В эту минуту раздался крик Тарфона, пытавшегося заглушить голоса одобрения:
– Преступный чужестранец Бен-Цур! Кому ты служишь? – неистовствовал Тарфон, – ты сеешь семена раздора среди иудеев, отравляешь нас зловонным ядом языческого влияния! Приняв иудейство, в душе ты остался язычником и идолопоклонником. Ты ничем не отличаешься от римлян! Они поднимают руку на нашу веру, а значит и на нашу жизнь! И для нас такие, как ты, опаснее всех римлян вместе взятых. Мы найдем на каждого из вас ядовитую стрелу!…
Однако его уже не слушали, люди спешили по своим делам.
Распри не обеспечивали дневное пропитание, а у каждого было шесть – семь голодных ртов, у некоторых значительно больше.
Глава 2 Шифра и Юдит
Огромная туча медленно надвигалась со стороны Великого моря. За тучей тянулся плотный шлейф темных клубившихся облаков.
Где-то у самого горизонта шлейф озарялся молниями, прокатывались валы грома, отчего казалось, что именно этот огненный шлейф толкает вперед тучу и та, подобно неумолимому римскому тарану, раскалывает на части хрустальную голубизну неба.
Потянуло свежестью, запахло дождем. Третий год истощающей засухи завершался. Однако в сердце Шифры не было радости. – Даже если Адонай пошлет в этом году хороший урожай, – вздыхала она, – почти все придется отдать римлянам.
Нет, Шифра не в обиде на них. Новый римский император Тиберий, как и его предшественник, Август Октавиан, да святится имя его, были терпеливыми. Конечно, никто из них не прощал долгов, но и не отнимали последнее, что оставалось у людей.
Если будет урожайный год, прикидывала Шифра, то удастся рассчитаться с долгами и, может быть, что-то останется дома.
Не зря же она, Бен-Цур и дети делали все, чтобы земля их надела не истощалась. Бен-Цур уже дважды перекапывал сухую, каменистую почву. Давид и Ноах ежедневно привозили собранный на пастбище навоз и распределяли по полю.
Не оставался в стороне и Элька. Несмотря на постоянную занятость у гончарных печей, он привозил из низовьев русла Аялона, плодородный речной ил. Если бы не засуха!
"Нет, его Величество император Клавдий – не худший из язычников", – пыталась быть справедливой Шифра. И, вспомнив слова Нимрода, улыбнулась.
Купец недавно возвратился из очередной поездки в Рим. Там, вместе с влиятельными римскими иудеями, ему удалось попасть на церемонию назначения нового наместника Иудеи.
– И как ты думаешь, уважаемая Шифра, что я услышал из уст наших римских собратьев? – с иронией спросил Нимрод. – Они попросили нового властелина Иудеи не слишком притеснять их братьев. Они умоляли уважаемого наместника помнить, что "хороший пастух стрижет овец, но не снимает с них шкуру".
– Ко всему привыкаешь, – с грустью сказала Шифра, – только бы не было хуже.
Она с тревогой думала о своих девочках Ривке, Оре и Эфронит. О своем повзрослевшем сыне Ицгаре. Потом неожиданно перешла к мыслям о семье подруги её детства – Юдит. Её семья по-прежнему жила в Бетулии. Особенно тревожил Шифру, Шел, брат покойного мужа Юдит.
Шел ненавидел римлян. Шифра с тревогой узнала, что он один из тех воинственных юношей, кого в народе называют сикариями – так как их оружием была сика – узкий длинный нож.
Шифра пыталась отогнать пугающие мысли, но они одолевали её.
Между тем, небо заволокло сплошным облачным слоем. На землю обрушилась лавина дождя. Вдоль переулков и тесных улочек забурлили мутные потоки воды.
Шифра с грустью вспоминала времена её молодости, когда с началом дождей, люди селения выходили из своих жилищ и тщательно убирали улочки и переулки, чтобы без помех потоки воды могли течь в общинное водохранилище.
– Боже! Как давно это было! – вздыхает Шифра и вновь погружается в воспоминания.
Еще был жив её брат Эльазар, да будет память о нем светла, а кузнец Шмуэль был совсем молод…
Под потоками проливного дождя шел он тогда по переулкам селения и прочищал заторы, возникавшие в потоках воды, несущейся к водохранилищу. На его плечах был огромный мокрый мешок.
Когда Шмуэль подходил к их дому, вспоминает Шифра, он непременно ударял по куску железа, им же подвешенному, и ждал, когда Шифра пригласит его войти в дом, погреться. Однако, прежде чем она успевала что-либо сказать, он спрашивал, дома ли её брат Эльазар. Если она отвечала отрицательно, Шмуэль тут же отступал на шаг, вновь взваливал на могучие плечи тяжелый мешок, заполненный мокрыми ветками, листьями и выловленным мусором и удалялся, приговаривая, что обязательно зайдет, но немного позднее. При этом Шифра видела, что хлеставшие потоки дождя не могли смыть счастливой улыбки с его лица.
