Неделя уже миновала, как опустел хутор Пятигоры, а люди, оставшиеся в нем, все еще ходили как окропленные мертвой водой. Гнат Верига совсем поседел, стал скуп на слова и все поглядывал на дорогу. Помрачнел и Мусий Шпичка. Пора было уже яровые косить, а он все еще тянул. Как только вечерело, садился на коня и ехал в степь - слушать. Так он говорил своей Горпине, хотя она хорошо знала, что Мусий бежал в степь, чтоб не видели его тоски по Кондрату, который отправился с хлопцами на Сечь.
Христя не скрывала своего горя. Хлопоча в хате или во дворе, она громко вздыхала и что-то шамкала старческими губами. Теперь и Ярина и Касьянко в ее мыслях стояли рядом, как святые мученики, а за их светлыми ликами выступала страшная морда ордынца. Она знала, что Касьянка неверные угнали в Крым.
Несколько лет назад вернулся из неволи казак Приблуда. Выкупили его сечевые браты за две тысячи талеров, он и рассказал, что не одна душенька тогда загинула, не одна и в Орду пошла - сколько тысяч! А детей душ семьдесят погнали тогда из одного только Стеблева. Среди них видел он и маленького Касьяна. Всех полоненных пригнали в Карасу-Базар, а там разлучили.
- Может, Касьянко уже и имя свое утерял? - говорила себе Христя. - На то ж они и хватают детей, чтоб их обрезать и в басурманов превратить. Не приведи, господи, чтоб Касьянко еще стал потурнаком [Потурнак - отуречившийся] да на своих руку поднял. Вот и Ярину куда-нибудь в гарем продадут. Такую турчанин, собака, и в жены возьмет. Она как ясочка, как вишневый цвет. - Христя умолкла, прислушалась, истово перекрестилась. - В церковь благовестят... - Но тут же опомнилась. - Что это мне почудилось?
Утром ей тоже послышалось было, будто Ярина кличет. Христя задрожала от радости:
- Вернулась-таки дивчина!
Выбежала на порог - никого, одна Горпина по́лет бурачки у себя на огороде.
- Горпина, что бы оно значило, - спросила Христя, приковыляв на огород, - вдруг слышу, Ярина зовет.
- Свечку поставь перед образом, может, упокоилась.
- И сердце так что-то сжало, будто тисками.
- Кто-то наслал на нас беду. На Гната больно глядеть. Вот снова за ворота поплелся... Что он там увидел?
Гнат Верига, спотыкаясь, не шел, а бежал к пруду, словно завидев дорогих гостей. Женщины тоже посмотрели на дорогу. Там, где дорога скрывалась в травах, к хутору катилось облачко пыли. Гордий и Мусий были дома. Они услышали встревоженные голоса и тоже выскочили на улицу. Теперь уже видна была голова всадника. Он что есть мочи гнал коня.
- Верно, с нашими людьми беда приключилась.
- Может, на гайдуков наскочили?
- А может, с хлопцами что?
Мусий замахал руками.
- Они уже, верно, за Крюковом.
- Яринка, донечка, едет! - закричал Верига. - Дождался-таки! А они - "ехать, ехать"! Как же так ехать? Вот прискакала б Яринка, а кругом пусто. У кого спросить, куда податься?
Верховой приближался. Горпина не сводила с него глаз и вдруг побледнела: верховой качался в седле то в одну, то в другую сторону, как камышинка на быстрине.
- Кондрат! - выкрикнула она и кинулась навстречу.
Когда конь, весь в мыле, с оборванным поводком, стал посреди улицы, Кондрат раскрыл помертвелые губы, но из них вырвался только стон. На щеке у него виднелся кровавый шрам, на груди была вторая рана. Кондрата положили в холодок под вербами и какую-то минуту молча вопросительно смотрели друг на друга. Гнат Верига первым пришел в себя. Он точно проснулся, выпрямил спину, внимательно осмотрел раны Кондрата, отвернул ему веко и сказал:
- Отдохнет и поднимется, а нам следует гостей поджидать. Сказано: беда идет, другую ведет... Это татарские стрелы хлопца поцарапали. Прячьте скорей что под рукою, надо укрыться в овраг. А ты, Гордий, скачи на Высокую могилу, да с конем не высовывайся! Следите за степью, а то басурманы вот-вот могут вынырнуть из ковыля. Кондратов след наверняка приведет их на хутор. Да бросьте вы плакать! Приложите к ранам золы с горилкой.
От холодной воды, которой побрызгали Кондрата, он пришел в себя, обвел все еще испуганными глазами склонившихся над ним мать и Христю и прошептал:
- На отряд наехали, их, может, двадцать было, а нас пятеро. Конь вынес. А Грицька и Семена, видел, догнали, и Василь упал с коня... Они сюда... - Кондрат вздохнул, замолк и снова не то обеспамятел, не то уснул. Не проснулся даже, когда его укладывали на воз.
