Дни Волынского сочтены. Бирон готовит ему немилость и казнь. И Волынский, с его блестящим умом, понимает ловушку, но надеется, что успеет завоевать доверие Анны и стать необходимым ей. Он готовит доклад царице "Генеральное рассуждение о поправлении внутренних государственных дел" - ищет средства спасти нищую Россию. Как важно было бы подкрепить свои слова открытием нового, небывалого богатства! Заветной мечтой Петра Первого было найти золотые россыпи без походов и войн не в дальних горячих странах, а у себя в России. Ведь Анна считает себя продолжательницей начинаний Петра Первого. Увлечь ее блеском золота и вечной славы - о, за это Волынский взялся бы!
Взялся бы, если б знал. Но Волынский не знал и не думал никогда о русском золоте. Еще меньше подозревал он, что это золото так близко к нему.
Коляска скрылась за стрижеными липами Марлинской аллеи.
Веселый, гордый удачей, заглянул в слободку Санко. Через плечо сети, в руках и за спиной западенки и клетки с птицами.
- Я, брат, больше всех наловил. Сети больно хороши: легкие, ходкие. Чечеток стая ко мне спустилась… во стая!.. Я - раз. Половина моя. Щеглы есть, чижи, зяблики. В западенку всё больше синицы лезли да поползни. Это долго: пока вынимаешь, пока что. А сетью - раз! - есть!.. Ну, пойду в Малый, сдать надо.
И ушел. После обеда был сбор охотничьей и придворной челяди. Всадникам на конях, кучерам с запряжкой, всем в парадной амуниции.
По кругу шагом ехали конные, все на белых лошадях с коротко подстриженными хвостами и гривами. Наездники в зеленых мундирах, а поверх зелёный же кафтан. На груди начищенные медные гербы, сбоку короткие ножи, за плечами ружья. У каждого на сворке тройка собак, поджарых, острогрудых.
Егор стал у угла каменного дома, подальше от народа. Скоро послышалось ему встревоженное кряканье уток - совсем близко, сзади. Оглянулся - никого. Немного погодя опять кряканье да вперемежку с задорным собачьим лаем. И не видя, Егор ясно представил себе: маленькая шавка, молодая, почти щенок, и ухо, наверно, завернулось. Посмотрел вдоль стены - ни собаки, ни уток нет. Прошел шагов пять и в нише увидел человека, сидевшего, поджав под себя ноги.
- Чего ищешь? - спросил тот смутившегося Егора.
- Ничего… Собака уток гоняет где-то тут.
- Уток?.. Ты приезжий?
- Да.
- Издалека ли?
- Из Сибири.
- И своей охотой приехал?.. У вас там, говорят, вольных мест много, правда ли?
- Это, видно, еще дальше. Я уральский.
- Под помещиками ходите?
- Заводы у нас. Горные заводы, железные и медные;
- Хлебушко родится?
Егора подкупал добрый, открытый взгляд человека, неторопливые прямые вопросы.
- Крестьянин? - в свою очередь спросил он.
- Был когда-то. С пятнадцати лет здесь при дворе. Петром Алексеичем еще определен.
- Вот как! - На всех придворных челядинцах лежала неизгладимая печать: чванства - у старших, угодливой суетливости - у младших. Собеседник Егора не похож был на придворного служителя.
- А должность какая?
- Ты слышал.
- Что?
Вместо ответа человек вдруг закрякал уткой - да как искусно!
- Похоже?
- Здорово ты… Снасть какая у тебя во рту или просто так?
- Попросту.
- Слушай, ты, значит, перед царицей это делаешь, во дворце бываешь?
- Нет, где уж во дворце. Фонтан "Утки" есть в Нижнем саду, с машиной. Как машину пустишь, утки по воде кругом плавают, а за ними собачонка кружится. Из меди фигуры-то. У уток головы вверх, и из каждой фонтанчик бьет. А я в сторонке сижу неподалеку. Сторожка в кустах сделана, наполовину в земле, с боков ветками прикрыта. Как увижу, кто из господ подходит, мое дело машину пустить, чтоб фигуры вертелись, и голоса подавать в трубу. Летом, когда двор здесь живет, я почти и не выхожу из сторожки.
- И давно, баешь, так-то?
- Вот уж годов двадцать.
- Какое же тебе звание?
- Звание… Фонтанный мужик - и всё. Так пишут.
Мимо, с площади, рысью проехали всадники с собаками.
- Пикеры.
- Кто такие?
- Пикеры, а эти, без собак, конные егери. В парфорс-ягде зверей гоняют.
Егор хотел расспросить про парфорс-ягд, но тут прошли двое людей, очень странно одетых. "Заморские принцы?" - подумал Егор. На них были надеты пестрые епанчи с каймой; на локтях и под коленками банты из зеленых лент; обувь - легкие башмаки с блестящими пряжками, на головах бархатные шапочки с кистями и страусовыми перьями.
- Это кто еще?
- Скороходы.
- Пестрые какие, как иволги. Что они, верно, скоро бегают? - Тут Егор вспомнил, что скороходом назвался неизвестный, которого он освободил вместо Андрея Дробинина на горе Благодать, и Егор перебил себя новым вопросом:
- Не знавал ты скорохода Марко?
