Жеребец был стреножен и далеко уйти не мог. Верно, почуял кобылу и туда поскакал. Драч послал людей в разные стороны, а сам взял в руки недоуздок и пошел через поле к Драбовке. Ночь была темная и душная, в хлебах звонко били перепела, волнами наплывал аромат то свежего жита, то зеленой конопли.
Возле самой слободы Захарко Драч увидел сначала какие-то огоньки, потом что-то темное - не то стадо, не то людей. Он пошел напрямик и услышал нестройное пение молитвы, а дальше увидел на фоне звездного неба хоругви, кресты. Степью в темноте шла сельская процессия. Впереди женщины с распущенными косами несли какое-то чучело. Когда он приблизился, из толпы кто-то крикнул:
- А это там что за нечистая сила бродит?
К нему подбежали несколько парней.
- Ты что здесь делаешь в темноте?
- Может, он мор на нас напускает?
- Что ты, дурак, я коня ищу!
- Глаза отводишь. Перекрестись! - Жесткая рука схватила его за грудь.
Захарко Драч, и без того встревоженный, сердито отбросил чужую руку.
- Я тебя так перекрещу!..
- Слыхали? Да ведь это упырь, который кровь пьет.
- Да уж верно что пьет, сатана!
- Он и днем почему-то вокруг села ездил.
- Бей его!
- Колом осиновым!
Драч по голосу узнал крестьянина, который днем сидел на меже у дороги, и вспомнил, что за потраву этот хлоп отрабатывал ему целую неделю.
- Вы одурели!.. - уже перепугавшись, крикнул Драч, но в этот момент кто-то ударил его колом по голове.
Он зашатался, но устоял на ногах. Второй удар, уже кулаком, пришелся под ложечку. У него захватило дыхание.
От процессии бежали темные фигуры и кричали:
- Где упырь? Вот кол осиновый!
- Бей его под сердце!
Захарко Драч бросился бежать. Кто-то упал под ноги, он споткнулся, и пока успел вскочить, в него уже вцепились десятки рук.
Очнулся он на жнивье. Земля была скользкая, наверно от крови, одежда изорвана в клочья. В голове гудело, как в улье. Превозмогая боль, он поднялся. Было еще темно, но уже тихо: процессия, очевидно, разошлась.
Жена Драча, увидев мужа, всплеснула руками. Скривив распухшие, будто чужие, губы, он произнес:
- С соседями побеседовал.
Присыпав землей раны, которые все еще кровоточили, он прилег на лавке. Едва закрыл глаза, жена вошла в комнату и удивленно сказала:
- Прискакал от пана Щенковского дворовый, спросил, жив ли ты, и, словно его кто шилом уколол, повернулся и поскакал назад.
- Наверно, и Щенковский был с процессией, - ответил Драч.
Утром крестьяне на работу шли мрачные и молчаливые.
Скот не переставал падать, а пан все требовал свое: давай ему третьего вола, десятого барана. А нечем платить - иди на гумно, отрабатывай. Обо всем этом говорили между собой уже громко, "только бы не услышали дозорцы".
- Пусть слышат, - сказал Карпо, сердито ударяя цепом по снопам, - все равно придется пятки смазать - уже конец терпению пришел!
- Так иди сюда, хлоп! - послышался за спиной голос дозорца. - Получай! - И он ударил молотильщика нагайкой. - А остальное от пана Щенковского получишь: он тебе смажет пятки. А вы почему остановились, пся крев?
Молотильщики молча, стараясь не смотреть друг другу в глаза, еще ожесточеннее замахали цепами.
IX
Брат Карпа, Микита, жил на краю села. Намахавшись за день цепом над панской рожью, он, как только пришел домой, упал на постель и заснул. Разбудили его какие-то голоса. В хате было темно, но на фоне маленького окошка он увидел фигуру человека и спустил ноги на землю. Думая, что это дозорец пришел выгонять на работу, Микита недовольно сказал:
- Еще и петухи не пели.
- Так оно и лучше, - ответил кто-то от двери.
- Ночь - казацкая мать, - добавил второй.
Голос был незнакомый.
- Вставай, Микита! Гостей привел!
- Матушки! Это ты, Яцько?..
- Очухался?
- Откуда ты взялся? Пан по всему селу тебя ищет. Лучше не показывайся.
- А теперь мы сами поищем пана, - снова послышался незнакомый голос.
Микита взялся за кресало, чтобы зажечь лучину, но его удержали за локоть.
- Не надо. Что у вас тут стряслось?
- Драча избили. Говорят, упырь был. А может, и врут. Где упырю выдержать такое: кол в руку толщиной изломался, а он только ругается. Стерва человек, а еще вроде бы и свой казак. Ну, ему ночью всыпали... А ты, Яцько, лучше не объявляйся. Вчера с гумна забрали нашего Карпа, говорят, в яму бросили, - а за что? Что только на судьбу хлопскую посетовал. А кто же это с тобой? Что-то не узнаю...
- Говори, говори, Микита: эти люди пришли за хлопа заступиться. Я же тебе рассказывал, как на ярмарке казак учил меня уму-разуму. Теперь пойди к соседям, шепни им на ухо: тот казак зовет на пана идти. Пускай собираются!