Гнат Верига оставил хутор последним. Он уже свернул к оврагу, когда на дороге замаячили всадники. Их было человек десять. Верига упал в траву, но через минуту до его сознания дошло, что всадники не скакали лавой, как это в обычае у ордынцев, а ехали кучкой, и кони не похожи были на татарских лошаденок, которых и из травы не видно. Он осторожно высунул голову. Теперь уже ясно можно было разглядеть, что скакала надворная милиция, в таких же жупанах, как и те, что наехали в первый раз. Гнат Верига инстинктивно втянул голову в плечи, будто смерть уже замахнулась над ним косой. Если гайдуки так смело едут на хутор, пренебрегая даже предосторожностями, значит, место это им уже знакомо. Ему припомнились слова Мусия: "Правда это, один утек". Слова эти только сейчас дошли до его сознания. Ясно, что дворовых гайдуков пана Лаща, коронного стражника, привел сюда для расправы гайдук, что удрал, а какая она будет, эта расправа, уже видно.
Взыграла в Вериге казачья кровь. Пускай бы и больше наехало их, он не поступится своими правами перед панами. Теперь ему помогут и Гордий и Мусий, и Кондрат еще стрельнет в случае чего. Вспомнив о Кондрате. Верига совсем растерялся. Выходило, что гайдуков привел на хутор только Кондратов след, а коли так, то они, может, и не знают о судьбе первого отряда.
Всадники были уже у него во дворе, заглядывали в окна и, как видно, располагались на долгий отдых. Верига облегченно вздохнул: покуражатся себе, может, даже побесчинствуют и поедут прочь. Хлопцы, встретившись, верно, задрались с гайдуками. Никаких татар они не видели. Сам себя успокоив, Гнат Верига поднялся и зашагал к дому. Влекло его к гайдукам и еще одно неугасимое желание: расспросить, не слышали ли они случайно чего-нибудь про Ярину, - весь Чигирин о дивчине шумел, слух пошел и за Чигирин.
Первый, кого встретил Верига, был гайдук с приплюснутым носом. Он стоял на гребле и испытующе оглядывал пруд: вода в нем снова поднялась и с шумом падала на лотки, а на середине от всплесков рыбы расходились широкие круги, теряясь в осоке. На другом конце утки с утятами прошивали носами зеленую ряску. Заслышав шаги, гайдук обернулся. Если бы Верига видел всех гайдуков первого наезда, он сразу узнал бы в нем Юзека, надворного казака коронного стражника. Верига снял шапку и учтиво поклонился.
- Помогай бог, казаче!
Юзек молча окинул взглядом Веригу, покраснел от злости и ответил, подражая пану Лащу:
- Я казаков, чтоб ты знал, под ноготь беру, как гнид!
Верига с шумом втянул в себя воздух и невольно прикоснулся к сабле.
- Ты бы обхождением лучше похвалился. Что, паны разве уже в турок обратились из шляхты? Мы у себя в доме каждому гостю рады и обидеть его не посмеем.
- Попробовал бы ты, галаган, обидеть! Поди к пану старшому, пусть с тобой побеседует. Куда девался ротмистр пан Дзик и все остальные?
Верига не ошибся. Теперь спасение было только в сабле да в умении ею орудовать. А он не раз мерил силы с самим Богуном, лучше которого не было бойца на свете. И потому Верига ответил уже спокойно:
- Так пан ведь сам знает.
- Что пан знает? Пан поехал с цидулою к пану стражнику, как только девка подняла свару, а те шестеро и по сю пору не вернулись.
У Вериги екнуло сердце.
- Как это не вернулись? - удивился он с деланным простодушием. - Правда, было-таки чем позабавиться, и они тут заночевали, но утром отправились благополучно.
- А куда поехали?
- К югу от нас еще есть один хутор, миль пятьдесят будет.
- Большой хутор?
Никакого хутора дальше Пятигор и не бывало. "Пускай поедут, поищут", - подумал Верига.
- Хат двадцать будет.
- Пан ротмистр туда поскакал?
- Говорил, что поедет непременно!
- Пане Ян, - закричал Юзек, обрадованный тем, что обнаружился след ротмистра Дзика, - слышишь, что говорит этот галаган: тут есть еще один хутор, туда, говорит, поехали... А ты не брешешь?
Ян ничем не отличался от остальных гайдуков, разве что был за старшого и больше походил на шляхтича. Он держал в руках копье и, пристально глядя в глаза Вериге, язвительно спросил:
- А чье это копье?
Верига на миг растерялся, но, окинув взглядом гайдуков, решил, что, на худой конец, половину порубит, а половину уложит кулаком.
- Копье пана ротмистра! - ответил он вызывающе.
- А пан ротмистр где?
- Захватил мое копье, а свое поганенькое бросил и бес его знает куда поехал.
- Ты это, лайдак [Лайдак – бродяга, бездельник], припомнишь на дыбе, а потом еще на кол тебя посадим.
- Не таков казак Верига, чтоб верещать на дыбе, как поросенок, даром только время потратите, лучше уж сразу на кол!
Услышав его имя, гайдуки переглянулись, а кое-кто боязливо попятился.
- Так ты Верига? - спросил Ян. - Это славно! Такой бунтовщик не меньше двух дней кол глотать будет.
- Я такой кол вытешу, что и на три дня хватит, только бы панам удовольствие сделать!
Верига был коренастый, в плечах широкий, но не выше среднего гайдука. Однако, когда он подошел к рубленой коморе, плечом приподнял один угол и выдернул круглое бревно, гайдуки бросились от него врассыпную, как испуганные воробьи.