. Изложите ваше дело.
Ян подробно все рассказал. Он хотел бы работать в соответствии со своими знаниями и способностями. Он хотел бы заняться научной деятельностью, лучше всего славяноведением. Он женат, и у него есть ребенок.
Советник Опльт внимательно смотрел в угол, продолжая теребить бородку. Он не произнес ни слова. Дрозд на крыше пел. Чужеземные клены в саду напротив зазеленели в полуденном солнце. На белом шкафчике тикали часы.
Ян говорил обо всем, о чем, по его мнению, следовало рассказать этому бородачу, который, вероятно, как раз сейчас решает, можно ли допустить, чтобы Ян стал научным работником, или нет. Но почему бородач молчит и не задает ни одного вопроса?
Ян не знал, о чем говорить дальше. Бородач упорно молчал. Наконец Ян тихо спросил:
- Я могу подать заявление?
Доктор Опльт резко приподнялся, протянул через стол волосатую руку:
- Дождитесь письменного уведомления. Мое почтение.
Дрозд на крыше пропел: "Видишь, видишь, Мартину! Видишь? Ви…" И песня оборвалась.
Ян оказался на Кармелитской улице. Здесь находились, соседствуя, министерство просвещения и управление полиции. Просвещение и полиция!
"Дождитесь письменного уведомления", - повторял Ян на ходу, идя по мосту Легии к Национальному театру и насвистывая. Когда он проигрывал, то всегда насвистывал, чтобы успокоиться. "Дождитесь, - говорил он про себя, - с пятьюдесятью кронами, которые, может быть, переведут через неделю из "Путника".
Золотая часовенка сияла. Над Влтавой летали чайки. Люди поворачивались грудью навстречу веселому ветру, дувшему с реки, и с радостью вдыхали первые весенние запахи. Как прекрасен этот город!
Ян ожидал письменного уведомления. Оно пришло неожиданно быстро, через неделю.
Пан доктор Мартину должен был явиться в министерство просвещения и образования в кабинет номер 24 от 9 до 12 часов дня.
Дом, в котором находилось министерство просвещения и образования, тыльной стороной был обращен к Петршинам. Это был бывший монастырь с каменными и деревянными лестницами. В длинных коридорах раздавалось гулкое эхо шагов.
В отличие от пана советника Опльта пан советник Мацек, сидевший в кабинете номер 24, от посетителей не прятался. Никто не мешал им войти. Кто стучал и открывал дверь, сразу же оказывался перед паном советником.
Пан советник Мацек привстал из-за стола и протянул Яну худую руку. На глазах у него было золотое пенсне, через толстые стекла которого он смотрел как старый ястреб. Голос его раздавался над высоченным воротником как надорванная струна:
- Вы сдавали, пан доктор, государственные экзамены по педагогике?
- Нет, только экзамены на степень доктора.
- Жаль, эти докторские экзамены ни к чему. Доктора сейчас по Праге бегают стаями.
- Я знаю иностранные языки.
- Сегодня иностранные языки знают все… Пан советник министерства Опльт поручил мне ваше дело. Однако в университетскую библиотеку вы не попадете. Там уже превышено число штатных мест. Вы легионер?
- Я не хотел бы хлопотать о государственной службе по этой причине.
- В университетской библиотеке все места заняты. Если вы не хотите подготовиться к государственным экзаменам по педагогике, то и путь в среднюю школу для вас будет закрыт. Но если вы в тяжелом положении, я мог бы замолвить за вас словечко. Какое-нибудь место подчиненного найдется… Сейчас я спрошу.
Костлявой рукой он взял телефонную трубку и принялся быстро набирать номер. Но Ян поднялся и взял его за эту костлявую руку:
- Никуда не звоните, пан советник!
- Почему? - Птичьи глаза строго уставились в лицо храбреца, однако пальцы перестали набирать номер.
- Я не прошу места начальника, но хотел бы знать, что вы имеете в виду под местом подчиненного.
- Например, регистратор дел в экспедиции.
- Благодарю вас. Я не хочу заниматься ни экспедиторским делом, ни регистрацией.
- Очень жаль. Хуже всего, пан доктор, когда человек не у дел. Я имею в виду, когда происходят события… Если он не у дел, то потом обнаружит, что все места заняты. Это закон всех переворотов. Двое ведь, как известно, на одном стуле сидеть не могут. Хе-хе… - сказал он дребезжащим голосом из-под высокого воротника. - Жизнь - это не стихи, дружище! Куда там! Вы это выбросьте из головы, пан доктор. Но заявление вы можете подать. Я постараюсь вас куда-нибудь устроить в стенах этого ведомства. Внизу вам скажут, какие нужны документы. Мое почтение.