- Что это ты надумал, Яцько? - встревоженно спросил Микита. - А как не придет тот казак, тогда всех на кол?
- Он уже ждет на выгоне, а вот его товарищ.
- Иди, иди, человече! - сказал незнакомый голос. В свете окна Микита увидел казацкую шапку. - Наш атаман ежели пообещал стать крестным отцом вашего пана, так тому и быть. А то вчера Зосю утопил, сегодня над казаком поглумился, а завтра хлопа борзыми псами затравит.
- И затравит, как есть затравит! Наш Карпо света не увидит. А за что? Только за то, что на долю хлопскую пожаловался.
- А может, пусть его лучше бог покарает, того пана? - отозвался с постели голос жены. - Страшно, еще людей под виселицу подведете.
- Паны о боге не думают. Ну, а коли ты, Микита, боишься, так подремли еще, а мы пойдем.
- Чего мне бояться? Вот только шапку найду. А гуртом и батька бить легче. Вы мне только покажите сначала того казака, ведь на панском дворе и милиция и оружие... На них бы Максима Кривоноса. Он, слыхал я, на кого разгневается, тому уж по земле не ходить. А ты, Яцько, лучше не объявляйся. Где ж это шапка?
- Пошли, Мартын. Вижу, не туда я тебя привел...
- Почему же? Я вас догоню, вот только шапку... А ну, жена, ищи и ты!
Темные фигуры с вилами, с косами, а кое-кто и с оглоблей в руках сходились под деревьями, склонившимися над валом. Слышно было, как в кустах фыркают кони. Максим Кривонос и Савва Гайчура с лесовиками сидели на траве, свесив ноги в ров. Подошел Мартын, джура Кривоноса, и присел возле них на корточки.
- И этих уже хватит.
- А сколько? - спросил Кривонос.
- Человек тридцать, а остальные, наверно, подойдут на огонек.
- Коли будут все, виновных панам не найти.
Подошло еще человек десять, Яцько сказал:
- Больше не будет.
- А Микита пришел?
- Все еще шапку, верно, ищет.
- Еще на панский двор побежит искать. Он такой - с перепугу и на себя донесет.
- Зовите людей сюда!
Максим Кривонос встал.
- Люди, кому жаль пана, или у кого душа уже в пятки ушла, или кому и так хорошо живется, - пусть возвращаются домой. Таких нам не нужно. А мы пойдем да спросим пана-ляха: какие он имеет привилеи, что нашей землей владеет? По какому праву он людей православных мучает? Почему заставляет на себя по пять дней в неделю работать? Что он, сражался за эту землю, как мы с вами?
- За что сжил со свету мою Зосю? - крикнул Здирка.
- И спросим!
- А почему это он пристал к Драчу?
- А тебе жаль? Пусть не лезет в паны.
- Куда девал Карпа?
- Спросим!
- Ну, так двинемся, люди, святую правду защищать. Много ли нас?
- Все, все пойдем! Мы его спросим, мы теперь с ним побеседуем!
Во дворе у Щенковского сторож стучал в колотушку. Яцько Здирка, отобрав десяток парней, пошел вперед. Еще десять человек с Гайчурой заходили со стороны сада, а Максим Кривонос с остальными направился к воротам. У ворот была сторожка, в которой бодрствовала надворная служба. Темная ночь укрыла строения, только на фоне неба вырисовывались то крыша, то купы деревьев. Сторож все еще постукивал по ту сторону дома, в сторожке было темно. У самого двора густо запахло сеном. Кто-то шепотом сказал:
- А жеребца так и не нашли.
- Дозорец увидел. "На что, говорит, такой хлопу?" - "Может, говорю, на войну пойдет". - "А разве он рыцарь или уроджоный? Пускай за возом ходит".
Вдали что-то жалобно застонало.
- Душа покойника!.. - прошептал испуганный голос.
- Наверно, и на том свете не сладко хлопу.
- Сова, должно быть.
Но стон вдруг прорвался коротким криком и затих. Не стало слышно и колотушки, вместо нее со двора донесся голос сыча.
- Беду или смерть предвещает?
- Гайчура нас опередил, - сказал Мартын и нажал на ворота.
С той стороны кто-то гремел засовами.
- Заходите, - позвал Яцько, - в людской всех гайдуков заперли. А мне бы только пана поймать - я из него душу вытрясу, я у него блуд со штанами вырву!..
Савва Гайчура уже стоял на крыльце и молотил кулаком в дверь, а крестьяне кольцом окружили дом. В сенях послышался чей-то голос.
- Пан! - злорадно прошептал Здирка, но невольно отступил за Кривоноса.
Савва Гайчура засипел:
- Принимай гостей, вашмость!
- Пришли с того света, - подхватил Яцько, - и Зося, и Свирид Гедзь. Еще не забыли, пане?
Из предосторожности Гайчура отошел за стену и повернул ухо к двери. Но за дверью было тихо.
- Наверно, обмер пан.
- Берегитесь, берегитесь! Он еще придумает что-нибудь.
В сенях снова послышался шорох, вслед за ним какой-то визг, потом громко залаял пес. Крестьяне шарахнулись от крыльца.
- Это же волкодав, он сразу за горло хватает! Ей-ей, задушит!