- Такого не слыхал. Да спроси у них, они друг дружку все знают, скороходов немного.
- Что ты, что ты!.. - Егора испугала мысль заговорить с такими нарядными и необыкновенными людьми. И о ком заговорить? - о беглом каторжнике. Но фонтанный мужик уже окликнул скороходов. Те вернулись.
- Парню Марко-скороход нужен, - не знаете случаем?
- Марко? - Скороходы переглянулись. - Марко!.. Данилы Второва брат? Он же в бегах. Второй год разыскивается. Ты где его видал?
- Да почти что и не видал… - Егор досадовал на свой промах и на услугу фонтанного мужика. - Слышал только про такого, что царским скороходом служил.
- Коли что знаешь, скажи Даниле Михалычу, обрадуешь его. Второв - царский биксеншпаннер.
- Скажу. - Егор решил не разыскивать брата Марко и не говорить ничего. Потом, после всё это… Сейчас другое есть дело, и пусть ему ничто не мешает.
- Прощай, - сказал он фонтанному мужику и двинулся в слободку.
О приезде царицы говорили так: если погода удержится, - будет завтра утром. И на завтра же назначена большая охота в Оленьем зверинце.
Не было в Петергофе человека, который с таким же трепетом глядел бы на вечерний закат, как Егор.
Солнце садилось далеко за морем по желтому, как солома, небу, а выше заката - безоблачная зелень. Заход солнца обещал вёдро.
БОЛЬШАЯ ОХОТА
Пушечная пальба со стен обеих петербургских крепостей возвестила в пять часов пополуночи, что государыня покидает столицу. Водным путем она проследовала до Катерингофа, а там изволила пересесть в карету.
Через три часа загремели пушки на горе в Петергофе - царский поезд приближался.
Черные работники были уже уведены из садов, с приказом близко не подходить к заборам и решеткам. Часовых наставлено втрое против обычного.
Первыми прибежали скороходы. Упираясь на свои булавы, они делали большие прыжки. Зло крикнули: "с дороги!", хотя чисто выметенная дорога была пуста.
Пролетела открытая коляска Волынского, вслед такая же гофмейстера князя Трубецкого, и показалась шестерка лошадей цугом, катившая золоченую карету. Лошади были хороши: одна в одну, с кокардами и перьями на головах, с золотыми шорами. Хороша и фигурная карета, блеснувшая бахромой и зеркальными стеклами. На запятках высились два гайдука с пыльными лицами. Царицу в карете никто не успел разглядеть.
За золоченой каретой проскакал конвой конногвардейцев - васильковые кафтаны и алые камзолы с позументом, вороные лошади в красных чепраках с шитым золотом вензелем императрицы.
Следующая карета, не менее роскошная, чем царская, была Бирона. Третья - принцессы Елизаветы Петровны. Сквозь большие стекла кареты народ увидел невеселое круглое лицо дочери Петра Первого.
Экипажи мелькали один за другим. В толпе служителей узнавали:
- Обер-гофмаршал граф Левенвольд.
- Гофмейстерина княгиня Голицына.
- Обер-шталмейстер князь Куракин.
- Цытринька, Цытринька!.. Собачка государыни… А с ней князь Волконский.
- Персидский посол.
- Саксонский посланник.
- Грузинский царевич Бакар.
- Генерал Геннин.
Егор, не дожидаясь конца поезда, выскользнул из толпы и кинулся к конторе. Оказалось, кстати: только увидел его старший егерь, как сразу, схватил за плечо.
- Охотник?.. Из ловцов? А ну в загонщики ко мне! Живо! Еще кто в Олений?
Егор заликовал: так близко будет к царице. Вот и Санка бы в загонщики, посмотрел бы… Но Санка нет - с самого утра его взяли: как-то где-то выпускать наловленных им же птиц.
Загонщиков собрали у замка Темпель и повели в кустарники дальнего от моря края зверинца. В кусты заранее поставлены были корзины с зайцами. У каждой оставляли по одному человеку. Егор остался последним.
- Сиди скрытно, - приказал егерь. - Услышишь: близко гонят - выпускай. Спереду зверь набежит - ухай, не пускай. Сзаду - заворачивай его на дорогу.
Долго просидел Егор в тишине. Зайцы скребли корзину да осина плескала огненными листьями. Лес совсем уральский, есть на берегу Исети такие ложбинки. Если б не ветер, пахнущий морем, и не далекая музыка, - казалось бы, что дома.
Из куста смородины выметнулся заяц - так внезапно, что Егор вздрогнул. Ухать, что ли? - сзади он выскочил… Нерешительно, стыдясь нарушить тишину, покричал, помахал рукой на дорогу - "туда, мол, беги".
С соседнего места поднялся егерский ученик, строго сказал что-то. Недолго думая, Егор пошел к нему.
- Не началось еще. Чего стараешься? Этот вырвался, видно, у кого-нибудь.
- Это и будет парфорс-ягд?
- Ну да.
Егерский ученик, фамилия его Агалинский, сидел на тугом цилиндре скатанного полотна. Говорил укоризненно, но со скуки ожидания рад был хоть поучить этого деревенского облома.