– Боже! Как давно это было…, – вздыхает она и смотрит на свои старые, но все еще крепкие руки.
Она улыбается своим мыслям.
Сколько труда досталось этим рукам? Они растили детей, сеяли зерна, вязали снопы, мололи муку на домашней каменной мельнице…
Эти руки без устали трудились у домашнего очага. Приходилось готовить еду на две семьи, с теплотой думает она, её и для семьи безвременно ушедшей Эсты.
– И, да продлится жизнь Шмуэля и его детей, и да будут все они здоровы! – шепчет она, обращаясь к Всевышнему.
Шифра возносила молитву и за благополучие бесконечно дорогих ей людей: Бен-Цура, её первую и единственную любовь, за Ривку, Ору и Эфронит за бесценный подарок Адоная – Ицгара.
– Где он сейчас?…
Мальчик всегда вызывал у неё тревогу. Конечно, Шифру радовало, что Ицгар возмужал, что он счастлив в своих долгих торговых поездках с Нимродом.
В глубине души она немного ревновала Ицгара к старому купцу, называвшему его сыном.
Волну тихой грусти вызывали воспоминания об Эсте. Для Шифры она была не только женой её единственного брата, но и верной подругой, частью её собственной жизни.
Случилось то, что случилось. После гибели её брата Эльазара, вторым мужем Эсты стал Шмуэль.
Шифра его любит как брата. Он надёжный и славный человек, но в глубине души она знает, что Эста навсегда осталась женой Эльазара. Их сыном был Элька. Позднее у Эсты и Шмуэля родились еще трое детей – Ноах, Давид и Юдит.
Юдит была первая девочка, которой Эста подарила жизнь. Свою жизнь… И Шифра смахивает навернувшиеся слёзы.
Она вспоминает последнюю просьбу Эсты, умиравшей на её руках.
– Подари девочке имя Юдит…, – прочла Шифра по чуть шевелившимся губам Эсты и поняла желание умиравшей. Она вручала ей девочку, как продолжение своей жизни. Она хотела, чтобы Юдит , имя любимой подруги юности Шифры, навечно привязало бы её сердце к беспомощному только что родившемуся существу. Понял это и Бен-Цур. И всеми силами поддержал Шифру.
Прошли годы, Юдит выросла, превратилась в стройную красавицу и была для сердца Шифры не менее дорогой, чем её собственные дети.
Отвлекаясь от охвативших её воспоминаний, Шифра взяла с полки расческу и принялась приводить в порядок все еще густые, но изрядно побелевшие волосы.
Она расплела косы, тщательно проверила, не завелись ли вши? Эти насекомые появились в их селении уже давно, с тех пор как у них частыми гостями стали сборщики налогов и переписчики населения – выходцы из языческих деревень..
Шифра вновь заплела косы, скрутила их в плотный узел и укрыла под головной повязкой. Бен-Цур еще не скоро возвратится из синагоги, и она решила выйти в поле.
Дождь прошел, вновь сияло теплое утреннее солнце.
За последние годы хозяйство Шифры значительно расширилось. Купец Нимрод приобрёл большой участок земли, находившийся на северо-западных склонах возвышенности Титура.
Купленную землю он записал на имя Юдит. Старый хитрец уже давно заметил, что его любимый воспитанник Ицгар далеко не безразличен к дочери кузнеца Шмуэля и покойной Эсты, к семье которой купец относился с большой теплотой.
Шифре же он искренне признался, что не может спокойно спать, пока у единственной дочери покойной Эсты не будет достойного приданого.
Папирус на право владения землей он передал на хранение кузнецу Шмуэлю, отцу Юдит.
Надел Юдит, состоял из двух различных участков.
Тот, что спускался к долине ручья Дотан, был пригоден для пахоты. Второй, поднимавшийся к Титуре, был каменист, однако имел немало террас, удобных для разведения винограда и посадки фруктовых деревьев.
В первые годы владения землей Шифра будила Юдит до восхода солнца, чтобы как можно раньше выйти в поле и засеять заранее вспаханную землю.
– Ни птицы, ни жара не должны повредить зёрна, – объясняла Шифра. – Труд хлебороба, – говорила она, – подобен молитве. Он начинается до восхода солнца, потому что все решения, которые принимает Всевышний, вступают в силу с первым утренним светом.
Юдит хорошо усвоила эти уроки. Она даже купила на иерусалимском рынке, что у Рыбных ворот, календарь земледелия, где было точно все расписано: месяц сева, месяц прорастания зерна, месяц жатвы ячменя, месяц уборки других злаков. Помимо того указан также месяц подрезания виноградных лоз и месяц сбора фруктов.
Юдит очень гордилась этим календарем, хотя никогда им не пользовалась.
Второй участок, непригодный для пахоты, требовал особого внимания. Необходимо было приспособить множество каменистых выступов к посадке деревьев. Вновь отстроить разрушившиеся террасы. Дополнить их землей.
Когда работа приближалась к завершению, Юдит, при поддержке Шифры, решила посадить виноградные лозы вместо фруктовых деревьев. Это решение оказалось судьбоносным.